ID работы: 741087

Сделай всё правильно

Гет
PG-13
Завершён
125
Lara_Jady бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
43 страницы, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
125 Нравится 16 Отзывы 36 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Каждая уважающая себя поклонница (заметьте, не фанатка) какого-либо актёра, мечтает с ним встретиться, задать несколько вопросов и получить автограф на фотографии, чтобы повесить её на стену и рассказывать детям и внукам. В этом ничего подозрительного нет. Это, как говорит моя подруга Мелани – "минимум поклонника". С фанатами всё гораздо сложнее, что им нужно никто чётко сформулировать не может. Так вот, я никогда не относилась ни к тем, ни к другим. Я не знала ни одного актёра современного кино, не ходила в кинотеатры уже лет пятнадцать, не читала новости, не смотрела телевизор и вообще, казалось, жила вне этой части культурного пространства. Нет, это правда, игровому кино я всегда предпочитала анимационное. И если вы спросите меня как так, то я отвечу – я долгое время работала на "Большую Ма" – самую большую сеть быстрого питания в стране.       На самом деле фирма, где я честно зарабатывала на жизнь, называлась "Колибри" и занималась готовкой. Да-да, именно приготовлением и отправлением в нужные точки еды, чаще всего на съемочные и концертные площадки. А я занималась тем, что каждый свой рабочий день рассекала на своём грузовичке просторы вверенного мне участка, в нужное время доставляла обеды и ужины на съёмочные площадки. Надо сказать, что у меня работа была самой почётной – я занималась актёрским составом, ведь многие из них сидели на специальных диетах, некоторые были вегетарианцами, имели пищевые аллергии... Иногда таких площадок могло быть четыре-пять в день, поэтому не удивительно, что лица всех голодных, встречающих меня, смазывались в одно сплошное пятно. Я раздавала контейнеры с их именами (обычно меня встречали менеджеры и подводили к нужным людям), требовала от главного подписи в документах для отчёта и уезжала дальше, вечером приезжая за пустой посудой. Это было всё, что я должна была делать.       "Большая Ма", суровая и тучная дама в возрасте, устанавливала для всех работников, особенно для таких, как я, строгие правила. Она так тряслась над своей репутацией и в каждом разговоре обязательно вставляла: "моя семья занимается этим с 1895 года". И никто не смел ей сказать, что это год зарождения кинематографа и что первые фильмы были короткометражными и документальными, без актёров и множества работников на площадке. Итак, правила были следующими: вы должны быть быстрыми, бесшумными и невидимыми. Никто не должен вас слышать или, тем более, видеть. Вас не должно существовать вообще. Не поднимайте глаз, не смотрите ни на кого, не задерживайтесь нигде, если кто-то захочет с вами заговорить, извинитесь и исчезните. Ничего не просите – ни автограф, ни снимок – вы здесь не для этого. Вы призраки, безгласные, безлицые, бестелесные. Нельзя было даже снимать куртку или кепку, если жарко. За все ограничения платили хорошо, и это всё, что интересовало меня, художника-оформителя только что с университетской лавки, в контракте, который я подписывала.       И всё шло хорошо, отлично, даже замечательно, но рухнуло в один день. Но началось всё как обычно: охрана, пропуск, место для грузовика, тележка с сумками-термосами, чтобы еда оставалась всегда горячей. Уставшая девушка-менеджер с именем Катрин на бейджике и её бормочущее "Добрый день". Пробежка по площадке, только бы не упасть, сколько же здесь декораций. И единственный контейнер, оставшийся на самом дне.       - "Джереми Реннер", - прочитала Катрин. – Знаешь, отнеси ему сама, в зал, - она быстро расписалась в документах и указала мне направление, а мои возражения исчезли в звучном стуке её каблучков.       Кажется, именно в этот момент у безгласного призрака появился голос. Я оставила тележку в коридоре, чтобы не греметь металлическими колёсами с истёршейся резиной, быстро побежала в зал. Всем работниками "Колибри" выдавалась специальная форма и самой главной её частью была специальная обувь, сшитая на заказ, ведь приходилось много ходить. Но лучшее было в том, что подошва была сделана так, что шаги получались совершенно бесшумными. За эти бесшумные передвижения нас и называли "призраками".       В зале, куда я пришла, было пусто, никаких тренажёров или конструкций, только маты устилали пол, одна стена была полностью зеркальной, а на противоположной от входа стене висела большая круглая мишень из пенопласта. Наверно, здесь тренировали трюки. Хотя, меня это не интересовало. Я призрак, я помню. На одной из лавок, что были расставлены вдоль стен, сидел мужчина. Вся его поза выражала усталость – он откинулся на стену, вытянул вперёд ноги, руки его лежали расслабленно, ладонями вверх, голова была склонена на плечо, на полотенце, что висело на его шее. Я жила около гимнастической школы, поэтому знала, как выглядят выжатые и физически, и морально люди. Одежда его была не обычной, явно костюм персонажа – ботинки на высокой шнуровке с толстой подошвой, штаны с ремнями и простая чёрная майка. Видимо, снимают что-то про военных. Только заметив его, я опустила глаза, сжала грубый ремень сумки и быстро направилась к нему. А той Катрин я ещё отомщу.       -Эмм… - я остановилась возле него и ещё ниже наклонила голову. – Здравствуйте, я ищу мистера Реннера, мне сказали, что я могу найти его в зале.       Мужчина вздрогнул, наверно, он дремал. Я едва не отскочила в сторону, ведь мне полагалось быть призраком, а теперь меня видят. Если Ма узнает, что я творю, то мне несдобровать. Мужчина же быстро подтянулся и, наклонившись, заглянул мне в лицо, нагло снимая кепку и отвечая:       - Я мистер Реннер, - сгримасничал он. – А ты кто?       Призрак, призрак, призрак, помнишь. Я быстро достала из сумки контейнер с его именем, поставила рядом с ним вместе с небольшой запечатанной бутылкой воды, выхватила свою кепку и убежала. В след мне донеслось: "Эй, прости! Спасибо!", но сквозь шум крови в ушах я почти ничего не расслышала. Остановилась я уже у своей тележки, и, решив, что на сегодня безумств достаточно, толкнула её к выходу. Если Ма узнает… Если только кто-то скажет Ма… Если только… Мне конец.       Но следующий день встретил меня обычной рабочей обстановкой. Мой грузовик уже заполнили всем необходимым, в канцелярии выдали план поездок, набор пропусков и ещё кипу листов, прикреплённых к твёрдой доске, которую полагалось всегда носить с собой. Коллеги-курьеры готовились к выездам, сетовали, что современное кино стало скучным и однообразным, что половину фильма рисуют на компьютере и скоро живые актёры станут совершенно не нужны, делились планами на отпуск, рассказывали анекдоты, курили, жаловались на жизнь и делились советами. На работе нам не с кем поговорить, но в грузовиках есть общая связь, поэтому эфир всегда заполняют голоса диспетчеров и водителей. Люблю этих людей.       Вновь та же площадка, где я была вчера, думаю, я узнала её только потому, что увидела знакомую Катрин. Нет, милая, испытывать на прочность терпение небес я тебе больше не позволю, поэтому веди меня, куда надо, и не смей сбегать к этому парню на посту охраны, с которым ты так мило переглядываешься.       Но то, что случилось, произошло не по вине Катрин. Я уже собиралась идти к грузовику, выполнив свою работу, как вдруг на моё плечо легла тяжёлая горячая ладонь. Меня тряхнуло так, что даже щёлкнули зубы, по позвоночнику пробежал противный поток холодных мурашек. Я обернулась и застыла. Напротив меня стоял он, тот самый вчерашний мужчина, как же его, совсем забыла.       - Привет, - ослепительно улыбнулся он.       - Привет, - мой голос был похож на детский лепет. Господи Боже, чем же я тебя разгневала?       - Прости за вчерашнее. Я очень устал и не сразу понял, что ты хочешь – автограф или накормить меня.       - Ничего страшного, - с максимальной убедительностью заверила я, отступая на шаг и упираясь поясницей в металлическую ручку тележки.       Только я не учла, что техники накануне смазали колёса и поменяли резину, поэтому моя единственная опора покинула меня и я упала на твёрдый бетонный пол, едва успев зацепиться за толстые прутья тележки. Хорошо, что она была достаточно тяжелой и массивной, чтобы выдержать мой вес и не перевернутся, ломая мне рёбра и позвоночник. Какое неловкое положение, за такое Ма меня расстреляет, а потом уволит. Или наоборот. Мужчина схватил меня за торчащий из-под куртки конец ремня, а потом помог встать на ноги. И инстинктивно прижал к себе ближе. И вот тогда я пропала, зачем я только подняла на него глаза, сумасшедшая. Изогнутые в усмешке губы, синие, как мне показалось при этом освещении, с примесью других цветов, глаза, лохматые русые волосы и слой грима, скрывающий следы усталости на лице.       - Прости, чёрт, как неловко, - я тут же отодвинулась, прижав к себе бумаги на дощечке, словно это могло меня защитить. – Мне нужно идти.       - Как тебя зовут? – крикнул он вдогонку.       - Сигрейв! – ответила я, не понимая, зачем я это сделала. Уже в грузовике я вспомнила его имя, точнее посмотрела на завалявшийся со вчерашнего дня обходной лист. Джереми Ли Реннер, актёр. Пора искать новую работу.       Вечером позвонила Маргарет – моя подруга ещё со школы. В противовес мне Маргарет была ярой киноманкой, не пропускала ни одной громкой премьеры, а её коллекции дисков была выделена целая стена в её квартире. А после выхода одного из фильмов – боже, да как его, она же трещала словно ненормальная, и почему я их не запоминаю – она настоятельно просила звать её не Марго, а Пегги, как главную героиню. Пегги с детства обладала примечательным талантом – она всегда знала, когда и кому из её друзей плохо и что нужно делать. Поэтому она и отправилась учиться на психолога и вот уже три года вела успешную практику в одном из реабилитационных центров, имела мужа-военного и маленького сына.       Маргарет примчалась незамедлительно, едва услышала в трубке мой убитый голос. А где она, там и бутылка вина, подаренная кем-то из пациентов, и пакет сладких фруктов. Едва я заикнулась о Реннере (стыдно признаться, но пришлось опять лезть в закрома своей памяти, а потом в сопроводительные листы, которые я должна была вечером занести в базу), как мне под бокал дорогого красного вина рассказали всю его фильмографию. Но Пегги не была бы Пегги, если бы не понимала, что приоритеты в моей жизни уже расставлены, что с начала я хочу накопить денег, а потом уже и муж, и ребёнок, и другая работа. После нескольких неудачных случаев в колледже я решила, что нервы дороже. Пегги посоветовала мне расслабиться, не придавать этому значения и делать то, что положено, быть призраком.       Казалось, жизнь вернулась в привычную колею: приехала – пробежалась под надзором новой спутницы по имени Джулия, которая всё делала чётко и по правилам, - уехала. Целую неделю я наслаждалась покоем и свободой. Кажется, всё пришло в норму, но не совсем. Одним вечером, когда я забирала посуду, он всё же меня поймал.       - Привет, Сигрейв, - раздалось за моей спиной, я услышала его голос даже сквозь гремящую в наушниках музыку. Хорошо, я не буду обращать на него внимания, буду делать вид, что меня интересуют только грязные контейнеры и плейер, он человек умный, должен понять, что его игнорируют и уйти. Не ушёл. Через секунду ободок наушников плавно переместили с макушки на шею, а кепку опять сняли.       Резко втягиваю в себя воздух, борюсь с желанием закричать.       - Сигрейв… - тянет он, ероша короткие волосы на затылке, счищая пальцами лак, или чем ему их уложили. На экране они выглядят, как нужно, но подойди он ближе и видно всё искусственное и показное. Это даже не его цвет волос, кажется. – Это правда, твоё имя?       - Да, меня зовут Сигрейв. Что-то случилось, мистер?       - Ты меня не помнишь? – удивлённо спрашивает он, а я цепляюсь за эту возможность.       - У меня кроме вашей ещё четыре площадки, я просто физически не могу запомнить всех, кому отвожу еду, - легко лгать, когда говоришь правду, так ведь.       - Ну, тогда придётся тебе меня запомнить, - ухмыляется он.       - Это вряд ли, - парирую с такой же ухмылкой. – Меня могут выгнать с работы, если кто-то узнает, что вы со мной разговариваете, – он хмурится, а я продолжаю объяснять: - Люди, подобные мне, должны быть призраками, невидимками, мы не должны мешать.       - Но ведь после работы мы никому не помешаем?       А потом мне назначают первое за восемь лет свидание. И в себя я прихожу только тогда, когда диктую ему свой номер телефона, а он моим маркером записывает его на внутренней стороне запястья.       Это безумие. Как всего за два дня он смог разломать мои принципы, мою ответственность и честность. Я меняюсь сменами с Кесси, чтобы пойти с ним на свидание, с человеком, чьё имя записано у меня на руке, под браслетом часов, потому что я его постоянно забываю. Да зачем ему это нужно? Когда я спрашиваю, он улыбается и отвечает: "Ты мне понравилась". Вот так, просто и всё! Хочется его ударить, хочется оттолкнуть и сказать, что я не такая, что меня интересуют только надёжные и верные, а артисты не такие, они, я думаю, другие, они привыкают жить в постоянной лжи и срастаются с нею. Не поймёшь, жизнь или игра. В ответ на мою пламенную речь он наклоняется и целует меня. А утром я просыпаюсь в его постели.       Когда меня бросил мой последний парень, я поклялась что сердечные чувства никогда не возьмут верх над разумом. Но это убеждение только что рассыпалось от одного поцелуя. И почему-то в тот момент я не думала, что будет со мной дальше, что я буду делать, когда Реннер найдёт себе другую игрушку для постели.       И с работы я всё же ухожу.       Именно на этом моменте моей жизни вы меня и застаёте. Я сижу в кресле и гипнотизирую взглядом короткое платье, в котором должна идти на закрытую премьеру фильма, на съёмках которого мы познакомились. На мою просьбу: "Можно я останусь дома?" Джереми резко ответил: "Нет". Кажется, таким тоном мой прадедушка говорил моей прабабушке, что её место на кухне. На пригласительном билете значится: "Эволюция Борна". Пегги долго мне рассказывала сюжеты предыдущих фильмов, пыталась дать диски, но я отказалась. Даже если я не работаю больше в киноиндустрии, это не значит, что я буду ходить в кино и смотреть телевизор. Да, Пегги не знает, что я встречаюсь (слово-то какое) с самим Джереми Реннером. Пегги знает только, что я теперь работаю по профессии – рисую иллюстрации к детским книжкам в издательстве, куда меня буквально силком затащила Мелани, мотивируя тем, что у её издателя самые плохие в мире художники, но самые лучшие тексты, – и что у меня налаживается какая-то личная жизнь, но я "слишком помешана на предрассудках и правилах и боишься познакомить подружек и своего мальчика. Думаешь, уведём?". Её фраза, кстати.       Такси привозит меня к кинотеатру, а дальше следует привычная процедура: показать пропуск на входе, с прямой спиной пройти под вспышки фотокамер и крики поклонниц, легко кивнуть кому-нибудь, совершенно незнакомому, и проскользнуть в зал. Моё место находится достаточно далеко от основного действа, я сама так попросила, я всё ещё хочу показать, что пусть мы и спим вместе, но между нами существует дистанция. Я ещё не рассталась с ролью призрака. На сцену выходят актёры и режиссер, что-то говорят, зал взрывается овациями, а я просто сижу, перебирая в пальцах бахрому на юбке или теребя ремешок маленькой сумочки.       Джереми смеётся и опять дикнет, но в какой-то момент начинает беспокойно шарить взглядом по заполненному залу, смотрит на меня в упор, улыбается уголком губ и продолжает лицедейство. Едва гаснет свет и начинается показ, я устраиваюсь удобнее в кресле, достаю наушники и включаю плейер. Уже давно я открыла для себя аудиокниги и сегодня меня ждала русская классика, "Война и мир" Толстого. Кажется, следующим фильмом Джереми будет что-то из братьев Гримм, а мне недавно дали книгу их сказок. Может, сделаю его каким-нибудь злодеем? Или наоборот, пусть будет принцем. Или попросить его детские фото и нарисовать с них какого-нибудь ребёнка?       После показа следует встреча с поклонниками и раздача автографов. Набираясь смелости, подхожу к Эдварду Нортону, едва замечая промелькнувшее на лице Джереми удивление.       - Как зовут? – устало спрашивает Эдвард, рассматривая уменьшенную копию постера "Невероятного Халка".       - Пегги. Пегги Ринк.       - Вам так понравился этот фильм? Не самый мой лучший, - он поднимает на меня глаза и натянуто улыбается.       - Я его даже не смотрела, - честно признаюсь, пряча карточку с подписью в сумочку. - Это для подруги. Потребовали именно ваш автограф и именно на этой картинке. Иначе не поверят.       Домой возвращаюсь около двух часов ночи. Реннер возвращается к утру, конечно, после пресс-конференции был закрытый банкет, на который я не пошла. Кто-то скажет, что я стерва, которой нравится изводить своего мужчину, кто-то назовёт меня словом покрепче, я лишь скажу, что после стольких лет в кроссовках встать на шпильки – пытка. И привыкнув постоянно быть в движении и на свежем воздухе, я не могу долго находиться в закрытом помещении.       Джереми шумит в прихожей, роняет на пол связку ключей, сдавленно ругается, милый, думает, что после этого шума я ещё могу спать. Выхожу из спальни, завернувшись в одеяло.       - Разбудил, да? – он стоит ко мне спиной, прижавшись лбом к прохладной деревянной изнанке металлической двери.       - Всё хорошо? – кладу руки ему на плечи, заставляю повернуться, всматриваюсь в лицо. Устал, разбит и вымотан, все его улыбки и чудачества отнимают много сил, но мало кто об этом знает. – С возвращением, - прижимаю его голову к своему плечу, пытаюсь укачать, вспоминая, как сидела иногда с маленьким Кевином, сыном Пегги. Зарываю пальцы в волосы, осторожно массирую кожу головы. Он кладёт руки мне на талию, прижимается ближе. Чёртово одеяло мешает. В такие моменты я действительно верю, что он хоть немного, но любит меня, хотя бы в три четверти также сильно, как и я его, что мы друг для друга хоть что-то значим.       – Пойдёшь в душ или сразу спать? – спрашиваю шёпотом, когда держать его становится тяжелее, верный признак того, что он расслабился.       - В душ. И спать, - выдыхает он мне в шею, собираясь с силами. – Не засыпай без меня.       - Хорошо, - киваю, только не понимаю, зачем он об этом просит, ведь на что-то большее его сейчас не хватит, а позволять мне руководить он не позволяет.       Джереми кивает и берёт меня за руку, целует внутреннюю сторону запястья, там, где ещё не сошли отметины от его сильных рук, которые скрывают широкие браслеты. Я повторяю его действия, отодвигая носом его любимые феньки. Это наше, личное, как жест доверия. Может и правда, есть между нами что-нибудь кроме постели?       День встречает меня приятной тяжестью его руки на животе и сопения мне куда-то в область ключицы. Сквозь плотно задёрнутые шторы свет не проникает, но видно, что уже не ночь, а повернуть голову к часам на тумбочке я не могу – Джереми спит чутко, а после вчерашнего вечера разбудить его будет кощунством, поэтому я просто лежу и смотрю в потолок. Иногда такие часы безделья мне очень помогают сосредоточиться на работе. Можно погреться, подумать, что-нибудь придумать. Например, в одно из таких пробуждений я придумала целую серию картинок для нового романа Мелани. Последняя была в восторге, особенно от рисунка влюблённых в беседке посреди японского сада. Кажется, она даже переписала несколько сцен, чтобы в точности соответствовать иллюстрации. Помню, это Джереми показывал мне фотографии цветущей сакуры и спрашивал, не хочется ли мне побывать в Японии.       Джереми долго ворочается, ворчит во сне, щекоча меня горячим дыханием, и наконец, просыпается. Тогда я позволяю себе перевернуться со спины на бок, постанывая от накатившей боли, мышцы затекли, суставы неприятно хрустнули, волосы закрыли лицо. В отличие от меня Реннер более гибкий и его это не так мучает.       - Доброе утро, солнышко, - стараюсь не вкладывать в голос столько яда, сколько накопилось за вчерашний вечер, но капелька проскальзывает, но мужчина ещё не отошёл ото сна, чтобы это заметить. Он мягко улыбается, тянется руками вверх и резко сгребает меня в объятья.       - И кто тебе позволил уйти так рано? – если бы не ломающийся спросонья голос, то фраза прозвучала бы угрожающе, но Джереми дополнил фразу кусачим поцелуем, и угроза была принята.       - Ты же знаешь, я неуютно чувствую себя на подобных мероприятиях, - хорошо, я знаю, чего ты хочешь, и знаю, что ты своего добьешься. Но я, наглая сука, для порядка буду сопротивляться.       - Да… - деланно удивлённый взгляд, а ловкие пальцы уже расправляются с моей пижамной рубашкой. – И к Нортону ты подошла, чтобы попросить вызвать тебе такси.       - Неужели ты ревнуешь? – переплетаю свои пальцы с его, придвигаюсь ближе к горячему телу, прижимаюсь. Ага, порывисто вздыхает, о чём же ты думал, Джереми, если ты так меня хочешь? Не ревновал, точно, чтобы ревновать, нужно любить, а у нас… Сколько мы вместе, а я так и не поняла, какую роль играю в твоей жизни. Если вообще играю хоть какую-то. Однажды ты найдёшь женщину опытнее, чем я, сговорчивее и покладистее, и что тогда?       - А что, если да, - он резко переворачивается, оказывается сверху, придавливает мне руки к матрацу. – Знаешь, как я хотел видеть тебя там, где нет лишних глаз, а ты исчезла, - жаркое дыхание скользит по телу, его путь повторяют шершавые губы. Это же ненормально, как он это делает? Как он может одним прикосновением заставить меня скулить и требовать ещё? – Любишь дразнить меня, девочка? Так получай, - его смешок выстрелом вышибает все мысли из головы, выключает разум, оставляя только тело и желание больше, ближе, слаще… Ччёрт!       Знаете, что выводит меня из себя больше всего? Нет, не его постоянные поездки на съемки, это его жизнь, я ничего не могу с этим поделать. Нет, не звонки от агента среди ночи. И не резкие перемены настроения, когда могут впечатать в стену и взять, оставляя жуткие синяки по всему телу, а могут долго и нежно ласкать в постели. С ним нужно быть осторожнее, как в сказке о русалочке, где каждый шаг пронизывает острой болью, и нужно ходить аккуратно, ступать осторожно. Меня раздражает его скрытность. Понятно, что он прячется от прессы, но не понятно, что он прячет от меня. Когда я спрашиваю его о слухах, бродящих в соц.сетях, о том, что он скоро станет отцом, он лишь отмахивается: "Не придавай этому значения". Хорошо, я не буду. Я нарисую злого мага для новой книги, и не обижайся, если он будет немного похож на тебя, милый.       Я никогда ни на что не рассчитывала. Ни на что, честно. Поэтому, когда в новостях, что высвечивались в отдельном виджете моего телефона, появилась строчка: "Голливудский актёр Джереми Реннер стал отцом", я не стала ничего говорить. Ничего. Я молча дождалась его, молча поехала с ним в больницу, не понимая, зачем он только меня с собой взял. Я даже молча помогла выбрать для новорожденной девочки подарок, когда мы заехали в супермаркет по дороге. Я приветливо поздоровалась с его родителями, избавила его от неловкости, когда его мама спросила кто я, ответив, что иллюстратор и что издательство готовит специальный выпуск сказки о Гензеле и Греттель, приуроченный к успеху его последнего фильма. От меня пахло масляными красками, пальцы были испачканы в карандаше (я рисовала, чтобы успокоится, когда он приехал за мной), поэтому мне безоговорочно поверили. Я просочилась, словно нечистый дух, в палату к молодой маме. И только тогда мне стало хуже всего. Она была красивой, рядом с ней кто-то подобный мне выглядел плохой декорацией, чем-то совершенно неуместным, мы отличались как чёрное и белое. Его отец и мать переглянулись, кивнули друг другу. Отец увёл счастливого Джереми в коридор под предлогом того, что женщинам нужно поговорить о своём, а мужчинам о своём. Я не знала, куда себя деть, но Валери, мама Джереми, попросила меня чуть приоткрыть шторы, чтобы в палату поступало больше света. Кажется, в этом самом свете я и растворилась, кажется, я вновь стала призраком. Смешно, но я даже увидела, как сквозь мои руки проникают солнечные лучи.       Я не имею на него никаких прав. Я не могу ничего от него требовать, абсолютно ничего. Ведь я всегда в тайне к этому готовилась.       - Джереми ничего пока не говорил о свадьбе, - даже голос у Сонни идеальный, такой, какой должен быть у девушки. - Я слышала, он встречается с кем-то.       - За это можешь не волноваться, если она не дура, то быстро поймет, что ей нужно делать.       Они разговаривают, не замечая меня в палате. Я призрак, я всего лишь призрак. Да, Валери, вы правы, я знаю, что должна сделать. Резкий звонок телефона отвлекает меня от мрачных мыслей. Сумбурно извиняюсь и выбегаю в коридор. На дисплее светится "Пегги", как вовремя, Пегги всегда все знает. Едва я отхожу на безопасное расстояние и нажимаю на ответ, как это случается. Ком, что стоял в горле, исчезает, словно он был сдерживающей плотиной, меня разрывает от боли и злости. Хочется рыдать и кричать одновременно, но нельзя, здесь больница, здесь не воют белугой. Поэтому я беру себя в руки, давлю в себе все желания и коротко говорю Пегги:       - Красный код. Я приеду вечером, - а на том конце провода лишь утвердительно гудят.       Я возвращаюсь в палату.       - Простите, вы не могли бы передать мистеру Реннеру, - ага, "мистеру Реннеру", давно же я его так не называла, - что меня срочно вызвал редактор. Я позвоню ему позже и сообщу о нашей следующей встрече, - которой никогда не будет! - Ещё раз поздравляю.       Убегаю, не дождавшись ответа. Не хочу больше так, хватит с меня.        Вещей у меня не много, всё помещается в небольшую спортивную сумку. Мобильный телефон я положила на столик у двери - его подарил Джереми, когда мы по неосторожности сломали моего старичка. Мне от него ничего не нужно, даже на память. Я думала, что привыкла к этой квартире, но оказалось, что покидать ее было проще всего. Ключи я оставила внизу, Джереми передадут, когда он вернётся. Хорошо, что мы не встретились, мне было бы сложно говорить с ним об этом. Да и он теперь отец, скоро станет мужем, ему не нужна будет постельная игрушка. Интересно, он хотя бы немного меня любил? Хотя, сейчас это уже не имеет значения.       Моя собственная квартира встречает меня тишиной и покоем. Оставляю в коридоре сумки и прохожу в единственную комнату. Как же давно я здесь не была? С того дня, как Реннер вложил в мою руку связку ключей от своего дома. Хорошо, что добрая соседка иногда заходит поливать цветы.       Все хорошо, Сигрейв Фернандес, теперь ты свободная женщина.       Вечером приходят подружки с двумя бутылками вина, конечно, нужно это отпраздновать. Мелани забирается с ногами на софу, сочувственно кивает и говорит, что отомстит ему в следующем романе. Пегги роется в моем шкафу, достает из него давно забытые платья и примеряет на меня. Девочки ведут меня в ночной клуб.       - Но как же твой муж? - возмущается раскрасневшаяся и весёлая Мелани.       - Муж с сыном и дедом на рыбалке, на выходные я полностью в вашем распоряжении, - парирует она.       С Маргарет Ринк не поспоришь. Факт. Но мне всё равно. Я свободная независимая женщина и я имею право на безумства. Особенно, если можно и нужно. Единодушно выбранное жёлтое платье не скрывает ничего, подозреваю, что куплено оно ещё в период моей бурной и беспутной юности. Иначе, почему оно такое короткое? Пегги хмыкает и залезает глубже в мой шкаф, отыскивая там чёрные пляжные шорты. Пока Пегги подбирает мне туфли и заколки, я выпрямляю волосы утюжком. Понимаю, что делаю это назло, Джереми нравились мои вьющиеся волосы, даже если в дождь я становилась похожа на барашка. Короткое платье тоже назло – он всегда говорил, что у меня красивые ноги, конечно, красивые, я столько лет бегала по съёмочным площадкам, сейчас могу поспорить с олимпийскими бегунами. Жаль, что с моделью Сонни поспорить не могу, у неё кроме ног есть ещё много чего. Например, тонкие изящные руки, не чета моим, с которых не сошли мозоли от тележки, которую я катала. Хватит! Хватит об этом думать!       И самое смешное, что подругам я жалуюсь на гипотетического парня со съёмочной площадки "Эволюции Борна", не называя имени. Пусть Джереми Реннер считает это моим прощальным подарком.       То, что было в клубе, я помню плохо, кажется, Мелани встретила там знакомых, мы выпили ещё, потом были танцы. С Джереми мы танцевали всего раз. Помню это даже сквозь алкогольную дымку. Редкий спокойный вечер, я рисую у стены, он читает новый сценарий. Зачем-то он потянулся к столу и случайно выдрал из гнезда моего телефона штекер наушников. По комнате тут же разнеслось тихое Joe Hisaishi – Spirited away.       - Ого, да у тебя и такая музыка есть? – удивляется он, привыкший к моим 30 Seconds to Mars, Evanescence, Linkin Park, Nevada Tan, the Rasmus и Skillet, что слышит каждый раз, снимая с меня наушники.       - Ага, помогает сосредоточиться, - показываю ему новый рисунок цветочного поля, одновременно пытаясь вытянуть провод и прикрепить его обратно.       - Потанцуете со мной, мисс Фернандес? – он на глазах преображается, становясь галантным кавалером, подаёт мне руку. Я улыбаюсь, снимаю с шеи наушники и принимаю приглашение. Как же давно это было.       Мой сегодняшний мужчина, кажется, его зовут Эрик, отличный партнёр, ведёт мягко и ненавязчиво. А то, что руки у него лежат ниже положенного, меня не смущает. Сегодня мне можно всё, всё, что я запрещала себе в течение стольких лет, задолго до встречи с Реннером, моей погибелью. Эрик наклоняется ко мне и целует, нагло проникает скользким языком в мой рот, делясь со мной противным вкусом алкоголя и сигарет. А я отвечаю, я наглая сука, стерва и тварь, отвечаю в поцелуе абсолютно незнакомому мужику. И боль, притуплённая алкоголем, вгрызается в меня с новой силой, накидывается, как сотня голодных волков, раздирает плоть в клочья, упивается моей кровью.       Ещё несколько рюмок и мы едем ко мне, благо, выгнать с утра завравшегося ухажера я смогу, недаром столько лет бегала с тяжёлой металлической тележкой и самостоятельно чинила поломки грузовичка. Он начинает целовать меня настойчивее около входной двери, когда я достаю ключи. Я пьяно смеюсь и увлекаю его за собой в тёмную комнату. Зачем нам свет, раздеться мы сможем и так, а видеть того, кто возьмёт меня этой ночью, я не хочу.       Когда мы со смехом заваливается на кровать, щёлкает выключатель, заливая небольшую комнату электрическим светом. Мы вдвоём подслеповато щуримся и застываем, глядя в одну точку, на входную дверь. Галлюцинация или нет, но там стоит злой донельзя Джереми, напряжённый, собранный, как для драки, руки скрещены на груди, на виске пульсирует жилка, губы сжаты в упрямую линию. Выдают только глаза – дикие, воспалённые, злые.       - Убери от неё руки, - зло бросает он, строго контролируя голос, но рычащие нотки всё равно пробиваются, как бы он не старался.       Эрик сползает с меня и нагловато улыбается, идёт к Джереми, укрыв меня своим пиджаком.       - А ты ещё кто такой? – спрашивает он.       - Не твоё дело, - Джереми шипит не хуже пустынной кобры, освобождая ему проход, всем своим самодовольным видом показывая, что тому лучше убраться.       - Да ты же этот, как его… - Эрик трясёт лохматой головой, вспоминает, а вспомнив, щёлкает пальцами. – Точно! Ты Уильям Джеймс, сапёр из "Повелителя бури"!       - Поздравляю, вспомнил, - вновь шипение. Я отползаю к изголовью кровати и подбираю под себя ноги. Часть алкоголя уже выветрилась и я начинаю понимать, что происходит. – А ещё я Джеффри Дамер, - ох, а вот этот оскал я помню, и лучше бы Эрику бежать и не оглядываться. – Поэтому тебе лучше поспешить, - он демонстративно облизывается.       Эрик бледнеет, срывает с кровати пиджак и уходит, пробормотав парочку извинений. Едва за ним захлопывается дверь, как Реннер дёргает меня за руку, грубо стаскивая с кровати, и тащит в ванну. Я кричу и пинаюсь, сыплю на его голову проклятия, какие только могу вспомнить, а ему всё нипочём, он легко заталкивает меня прямо в одежде в душевую кабинку, включает холодную воду и захлопывает дверь.       - Смой с себя эту грязь, - рычит он, не обращая на меня внимания.       - Да что тебе нужно? Зачем ты приехал? Тебе здесь нельзя находиться! – кричу я, колотя ладонями в пластиковую стену.       - Я сказал, смой с себя всю грязь, тогда и поговорим, - рычит он, отстаивая свои позиции. Приходится слушаться. Поразительно, даже после того, что произошло сегодня днём, он ещё смеет предъявлять свои права на меня.       Естественно он меня ждёт, ходит по комнате, как зверь по клетке, перекладывает с места на место мои вещи.       - Кто разрешил тебе уехать? - голос у него глухой, трескучий, словно из глубины.       - А разве мне нужно чьё-то разрешение? – холодно парирую. С меня хватит. Хватит, повторяю ещё раз. Сегодня я ему всё выскажу, пусть знает, что я обо всём этом думаю. Сегодня мне всё можно.       - Кто разрешил тебе уехать, не поговорив со мной? – Джереми подходит и сжимает пальцы на моих плечах, вглядывается тёмными, как небо перед штормом, глазами в моё лицо. Интересно, он рассчитывал на то, что я выйду из душа в полотенце? И не думал, милый, что у меня там осталась одежда из прачечной.       - Нам нечего обсуждать, - опять отрезаю. Так мы и переговариваемся короткими рублеными фразами.       - Сигрейв, послушай…       - Нет, это ты меня теперь слушай, лапочка. Думаешь, со мной так можно? Я знаю, что ты ни во что меня не ставишь, знаю, что я для тебя только грелка в постель, но это уже слишком. Зачем ты приехал? Чтобы лично сказать мне, чтобы я больше не появлялась в твоей жизни? Это я и без тебя уже поняла, у меня хватило на это мозгов, - больше слов у меня нет, непрошеные слёзы застилают глаза, говорить трудно и почему-то больно. – Убирайся, просто уходи и не возвращайся больше, пожалуйста, - голос всё же сорвался на писк.       - "Грелка в постель"… Оригинальное название для…       - Для шлюхи? – поднимаю голову, улыбка искажает моё лицо, судя по его взгляду, выглядит это как в каком-то фильме про умалишённых. – Так ты на меня рассчитывал? Этого ты от меня хотел? А потом не придумал, как бросить? Чем тебя не устраивает то, что я облегчила тебе жизнь?       - Ты пьяна, - вздыхает он, закрывая лицо руками. – Боже, что за бред ты несёшь, Сигрейв Фернандес.       - Это не бред. Это то, что в действительности между нами происходит. Вы тогда расстались, верно? Ты и Сонни. Тебе нужен был кто-то, кто тебя успокоит. И тут попалась я, простая девчонка, разносящая еду по съёмочным площадкам. Я то, что было доступно, хотя тебе было бы лучше найти кого-нибудь покрасивее и сговорчивее. Я только не поняла, почему я так легко на это согласилась. Но это уже мои проблемы, не твои.       В комнате повисает неловкое молчание. Неужели я попала точно в цель? Джереми отходит от меня, отшатывается, как от чумной, садится на смятую кровать. Жестом просит меня сесть рядом.       - Ты права, малыш, почти во всём права, - глухо произносит он, падая на спину и закрывая глаза ладонями. – Ты помнишь, когда я подошёл, чтобы извиниться, ты упала? Я тогда подумал, что ты со мной заигрываешь, а когда позже ты сказала, что даже не знаешь моего имени, тогда меня и повело. Мне просто стало интересно, смогу ли я заинтересовать такого человека, как ты, я хотел, чтобы ты меня запомнила. Наверно, это эгоизм, здоровый актёрский эгоизм, желание быть известным и любимым. Для тебя я был никем, ты не видела моих фильмов, не слышала моей музыки, даже не видела здания, с которыми я работаю. Ты не знала обо мне ничего, но так было гораздо интересней. Я не думал, что буду делать, когда завоюю тебя, не думал, что буду делать с такой маленькой победой. Хотя, нет, ты не маленькая победа, ты триумф, если я удержал тебя рядом так надолго.       - О, спасибо, очень лестно, - фыркаю, хотя хочется лечь к нему под бок и уснуть, окружённой запахом его одеколона и кожи. Опьянение исчезает, оставляя лишь усталость и ненависть к себе.       - Но ведь и ты дала мне прикурить, держала меня на расстоянии, не желала признавать, что мы вместе.       - Никаких "нас" не было, солнышко. Были только я, ты и постель.       - Прости, я не думал, что со стороны это выглядело именно так. Тебе нужно было сказать.       - А смысл? Что бы ты сделал?       Он тихо смеётся, берёт меня за руку, прикасается губами к запястью.       - Поэтому мне с тобой хорошо. Ты не даёшь расслабиться.       - Тебе нужно вернуться к ним, к Сонни и своей дочери. Теперь у тебя новые обязательства и новая ответственность. Сделай всё, как положено приличному человеку.       "И в твоём новом мире мне нет места", - не смогла я произнести.       У выхода он замялся, достал из кармана оставленный мною мобильный телефон и связку ключей, положил на столик под моим хмурым взглядом. Вернул. Всё равно привязал меня к себе этими нехитрыми вещицами.       - Я обещаю разобраться со всем быстро. Ты дождёшься? – спрашивает он, и только по тому, как чуть сорвался в конце голос, видно как он смущён.       - А если не дождусь?       - Я тебя отобью, и всё равно моей будешь, - он серьёзно заглядывает мне в глаза, ищет что-то, но находит и расслабляется.       - Видишь, ты и сам знаешь ответ.       Я закрываю за ним дверь, зная, что больше её не открою.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.