ЧАСТЬ ВТОРАЯ
»…я не так далеко, ты можешь убить меня, не обнимая, моя дорогая…» _Моя дорогая_
С Николасом Брауном Микаса познакомилась в конце января. Точнее пару раз она натыкалась на какого-то серьёзного мужика с жуткими «енотовыми» глазами, походившего чем-то на помощника палача, но что он был её соседом, обитавшем в ближайшей квартире, об этом она знала несколько позже. Когда судьба, чтобы поиздеваться над нею сполна, сделала все возможное, чтобы эти двое встретились и узнали друг друга поближе. В целом, с местожительством ей «повезло». Точнее её соседями в районе оказались одни маргиналы и аутсайдеры общества. То были люди — выходцы из социального дна: трансвеститы, нудисты, циркачи и проститутки, не считая несколько семейных пар конченых наркоманов. Самая что ни есть «подходящая» компания для незамужней девушки наподобие Микасы Аккерман, довольствовавшаяся ранее окружением приятелей приятной наружности. Здесь же общаться ей было не с кем от слова «совсем». Хотя бы потому, что большую часть своего времени она проводила на работе, убивая его на дежурства, никого при этом к себе близко не подпуская, хотя бы потому, что окружающие не представляли для неё ни малейшего интереса. Пару раз она сталкивалась с соседом на лестнице, но так и не соизволила с ним поздороваться, делая вид, будто его не замечает. Единственное, что ей показалось странным в манере его поведения, так это то, что он постоянно таскал с собой катану, покидая свое пристанище рано утром и возвращаясь домой поздним вечером. Впрочем, её любопытство оказалось скоротечным и, продолжая набираться опыта в клинике доктора Тео, она вскоре поймала себя на мысли, что ей совершенно плевать на оружие соседа, так и на него самого. Как и обещал Эрвин, в пункте скорой психиатрической помощи Эргастулума, как именовали клинику Округа 7, её приняли без лишних вопросов, потому что других желающих работать в столь «прекрасном» месте особо не наблюдалось. Остальные, не продержавшись на стажировке и двое суток, спустя время сбегали в другие, более выгодные и безопасные места. Микаса оказалась единственной кандидатурой, которой сбегать попросту было некуда. Именно по этой причине, пройдя стажировку, во время которой её обучили всем тонкостям новой профессии, она и осталась здесь работать, узнав, что её предшественницу — юную медсестру Нину — убили в конце декабря в одном из ближайших к клинике кварталов, отсюда у доктора Тео возникла срочная необходимость найти себе помощницу. Умевшей не только ассистировать ему, как и врачу, но и выживать в условиях враждебных каменных «джунглей». То есть человек отправился на вызов и оказался случайно застрелен недобравшем дозы наркоманом. А это значило, что человек, работая в таких злачных местах, мог запросто распрощаться с собственной жизнью, просто выйдя на улицу в неподходящее время, либо отправившись на вызов к очередному пациенту без охраны. Впрочем, квалифицированный врач вряд ли бы загорелся желанием работать в бедном квартале криминального города, но у Микасы, давно распрощавшейся с прежним стилем жизни, и не имевшей никаких связей в мире медицины, не оставалось другого выбора, кроме как прозябать там, куда её отправили, не слишком обнадеживая информацией об улучшении условий работы. Так, сортируя больше месяца суицидников от наркоманов под присмотром своего нового шефа — доктора Тео и вновь оказавшись единственной девушкой в исключительно мужском коллективе, ни на что не жаловавшаяся полуазиатка постепенно проникалась новой жизнью корумпированного города, где всем заправляли мафиозные кланы, а полиция существовала ради галочки. Не спешившие доверять ей более ответственные задания и уверенные, что рано или поздно она сбежит из клиники, не выдержав работы с таким загруженным графиком с отсутствием выходных, вскоре коллеги начали к ней привыкать и замечая, что она не боится браться за самые запущенные случаи, постепенно перестали смотреть на неё свысока, обжигая духом мужского шовинизма. Так, Микаса становилась «своей» в кругу людей, не желавшей её ранее знать. А ведь здешний клиентский контингент заметно отличался от того общества, в котором ей приходилось вращаться за время работы в престижной психиатрической клинике Эрвина Смита. Постоянный мат и перегар. Но то был интересный и своеобразный мир. Со своими непонятным некоторым людям завораживающим шармом. Хотя бы потому, что люди в Эргастулуме делились на две четкие категории: свои и чужие. На чужих — все плевали, их могли убивать пачками, никто даже не встанет на их защиту. За своих же здесь стояли стеной. И совершенно далекая от понимания нюансов данной системы, Микаса искренне умилялась, когда за очередным безнадежным торчком с передозом в клинику доктора Тео заваливалась его банда. Ни с кем особо не сближаясь и общаясь с окружающими её людьми по мере необходимости, в один прекрасный момент она осознала, что даже в столь безнадежном городе, как Эргастулум, можно жить и получать от жизни некое подобие удовольствия. И все же она находилась в состоянии ожидания. Ей требовалось время для наращивания нового душевного панциря, чтобы научиться абстрагироваться от мнения и мыслей окружающих. Все изменилось в момент, когда возвращаясь домой после дежурства, она наткнулась в переулке на какого-то пацана, который вертя в пальцах пакетик с белым порошком, предложил ей кайфануть за небольшие деньги. Успев прилично набраться ещё на работе, Микаса почти согласилась на его авантюру, не в состоянии отказаться от очередного удовольствия, а потом резко передумав, одним ударом отправила юношу в нокаут. Что произошло тогда с ней, о том она не имела ни малейшего понятия. Очевидно, на подсознательном уровне сработали инстинкты, диктовавшие свои условия и противостоять которым она была не в состоянии. Впрочем, однажды ей уже пришлось побаловаться запрещенными веществами. Микаса отчетливо помнила тот день, когда ради того, чтобы освежить воспоминания юности, прикупила пару таких таблеток и, приняв приличную дозу, ещё долго не могла прийти в себя, борясь с Эреном, который тотчас пришел ей на помощь. В тот момент её настолько проглючило, что Эрен был вынужден запереть свою возлюбленную в ванной комнате — поймав волну «эйфории», Микаса настойчиво пыталась выйти в окно, чтобы поближе познакомиться с богом. Попрощавшись с жертвой, Микаса перешла на вторую сторону переулка и, вспомнив о том, что хотела затариться перед сном снотворным, направилась в сторону аптеки, заранее прикидывая себе, во сколько ей обойдутся такие траты. Возле прилавка суетился какой-то парень, который смерив полуазиатку оценивающим взглядом, стал за ней в очередь. Выбрав из списка, что ей требовалось, Микаса потянулась за своим бумажником, чтобы расплатиться за снотворное. Каким же было её удивление, когда обшарив карманы своей верхней одежды, она обнаружила его в руках шустрого ублюдка, который крикнув ей вслед что-то наподобие: «Chu’pate esa, maricon!», выскочил из аптеки, намереваясь скрыться с её глаз. — Ах ты ж бля… — только и успела проронить Микаса, мысленно распрощавшись не только со своим бумажником, но и наручными часами, подаренными ей когда-то Леви. Мелкое чмо позволило себе за наглость спиздить не только её бумажник, а вещь, напоминавшую ей о дорогом человеке. Вот тебе и безобидные прогулки по Эргастулуму, граничивших с безрассудностью. А ведь её неоднократно предупреждали о том, что надо быть постоянно начеку, если выходишь в вечернее, и не только, время на улицу криминального города. И в который раз проигнорировав напутствие коллег, заслуженно пострадала из-за собственной самоуверенности, поэтому винить в происшедшем, кроме себя, ей было некого. Не стоило ходить по району в хорошей куртке и дорогих часах на руке, и уж конечно же не следовало, наткнувшись на парня, пытавшегося сбыть наркоту, интересоваться у него, как идет бизнес. В тот вечер Микаса осознала, что армейские ботинки, которые носила вместо туфель с длинными каблуками, идеально подходят для ударов, независимо от возраста их обладателей, пусть в глазах мужчин они не делали её более женственной. Накануне переезда в Эргастулум, она продала свою старую машину, чтобы подзаработать денег на съем недорогой квартиры, и уверенная, что поступила неправильно, когда по этому городу можно было передвигаться при помощи транспорта, в очередной раз убедилась в верности своего умозаключения, когда осознала, что если бы вовремя не продала эту машину, её наверняка бы угнали, разобрав позже на запчасти. Решив в единоличном порядке разобраться с компанией, позаимствовавшей у неё самое дорогое — часы Аккермана, к концу махача она практически перестала сопротивляться, отдавшись на волю случая. И не потому, что хотела умереть, просто в подобной ситуации хер посопротивляешься… Микаса просто закрывала коленями живот, стараясь при этом прикрыть свое лицо от ударов руками. С учетом её физических возможностей такая ситуация выглядела просто смешной. Прежде никому не позволявшая дать себя в обиду, она до последнего держала оборону. В данной же ситуации, заранее смирившись с поражением, Микаса обрекла себя на физические страдания, даже не пытаясь сопротивляться. В таком виде, сплевывая кровь с разбитых губ, она и отправилась домой, надеясь забыть о драке на следующее утро. Самое смешное, что подарочные часы Аккермана она умудрилась нацепить на свое запястье именно сегодняшним утром, проебав в итоге не только их, но и куртку, в которых остались её ключи от арендуемой квартиры. Хозяин обещал объявиться только через два дня, и слабо себе представляя, где ей придется околачиваться все это время, Микаса планировала вышибить двери, чтобы хоть так проникнуть внутрь квартиры, но вспомнив о наставлении мужика, пообещавшем её выселить, если последует ещё одна такая выходка, (в свое время, не справившись с эмоциями на нервной почве, Микаса умудрилась разнести к чертям собачьим съемное жилье, выплеснув, таким образом, накопившийся негатив), поэтому пребывая далеко не в том настроении, чтобы подыскивать себе на ночь глядя новое пристанище, была вынуждена поступиться собственным принципам и, усевшись от безысходности на лестницу, стала устраиваться на ночлег в этом месте, раз другого выхода из ситуации в ближайшие пару дней предвидеться не могло. Спустя время за её спиной раздались чьи-то шаги, но полностью погрузившись в свои мрачные мысли, она не обратила на них никакого внимания. — Зайдешь? — донеслось до её слуха. Рискнув обернуться, Микаса увидела за своей спиной того самого соседа, рискнувшего первым нарушить установившееся между ними с первых дней её заселения в этот квартал молчание. Напоминавший чем-то серийного убийцу, он был одет в черные джинсы, кожаные сапоги с железными заклепками, и темно-серую водолазку с надписью «Deasy». «Добрые» парни, предлагавшие свою бескорыстную помощь, всегда вызывали у Микасы некую степень недоверия, а этот тип его и вовсе не внушал. Но как выяснилось позже, её опасения оказались напрасными. Но порядочно продрогнув под холодной лестницей, пока раздумывала, к кому податься в этом городе, где у неё совсем не было друзей, Микаса была вынуждена решиться на новую авантюру, в очередной раз наплевательски отнесшись к собственной безопасности. К тому же этот парень оказался первым, кто предложил ей свою помощь, ничего не требуя взамен и по-прежнему отказываясь верить в искренность его бескорыстия, поднявшись с лестницы, Микаса послушно последовала за ним, уверенная, что хуже, чем есть, ей уже не будет. «Нарвалась, походу, опять на какого-то больного на всю голову, — подумала полуазиатка, переступая порог чужой квартиры, — так что сразу не поймешь, кто он на самом деле: то ли маньяк, то ли убийца… Сейчас как достанет из потайного дипломата плоскогубцы, паяльную лампу, бахнет меня своей катаной по голове: ноги отдельно, руки отдельно, — все в целлофановый пакет и отправит меня в круиз бесплатный…» На удивление, мрачный сосед повел себя несколько иначе. И в два счета оказавшись напротив бара, распахнул его створки, оборачиваясь к недоумевающей Микасе: — Выпьешь? Готовая отказаться, Микаса почему-то передумала и поинтересовавшись наличием коньяка, сделала первый глоток, почувствовав, как засаднили её разбитые губы и слегка прикушенная после удара по лицу щека. В конце концов, непьющие люди заставляли окружение подозревать наличие у них каких-то страшных пороков, а то и вовсе тайную тягу к извращениям. И не желая выглядеть в глазах нового знакомого извращенкой, она была вынуждена смириться с употреблением спиртного, которое, на удивление, в столь непростой период жизни ей действительно помогло. Ничего не сказав, её сосед устроился в кресле напротив и не сводя заинтересованного взгляда с побитой полуазиатки, принялся потягивать из горлышка бутылки минералку, ожидая хоть какой-то реакции от своей новой знакомой, чтобы продолжить начатый с ней разговор. Не понимая людей, которые, в принципе, брезговали принимать спиртное, Микаса сделала ещё один глоток, и когда коньяк ударил ей, наконец-то, в голову, соизволила осмотреться мельком по сторонам, изучая интерьер постороннего жилища. Квартира оказалась точной копией её, только выглядела более обжитой и уютной. И не ощущая съемную квартиру собственным домом, Микаса также к нему относилась, не спеша превращать её в комфортное гнездышко. — Я Николас Браун, — неожиданно представился ей сосед, пригубив ещё немного минералки. — Микаса, — кратко выдала полуазиатка, поставив на стол опустевший стакан. — Что собираешься делать? — вполне доброжелательно осведомился у неё мужчина, с интересом рассматривая свое новое «приобретение» в виде живого человека. — А у меня есть варианты?! — слегка захмелев, ехидно поинтересовалась полуазиатка. — Переночую на лестнице, а когда вернется хозяин, заплачу ему за смену замка. — В полицию не хочешь заявить? Микаса посмотрела на него как на умалишенного. Боль в разбитых руках вновь дала о себе знать, растекаясь по телу, а разум опять поглотила ничем не сдерживаемая ярость. — Ты сейчас серьёзно? В Эргастулуме есть полиция?! Чисто теоретически она однажды видела, как по улице проезжал кортеж патрульных машин под предводительством офицера полиции Эргастулума — Чада Адкинса, и ей даже довелось лицезреть, как его напарник ручкался с каким-то чернокожим типом, чей наркологический анамнез привел в искреннее восхищение доктора Тео, когда тот попал в его клинику после очередной перестрелки. После того случая к ним зачастили вооруженные бандиты, угрожая перестрелять весь медперсонал, и каждый раз переживая очередное нападение, её коллеги как ни в чем не бывало продолжали ходить на работу, воспринимая подобного рода инциденты как само собой разумеющееся в Эргастулуме явление, о котором ни сном ни духу в нормальных в цивилизованных городах. Как после подобных стычек с враждующими между собой кланами оставался в живых её неприхотливый шеф — доктор Тео, для Микасы это до сих пор оставалось загадкой. — То есть, ты хочешь оставить все, как есть? — спросил Николас, успев оценить охуительное чувство юмора своей соседки. Не обратив внимания на иронию в его словах, Микаса сделала еще глоток спиртного. Как только алкоголь разливался по телу согревающей волной, ей пробивало на поговорить. В остальное же время она предпочитала жить по своим собственным правилам, держась особняком от опостылевшего коллектива. — Почему оставлю? — вспылила она, вновь потянувшись за бутылкой, распробовав как следует казенное спиртное. — Я найду этих ублюдков и перебью их всех по одному. У неё был вид, будто она и вправду собиралась провернуть эту «спецоперацию». Но подарок Аккермана вполне заслуживал подобного героизма. — Ты хоть запомнила, как они выглядели? — её сосед, прикидывающийся все время глухонемым, внезапно стал серьезным. — Мне, знаешь ли, было не до того, когда они начали меня избивать, — съязвила полуазиатка, сделав новый глоток спиртного, — но одного парня я все-таки запомнила, — нахмурив брови, как будто действительно пытаясь вспомнить его внешний вид, Микаса вдруг затараторила как в горячке: — Толстый, высокий и черный. На голову выше остальной компании. — Ты настолько невзъебенно крута, что готова перебить всю банду в одиночку? — фраза Николаса отдавала явным сарказмом, но Микаса предпочла ее не услышать. — Они отобрали у меня самую драгоценную вещь и я не имею права поступить иначе. — Какую? — холодно переспросил её новый знакомый, как будто решаясь что-то предпринять. — Часы, — ответила она, опрокидывая себе в горло новую порцию алкоголя. — Подарок человека, который слишком много значил для меня. В какой-то момент часы Аккермана и вправду превратились для неё в самую дорогую вещь в гребаном мире Эргастулума. — А звали этого человека? — У него дивное имя, — мечтательно пролепетала Микаса, чувствуя, как её щеки против воли покрываются слабым румянцем. — Леви Аккерман. — Главное, редкое, — процедил Николас, будучи не рад, что вообще завел об этом разговор. Дальнейшее Микаса помнила довольно смутно. Но порядочно напившись в тот вечер, она выложила перед малоизвестным человеком всю правду о своих отношениях с собственным пациентом, будто сама находилась на приеме у дипломированного специалиста психологии, готового выслушать её даже не за деньги, а за просто так, не скрыв от него даже подробностей своего увольнения из престижной клиники, где произошла судьбоносная встреча, разбившая ей впоследствии сердце. Словом, порядочно перебрав со спиртным, Микаса впала в невменяемое состояние и привыкнув разговаривать по пьяне со стенами, была рада, что в этот раз они ей «отвечали», а временами даже давали вполне годные советы, комментируя её импульсивные действия, без учета её порывов сорваться с места и отправиться в таком виде на поиски ублюдков, лишивших её последнего, что напоминало об Аккермане. Так что если бы не вмешательство Николаса Брауна, то и дело пресекавшего её попытки выйти на улицу, судьба Микасы могла бы закончиться куда плачевнее, чем можно было себе представить. Так что когда полуазиатка, проснувшись, соизволила открыть глаза, за окном давным-давно царило обыкновенное утро. Собутыльник по-прежнему сидел напротив, в том же кресле, с неизменной бутылкой минералки в руке, с интересом рассматривая отчаянную полуазиатку, с чьими истериками мог справиться только сильнейший. Обнаружив себя лежащей на диване и укрытой пледом, Микаса села, чувствуя странную тяжесть в голове. От резкого движения её резко затошнило и с трудом подавив свой позыв испачкать пол чужой квартиры, она поднесла ко рту свою ладонь, зарекшись после вчерашнего баловаться крепкими напитками. Вдобавок ко всему её мучила жажда, но не смея попросить о чем-либо своего нового знакомого даже под угрозой расстрела, Микаса вновь осмотрелась по сторонам, пытаясь вспомнить, как она сюда попала, предпочитая проснуться на холодной лестнице. Сам Николас Браун, по всей видимости, был ночным человеком, и судя по поведению, ложился спать под утро. Но будучи в какой-то степени ему благодарна, что он не воспользовался её беспомощным состоянием, когда у него была подобная возможность, возненавидев все на свете, Микаса поднесла ладони к своим вискам. — Пожалуй, я пойду, — вымолвила она, еле ворочая языком. — Спасибо за ночлег. — Сейчас у неё на повестке дня была только одна цель — вынести дверь в свою квартиру, полноценно выспаться, а потом отправиться на вечернее дежурство. И найдя взглядом свои брошенные у входной двери ботинки, немного успокоилась, подмигнув на прощание хозяину этой квартиры: — Ну, я пошла. Увы, сейчас у неё не было сил даже на то, чтобы подняться на ноги, не говоря о том, чтобы сорвавшись с места, направиться в квартиру, либо в клинику доктора Тео. — Сядь, — приказ Брауна подобно удара хлыста по самым уязвимым местам на теле подействовал на Микасу отрезвляюще и потеряв контроль над координацией своих движений, она снова рухнула на диван, мысленно выматерив сложившиеся обстоятельства и собственную слабость. «Пиздец, меня что, уже от звуковой волны кидает по сторонам?!», промелькнуло в мыслях разозлившейся полуазиатки. — И куда ты собралась? — поинтересовался Николас, подтрунивая над её беспомощностью. — Опять на лестницу? — Не твое дело, — вяло огрызнулась Микаса, только сейчас умудрившись прикинуть его возраст. На вид этому типу было около тридцати трех лет, а то и все тридцать четыре, и командовать им, как сопляками-сверстниками, у неё не особо получалось. Но даже это обстоятельство не позволяло гордой полуазиатке подстраиваться под чужие хотелки, вынуждавшие игнорировать собственные интересы. — Не хочу иметь дело с копами, если под дверью моей квартиры вдруг обнаружат труп насмерть замерзшей девушки, — равнодушно сообщил он, направляясь в кухню. — Лучше скажи, что предпочитаешь по утрам: чай или кофе? — Кофе, — сдавшись, еле слышно проронила Микаса, отдав предпочтение тому напитку, который не ассоциировался у неё с Леви. В конце концов, чего выебываться, будто её напоили, а теперь хотели лишить девственности? К тому же ей и самой было интересно, чего на самом деле хотел от неё сосед, запретив в таком виде отправляться к себе домой. Наслаждаясь горечью напитка, который обычно помогал ей справиться с последствиями утреннего похмелья, Микаса вдруг напрямую у него осведомилась причиной такой заботливости, как обычно, не скупясь на нецензурные выражения: — Какого хуя ты это делаешь? — Что именно? — уточнил он, окинув её безмятежно-спокойным взглядом. — Ну, помогаешь мне, всячески поддерживая... Думаешь, я поверю, что все это происходит за «просто так»? Мужчина, казалось, был искренне удивлен её вопросом. — Не хочу показаться невежливой, — Микаса начала закипать, вцепившись ладонями в чашку, — я благодарна тебе за помощь, просто давай договоримся сразу. Я не ищу ничьей дружбы и мне не нужно чужое сочувствие. И то, что я соизволила распустить вчера по пьянке язык, посвятив в подробности своей личной жизни, не означает, будто я собираюсь продолжить с тобой общение и дальше. Говори, какого хера тебе от меня надо, и я уйду. Николаса забавляло её поведение. — Ты заинтересовала меня, Микаса, — спокойно проронил он, откидываясь на спинку стула. — Озлобленная и разочарованная, ты пытаешься кусаться, но не знаешь, кого стоит кусать, а кого — нет, потому и бросаешься на всех подряд. Ты живучая, как крыса, но в Эргастулуме в одиночку долго не протянешь. Впрочем, насчет мотивации моей помощи можешь не беспокоиться. Мой к тебе интерес является чисто утилитарным и набиваться к тебе в друзья я не собираюсь, хотя бы потому, что сам не могу терпеть людей. Но ты можешь оказаться полезной. Ты врач, Микаса, а это всегда востребовано. Такими кадрами нельзя разбрасываться. Поэтому я и не хочу, чтобы ты погибла в одной из передряг, в которые постоянно встряешь, разучившись контролировать собственные эмоции. — Блядь, что-то я не припомню, будто я спрашивала у посторонних совета, как мне жить, — вызверилась на него полуазиатка, не в состоянии терпеть какие-либо поучения. — Твою мать, да имела я в виду таких советчиков! — Остынь, — губы мужчины искривились в загадочной усмешке. — То, что ты та еще сука, я уже понял, но в твоих интересах перестать передо мной выебываться, точно истеричная блядь, иначе я потеряю к тебе интерес. — А мне ничего от тебя и не надо, — отчеканила Микаса, встретившись на миг со взглядом его холодных, точно зимнее небо над Шиганшиной, глаз. Встав из-за стола, Браун хлопнул её по плечу, проходя мимо. Полуазиатка невольно согнулась от столь мощного прикосновения. — Я отлучусь на пару часов. Надо решить одно дельце, — с видом мужа, успокаивающего свою истеричку-жену, сообщил ей Николас, застегивая свою утепленную кожаную куртку. — Если хочешь, можешь выйти и поморозить свою жопу на лестнице, раз тебе не терпится покинуть мое жилище, но я бы на твоем месте несколько раз подумал, прежде чем решиться на столь отчаянный шаг. Обернувшись, Микаса заметила, как выжидающе он посмотрел на неё, но закатывать в его присутствии ещё одну истерику у неё не было ни сил, ни желания. — Пока меня не будет, можешь покопаться в холодильнике, — на всякий случай посоветовал ей Браун, искренне надеясь, что в его отсутствие она не вляпается в очередную проблему, которую ему придется потом разгребать собственными силами, и оставшись, в целом, доволен её спокойным поведением, поспешил убраться из помещения, прихватив с собой неразлучную катану.