La Tortura

Taron Egerton. Bennie And The Jets

— Никита, а ты не мог бы губы накрасить? — Женя брякает это ценное сообщение и замирает, ожидая чего угодно. От словесного порицания, — матом, к примеру — до вполне ощутимого удара чем-нибудь увесистым по башке. Очень дурной башке. А начиналось всё вполне себе невинно неделю назад. Пока Женя пытался погладить себе футболку, ключевое слово — пытался, Никита зависал в телефоне, гоняя по ютубу всякую чушь от безделья. И вот уже победа над непослушной тканью, казалось бы, близка, когда Никита издал замысловатое хлюпанье носом и заржал в голос. Протянул телефон экраном к Жене и снова захрюкал. — Ну и чё? По сцене весьма энергично выплясывала дамочка в блестящем чёрном топике и кокетливых шортиках с оборочками, в окружении полуголых толстопопых девчонок. Но когда камера подползла к танцовщице поближе, Женя понял, что это вовсе не дамочка. Широкие плечи, жилистые, длинные ноги. Но… тонкая талия, упругая гибкость, пряди чёрных волос на красивом лице. И ярко накрашенный рот. Танцевал парень здорово, не смотря на причудливый прикид, непонятно было, с чего Никита так развеселился. — Что — чё? Это ж Том Холланд! Человек-Паук который! Ой, бля! Женя дёрнул плечом, перехватил утюг в другую руку. Никогда ему не понять пристрастие ко всяческим супергероям. Марвеловские фильмы Женька не смотрел и в героях совершенно не разбирался. И когда Никита ничтоже сумняшеся принимался объяснять ему на полном серьёзе как, что и когда именно происходит в любимой вселенной, то только отмахивался от него. Детский сад! Поэтому он недовольно буркнул: — Тебя б так одеть, попрыгал бы… — Ой, — Никита перевалился на живот, нескромно отставил тощую задницу: — И накрасить, да? — и облизал уголок рта подвижным язычком. Вот тут-то Женьку и заклинивает. Сразу и окончательно. И главное, фиг бы знал с чего. Никогда в жизни он не страдал никаким фетишизмом, не тащился от бритых ног или чёрных стрингов, но сейчас… Он представил тонкие Никитины губы, по-блядски алые, с чуть размазанной по краям помадой, беззащитно подрагивающие, беспомощно распахнутые в полустоне, полукрике. Представил очень ярко, как целует его рот, стирая к чертям весь макияж, как водит головкой члена по розовому языку, пачкая его в помаде. А этот рот шепчет: «Ещё, ещё!» Женя икнул, выключил утюг и бочком, осторожненько, выбрался за дверь. Штаны с трусами стали тесными не столько по ощущениям, но и на взгляд вскользь. Он был в этом уверен. Но хотелось сейчас не просто вставить и спустить, а этот слабый, безвольный ротик из собственной фантазии. В Никите не было ничего женственного, вот нифигашечки, а уж узкие, бледные губы на лице и вовсе не разглядеть. Однако Женю вштырило так, что он думать ни о чём не мог больше. Вполне себе понимая теперь всю проблему разнообразных маньяков, которых цепляет что-то и никуда от этого не денешься. Никита уже смотрел другое видео, отсмеявшись и, кажется, совершенно забыв о незначительном эпизоде. А Женя начал ломать голову, как бы половчее подъехать к нему с таким сомнительным предложением. Первым делом нужно было раздобыть, собственно, помаду. Просить у знакомых или сестры было нереально, можно нарваться на ненужные вопросы. Поэтому, прикинув так и этак, Женя пошёл простым путём — в ближайший Avon. Или как его там, не понимал он ничего в этом. Кукольно-бледнолицая девочка за прилавком мягко взмахнула пушистыми ресницами. — Вам в подарок? «Нет, блядь, на работу красится по дресс-коду заставляют!» — Да, — в ответ девочка посмотрела на него с лёгким недоумением, словно сомневаясь, что такому невзрачному индивиду есть кому что-то дарить. «Жил бы в большом городе, обязательно ляпнул бы, что своему парню подарю!» — злобно подумал Женька и безбожно завис от собственных мыслей. «У меня есть парень… пиздец…» — Хорошо, давайте определимся с ценовым диапазоном и с оттенком, — профессионально взяла себя в руки девочка. Если с ценой более менее всё было понятно, то с цветом Женя снова попал в медитативное висение между небом и землёй. Ему всегда казалось, что слова «пятьдесят оттенков серого» — это такое броское, запоминающееся выражение. Просто выражение. Но он и понятия не имел, что на свете реально существует ещё и сто пятьсот оттенков красного. Неуловимо похожих, но всё-таки отличающихся друг от друга. Но тут кукольная продавщица проявила удивительное терпение, проникнувшись снисходительностью к тупым мужикам. Не видящим разницы между «Пурпурной розой» и «Пудровым пионом». Это же очевидно два разных цвета! А потенциальный покупатель глупо чесал рыжий затылок, морщил высокий лоб и неуверенно блеял: — Мне бы поярче, посветлее… — Ну вот посмотрите, ещё оттенок. «Восточная заря»! * Совсем было впавший в священный ужас Женя внезапно обратил внимание на длиннющие ногти девочки-продавца. Под ложечкой мягко засосало, и он едва не схватил её за руку: — Вот! Вот такой цвет мне нужен! Она молча уставилась на свой маникюр, неопределённо хмыкнула и открыла ящик у себя за спиной. — Держите — «Алая ведьма». Да? — из серебристой тубы медленно показался наружу глянцевый, нежно-алого цвета язычок. Сам процесс демонстрации выглядел невыносимо пошло, или это у него совсем уже мозги набекрень? — Именно что ведьма! — Женя на радостях тихонько засмеялся и полез за кошельком. Но сейчас этот пикантный эпизод из косметического магазина совершенно выветрился у Женьки из памяти. Он стоял напротив Никиты, убрав руки за спину и задавал свой самый главный вопрос дня. У Никиты округлились глаза и отвисла челюсть. Молчание затягивалось. — То есть, вот в таком, натуральном виде, я тебя уже не устраиваю? Настал Женькин черёд удивляться. Как-то он не подумал ещё и о таком развитии событий. — Нет! — с нажимом сказал он. — Не в этом дело! Устраиваешь, конечно, просто… хочется мне так, блин, как тебе объяснить? Женя окончательно стушевался, в самом деле не зная, как толком выразить своё глупое желание. А Никита как сидел с разинутым ртом, так и загоготал в голос. — А, так нам разнообразия захотелось? Женькины щёки немедленно засветились всеми красными красками, которые есть в природе. Вот в каком виде надо было за косметикой идти! — Ну, даже если и так. Да не ржи ты! Мне самому стрёмно. — Бля, Жень, я с тебя тащусь! Каких-то пару месяцев назад ты меня чуть не прибил за невинный поцелуйчик в подсобке. А теперь красится заставляешь под девочку и язык как-то поворачивается ведь. Никита развеселился не на шутку. Присел на краешек стола, сложил руки на коленях и принялся с интересом разглядывать друга-любовника, в котором прямо на глазах открывались неизведанные дали прихотливых сексуальных фантазий. — Не под девочку! Чтобы это был именно ты и именно так… вот. — Ну конечно я, кто ж ещё! У тебя другого под рукой вроде нет. Пропустив мимо ушей его откровенное ёрничание Женя аж задохнулся: — Так ты согласен? — А куда я денусь? — хохотнул Никита. — Самому интересно уже. Женя опустил глаза, медленно сунул руку в карман и выудил оттуда выстраданный предмет своего нездорового восторга. Никита с огромным трудом подавил желание снова заржать. Женька выглядел настолько смущённым, насколько вообще может выглядеть смущённым один парень, просящий другого накрасится. — А это… остальное красить? Или бельишко там какое? Чулочки? — идти в разнос, так по полной программе. Женя не глядя сел, едва не промазав мимо стула. — А у тебя что, есть? — замогильным голосом пробубнил он. — Нет, конечно. Но достать-то можно, не проблема, ага? — после этих идиотских разговоров Никита вообще не представлял, как они будут трахаться, не сдохнув предварительно от смеха. Ну вот лично он сам, по крайней мере. — Не, не надо. Это уж как-то совсем. Никита взял из его рук тубу с помадой, открутил колпачок и выдвинул столбик алого цвета. Помолчал, поморгал. И долго, протяжно вздохнул. — Мало того, что я снизу, теперь ещё и шлюха! А Женька его, похоже, и не слышал, как зачарованный уставясь на вымечтанное сочетание цвета и персонажа. У него всё сошлось, осталось подождать ещё немного. Никита обвёл вокруг глазами, вспомнил, что зеркало в ванной. Коротко и с большим чувством посмотрел на ошарашенного Женьку и вышел за дверь. Он стоял перед маленьким, забрызганным по краям белыми каплями зеркалом, в котором отражался лишь по плечи. Внимательно разглядывая себя, словно пытаясь определить те предпосылки, что сподвигли Женю на такую замороченную фантазию. Потом отложил тюбик, стянул через голову футболку. Выставил вперёд подбородок и приоткрыл губы. Никита сто раз видел, как мама красится перед работой и теперь надеялся быстро справится с поставленной задачей. Но первая же попытка окончилась провалом. Он поспешил, слишком сильно нажимая на нежную кожу, получилось неровно, жирно, самому не понравилось. Никита хохотнул, быстро смыл огрехи и снова уставился на свеженькое поле работы. Мягко и аккуратно прикоснулся ярким столбиком к нижней губе, внимательно наблюдая, как алый глянец покрывает её. Что-то такое было в этом. В самом процессе. Волнующее, пошлое, кожа на лице сразу стала бледной и словно светящейся изнутри. Помада щекотала губы, делала их тёплыми и чувствительными. Никита закончил. Собрал рот в кучку, промокнул губы друг о друга, как не раз видел у мамы. Приоткрыл рот, обвёл языком и замер, снова разглядывая себя. Шалые, раскосые глаза, яркие губы… Отодвинулся от зеркала, поймав в отражение хрупкие ключицы. Нет, он не стал похож на хорошенькую девочку, только на развратного мальчишку. Который застыл в нетерпеливом ожидании, когда же его трахнут. «Господи, блять, какая же пошлятина!» Женька в это время настороженно и нетерпеливо ждал, обняв себя руками. Заслышав шаги, тут же приклеился взглядом к двери. — Не смотри! Пришлось отвернуться и ждать. Всё-таки Никита согласился выполнить его просьбу и теперь стоит его слушать. Женька терпел до последнего, пока физически не почувствовал Никиту рядом. Близко-близко. Вскинул глаза и едва не грохнулся в обморок. Никита не насмешничал, даже не улыбался, лишь приоткрывал алые губы так, как ему хотелось. Полуголый, с ярким ртом, полностью в его распоряжении. Весь. Женя поднял руку, медленно-медленно провёл большим пальцем снизу под губой, чтобы сразу не стереть всё великолепие. Кожа податливо сминалась под давлением, а в никитиных глазах с такой же неторопливостью появлялась знакомая муть. Женька нажал на подбородок, открывая его рот и задохнулся от нахлынувшего возбуждения. Резко под дых дёрнуло с такой силой, что члену стало почти больно в узком обтяге одежды. Мазнул пальцем уголок губ, размазывая помаду по щеке. Никита словно чувствовал, что ему нужно, держал рот полуоткрытым, беспомощно выставив подбородок и помалкивал. А Женька не замечал, как тяжело дышит, слегка постанывая от едва сдерживаемого нетерпения. Как его знобит от желания вцепиться в эти губы. Никита высунул кончик языка, коротко обмахнул верхнюю губку, дёрнулись уголки рта в полуулыбке. Женька почти слышал скрип быстро съезжающей собственной крыши и это, должно быть, была последняя связная мысль, которую он помнил. Потом был только жар во всём теле и на языке, когда он вылизывал никитин рот. Прихватил его руку, настойчиво потянул к паху, где всё ныло и болело. Сколько раз они уже падали вместе в койку? Но теперь, стоило добавить всего чуть-чуть и желание стало режуще-острым, как в первый раз. Он сжимал, тискал и ласкал Никиту везде, кажется, одновременно, не отводя глаз от его лица. Бормотал что-то бессвязное, нетерпеливым жестом кладя руку на его макушку, опуская на колени. И вскрикивая каждый раз, когда на блестящей головке собственного члена появлялись алые разводы. До никитиной задницы он так и не добрался тогда, кончив ему пару раз в рот. С такой скоростью и почти без промежутков, что несказанно удивил самого себя. Никита ничего не имел против сольного выступления Жени, убедившись собственными глазами и ртом, как его не по детски накрыло. Тем более Женька не отпускал его ещё долго, медленно и с одному ему понятным вожделением касаясь его пальцами, перемешивая помаду со своей спермой на его губах. Это было так сладко, странно и так по-другому, что Никита был не в состоянии подобрать какое-то чёткое определение. Словно знакомые до зубовного скрежета обои внезапно переклеить изнанкой наружу и пытаться найти на них прошлый рисунок. Оставалось лишь причитать, оттирая на удивление стойкую краску влажными салфетками со всех испачканных поверхностей, шутливо поругивая при этом Женьку. От которого сейчас все отскакивало, как от каменной глыбы. — Что дальше? Привяжешь меня к койке и отшлёпаешь? — Никите срочно нужно было перевести всё в шутку, чтобы уберечь нервную систему от перегруза. Чисто инстинктивно. — Не мешало бы. Чтоб язык не распускал лишний раз. — Женя потихоньку отходил от всплеска возбуждения, медленно и остро, как сосулька, тающая на неярком солнце. Ни разговоры разговаривать не хотелось, ни шевелиться лишний раз. Он понимал, что у Никиты свой способ справиться с напрягом, но сам предпочитал помалкивать. Как же странно получилось. Идея, воплощённая в жизнь не успокоила, не расслабила, а разбередила ещё больше. Женя потёр салфеткой щёку, закурил и задумался. Нет, это вовсе не означало для него, что теперь хочется Никиту в чулках, накрепко привязанного к кровати. Просто он как-то ярче, что ли, стал видеть окружающее. Больше и шире. Никита наморщил нос, обводя вокруг глазами в поисках одежды, а Женя видел плотно натянутую на его хрупких рёбрах тонкую кожу. Спутавшуюся отросшую чёлку и запавшие после бессонной ночи глаза. — Никит… — что сказать хотел, фиг знает. Хотелось, чтобы он посмотрел прямо на него выразительными фресочными глазами. Никита вздёрнул редкие бровки и уставился на Женю. — Чего? — Да не, так. — Какого цвета у него глаза всё-таки? Чай? Кофе? Нет, тёмный и густой коричневый оттенок, как у дорогого марочного коньяка в отдельном шкафчике в их магазине. — Что сегодня делать будешь? — К выпускному, бля, готовится! — засмеялся тот. — У меня ж туса завтра! Никита покрутил задом, согнув руки в локтях, наглядно продемонстрировав ожидающее его безудержное веселье. — Везёт, оторвёшься хоть. — Жене стало как-то тоскливо. Совсем чуть-чуть. Но настроение подпортилось, сам даже не понял от чего. Настырные пылинки скакали в солнечном свете внаглую, как у себя дома. Его опять ждала нудная уборка, и остатки скучного выходного быстро закончатся. Ему страшно хотелось, чтобы Никита сейчас остался и, подперев рукой щёку, рассеянно наблюдал за Женей, неуклюже таскающего по полу пылесос. — Пойду я. Маман припёрла костюм на примерку. Шоб я у неё самый красивый был! — бодро хохотнул Никита, поправляя и отряхивая на себе штаны. «Ты и так самый красивый,» — скрипнул зубами и отвёл глаза Женька. Он знал, что попроси сейчас — и Никита останется, проторчит до последнего, пока Оксана не начнёт обрывать телефон уже ему самому. Но почему-то молчал. — Давай! — Никита махнул рукой уже на пороге. — Я позвоню. Женька поймал его уже у самой двери, обнял за плечи, ткнулся губам в тёплую шею. Порывисто и смущённо. Но Никита тут же придержал его за локоть, с улыбкой поцеловал в губы. Вот его, бесстыжего, никогда ничего не смущало! — Я вернусь! Не скучай, рыжик… — взялся за дверную ручку и вышел. А Женька стоял с глупой улыбкой, уперев руки в бока и вспоминал, что вот с этого-то «рыжика» всё недоразумение и началось. *** Пока мама аккуратно разворачивала бежевый чехол для одежды, сокрушённо стрекоча о немыслимой дороговизне нарядных тряпок, Никита думал о Женьке. Чудной такой! Сначала было не уломать ни на что, потом не остановить, когда распробовал. Теперь и вовсе втянул его в такие дебри чувственных удовольствий, о которых только в кино показывают. А уж как он его провожал полчаса назад! Никита непроизвольно усмехнулся, вспомнив странное смущение перед ним, почти робкий чмок, так не похожий на всё до сих пор происходящее. — Никита! Ты меня слышишь? — А? — мама в ответ сурово поджала губы. — Где ты витаешь? Рубашка, говорю, у тебя же есть белая? Новую покупать смысла нет, я думаю. — Да, была, вроде. — Принеси! — потребовала она и погладила пальцами чёрный пиджак с глянцевыми лацканами. — Красота! — Страшная сила! — крикнул уже на пороге Никита, услышанное где-то выражение. Пока он без особого энтузиазма копался в собственном шкафу, прискакала мелкая Анька. И, пристально обозрев старшего брата, заголосила на всю квартиру: — А у Никиты губная помада на ушах! Никита дёрнулся, приложился темечком о верхнюю полку и с чувством выматерился, не обращая внимание на присутствие сестрёнки и матери. Которая в мгновение ока, словно через магический портал, оказалась рядом и вцепилась в вышеозначенные уши мёртвой хваткой. — Да где, где? Ничего нет, не выдумывай, Анька! — возмущённо сопротивлялся он. Мама прицельно ухватила его за мочку правого уха и тут же сунула ему под нос свой палец. Ярко-алое пятнышко, едва заметное, но не оставляющее сомнений в своём происхождении. «Как она его, блять, разглядела? А я как проглядел?» Вопреки недобрым предчувствиям Никиты, мама внезапно разулыбалась. — Ну, ну, у Женьки, значит, всю неделю ночуешь? А эта редиска тебя ещё и покрывает? Красно-бледный Никита недобро покосился на сестрёнку, стоявшую рядом с восторженно распахнутым ртом. — Тебе надо в ФСБ работать идти, личинка Шерлока Холмса, блин! Ситуация, в которой он сейчас находился, была совершенно патовой. Абсолютно, бесповоротно, наглухо тупиковой. Рассказывать правду было нереально. Вообще из области фантастики! А выдумывать себе теоретическую девушку… врать тоже не хотелось. — Рассказывай! — припёрла его к стенке мама. Две пары одинаковых карих глаз жадно уставились на него в предвкушении. — А чё рассказывать? Встретил Ленку, она как идиотка целоваться полезла посреди улицы. Еле отбился. Лена была одноклассницей Никиты и, правда, без всякого стеснения висла на нём в любое время. Даже при Оксане один раз было. Первый раз в жизни он порадовался её существованию, хотя обычно обходил десятой дорогой. Мама хищно прищурилась: — Лена — блондинка, а такой помадой обычно брюнетки пользуются! «Да, мам, я брюнетка как раз!» — Вот уж не знаю, кто там у вас чем пользуется и по каким правилам! — Никита раздражённо встряхнул злополучную рубашку. — Мерить — нет? Объяснение получилось на удивленье логичным. Мама с сестрёнкой переглянулись и разочарованно захлопали ресницами. Обиженно поджали губы. Неожиданная синхронность любимых «девчонок» рассмешила Никиту: — Да не расстраивайтесь вы! Заведу девушку, обязательно познакомлю! — Чур, меня первую! — запрыгала Аня. Мама махнула рукой и, улыбнувшись, достала брюки от костюма. Наигранно заворчала: — Дождёшься от тебя, в жизни устроиться ещё нужно, потом про девушек думать. Никита мерил выпускной костюм, разглядывал в зеркале непривычно строгого, почти незнакомого парня — Джеймс Бонд, лайт вариант, — а в голове скреблись непрошенные, неудобные мысли. Кого он мамке знакомиться приведёт? Женьку? «Ты, мам, конечно извини, но девушки мне не нравятся,» — так, что ли? Какой нужен склад характера и какая смелость, чтобы провернуть такой финт? Как вообще это всё происходит, ведь поступают же так парни, которые действительно любят парней. Никита не был уверен, что готов к перевороту в собственной жизни. И открещиваться от Жени он тоже был не готов. Родной, собственный, любимый рыжик, целиком и полностью его, — Никита был в этом уверен на все сто. А сколько сил он положил на этого рыжика! И что теперь? В соседней комнате щебетали сестрёнки, наряжаясь на завтра и советуя маме, какое платье надеть, гремел посудой на кухне отец, избавив сегодня старшего сына от дежурства по хозяйству. И Никите на секунду показалось, что все эти милые домашние мелочи, наряду с безусловной поддержкой и любовью родителей, ласковыми, шебутными сестрёнками лежат на одной чаше гипотетических весов, а на другой он сам, обнимающий по утрам сонного, разомлевшего Женьку, который смотрит на него, как на восьмое чудо света. И это ему тоже нужно! И что произойдёт с его жизнью, если весы безмолвно качнуться в одну из сторон? За окном стемнело. Никита задумчиво повертел в руках телефон и положил на тумбочку. Уткнулся носом в подушку и закрыл глаза.