Двери закрываются

      – И всё же, что заставило тебя вновь приехать сюда, принцесса?       Мусаши глянула на учителя.       – Только не стоит в этот раз про девочек-волшебниц. Я знаю, у тебя есть ещё причина.       – Откуда вы это знаете?       Окулист чуть наклонился, попытавшись разглядеть выражение её лица.       – Да у тебя в глазах написано.       Ей всё ещё не до конца было ясно, как он это делает и как глаза могут выдать столько правды о том, что творится в голове.       – Я просто одна из тех неудачниц, у которых всегда всё кувырком, – тихо начала Мусаши, ёрзая ногой по траве, – И мне подумалось, что может магия как-то изменит мою жизнь.       Она неуверенно подняла глаза.       – Вы же измените мою жизнь?       – Хм.       Окулист перевёл взор вперёд, мотнув светлой льдисто-голубой чёлкой и сверкнув моноклем.       – Я не могу изменить твою жизнь, принцесса.       Не дожидаясь от озадаченной девочки комментариев по этому поводу, он вновь повернулся к ней.       – Но я могу тебе показать, как изменить её самостоятельно.       Он улыбнулся.       – А у тебя получится. Сам видел.       – Это вы про нашу первую встречу?       – Угу, про неё.       И как я изменю её сама? Вроде стараюсь, а в жизни всё равно ничего не меняется. Буквально вчера умудрилась опозориться на каждом из школьных уроков – с утра проспала и опоздала, потом на стуле качалась и свалилась, а затем и вовсе обнаружила, что забыла дома домашнее задание по математике – и меня оставили на дежурство, когда остальные умчались играть в бейсбол… Ладно хоть по дороге сюда под поезд не попала.       – Ты никогда не думала, – мечтательно произнёс Окулист, чуть откинув голову назад, – что мы иногда сами создаём себе дождь в солнечную погоду?       Едва он это сказал, как на горизонте залитого светом неба сгустилась лиловая пелена туч.       – Ты, вроде, четвёрок боишься. Но у вас на Земле четыре времени года, четыре времени суток...       – А ещё у меня четвёртая группа крови... – добавила Мусаши. Она и сама точно не помнила, откуда она это узнала – родители в детстве часто таскали её по врачам, так как она то и дело умудрялась что-нибудь себе сломать. Вот, в ходе каких-то анализов и выяснилось, что четвёртая. Сомнительный повод для гордости.       – Тем более, принцесса, – он положил руку девочке на плечо; на его монокль из уже долетевшей до них тучи упало несколько капель дождя, – Ты, наверное, даже не знаешь, какая магия живёт в этом числе.       Мусаши уставилась на него.       – И какая же?       – Как насчёт начать узнавать прямо сейчас? – Окулист вновь улыбнулся. Точнее, он и не прекращал улыбаться. Мусаши даже спрашивала себя, не устаёт ли он постоянно держать уголки рта поднятыми вверх и не болят ли у него от этого щёки.       – Может, сначала под крышу уйдём? – Мусаши поёжилась от брызгавших на неё дождинок; ещё и ветерок подул прохладный, а она приехала сюда в одной лишь школьной «матроске», даже не думая о возможной прохладе, так как и дома цвело и пахло лето, и на Эо Лэй всегда солнечно, – Как-то дождь начинается...       – Дождь? Какой дождь? – не понял Окулист, – Ты уверена, что не сама его сейчас после моих слов придумала?       На горизонте сияющей серебристой линией рисовался край тучи, а за ним и лазурное небо.       – Да и стал бы дождь лить бесконечно? В мире всего три бесконечных вещи – Вселенная, магия и... Впрочем, неважно. Дождь к ним не относится.       Он взял её за ручку.       – Кстати, принцесса, эта радость намечается долгой. Пошли-ка в мой кабинет, там всегда пять часов и время чая.       По пути Мусаши о чём-то его спрашивала – например, что же такого особенного во времени в его кабинете (на это он ответил «подрастёшь – узнаешь») или когда он успел превратить накинутую поверх футболки джинсовку на привычную накидку, напоминавшую даже не ткань, а морскую волну. Ещё пару минут назад, пока они стояли у ограждения рядом с пушистыми кустами у какого-то белого домика, его наряд был совсем другим, но стоило ей на секунду отвлечься на пролетавшую мимо инопланетную птичку с антеннами на голове, как он изменился. А мне так можно? невольно подумала девочка. Такая способность пришлась бы очень кстати во время утренних сборов или если вдруг довелось случайно заляпать одежду шоколадом или кремом от пироженки.       Потом она вдруг поинтересовалась:       – Кстати, почему у вас волосы голубые?       Может, подобный цвет и был нормален для инопланетянина, но Окулист во многом был похож на человека, а у людей голубых волос, насколько было известно обычной земной школьнице, не бывает. Но они смотрелись на удивление естественно – Мусаши ни за что бы не подумала, что они крашенные. Ему этот цвет был даже к лицу.       – Что ты там бормочешь? Я блондин.       – Думаете, я ничего не вижу? Они же голубые!       – Значит, дело не во мне и моих волосах, а в тебе и твоих глазах, – улыбнулся Окулист, – Не верь всему, что видишь. Даже соль с виду не отличить от сахара.       – Грр, – Мусаши отвернулась, чтобы не видеть его улыбку от уха до уха, – Всё равно вижу голубые.       – Хорошо. Как пожелаешь, принцесса.       Интересно, он со всеми так разговаривает? Похоже, я всё же зря сюда приехала.       …Едва они зашли в кабинет где-то на верхних этажах Глаза-алмаза – даже до сюда имелась потайная лестница, о которой знали лишь избранные – как Окулист тут же нырнул за стол и, выдвинув разом все ящики, начал судорожно в них копаться.       – Куда я это задевал, – приговаривал он, выкидывая из ящиков какие-то записки, карточки, мячики в виде глазных яблок, невозможные тетраэдры и парочку каких-то странных очков. Одни из этих очков, словно птичка, взлетели и уютненько уселись на плечи Мусаши, поместив дужку-клювик ей на нос.       – Э, ну чего ещё? – Мусаши взяла очки-птицу в руки, – Не сейчас, давай без чепухи.       Моргнув выпуклыми линзами-глазами, птичка улетела.       – Во, нашёл! – Окулист вынул из ящика чёрный жезл с набалдашником – такие у фокусников бывают.       – Начнём сначала. Ты вроде девочкой-волшебницей хотела стать? – он радостно подошёл к Мусаши, – Хочешь волшебную палочку?       – Ну, допустим, давайте, – девочка неуверенно взяла жезл, – А она точно волшебная?       Она описала им в воздухе восьмёрку, ожидая увидеть, как из него в миг посыпятся разноцветные искры и волшебная пыль и произойдут какие-нибудь чудеса.       – И что? Ничего не происходит.       – О, забыл предупредить, – ответил Окулист, – Она не станет волшебной, пока ты сама не поверишь в то, что она волшебная.       Он подошёл к Мусаши.       – Помни, дорогая. Магия живёт у тебя внутри.       Та ухмыльнулась.       – Вы мне это уже говорили.       – Вот и отлично! Ты уже всё знаешь. Смотри!       Окулист раскрыл ладонь, после чего в ней пуф! – появился чёрный цилиндр.       – Перед нами пустая дырявая шляпа!       Он показал Мусаши цилиндр; его донышко свободно болталось на крохотном лоскутке, соединявшем его со стенкой.       – Давай, убеди меня, что на самом деле она не пустая!       – Но она же пустая.       – Ты уверена?       Одно ловкое подкидывание – и цилиндр после небольшого кувырка в воздухе оказался на голове Окулиста.       – А по мне так не пустая.       Хлоп-хлоп! хлопнул он в ладоши. Донышко цилиндра отворилось, точно крышка от коробочки, и оттуда, мяукнув, высунул свою чёрную пушистую головку Мышекот и выпрыгнул прямо в руки Окулиста.       – О-ой, что за дела? – Мусаши поняла, что стеклянные кубики, из которых был сложен пол, вдруг зашевелились и начали сами собой переставляться, словно огромная игра в пятнашки. Она перескакивала с кубика на кубик, которые так и танцевали у неё под ногами, добравшись до стола и пробуя схватиться за него. Но стол был явно против – он растаял льдом вместе со всем, что на нём лежало и стояло, и разлился синеватой водой, которая начала собираться в шарики и пузырьки, поднимающиеся ввысь. Кресло тоже не желало, чтоб на него садились – оно просто укатилось и пропало в чёрно-фиолетовой глубине кабинета.       – Всё, что ты видишь, это лишь иллюзия, созданная твоими мыслями и чувствами, – произнёс Окулист, обняв и поглаживая кота; он уже не стоял, а будто сидел прямо в воздухе – совсем непринуждённо, нога на ногу. Из шляпы тем временем вылетели ещё пара птиц и какая-то крытая рыба       – Нет ни цвета, ни звука, есть лишь волны и колебания.       Птицы и рыба взлетели под потолок, который словно выгнулся, став полусферой; под ним сгустились серебристые облачка, освещённые круглым белым абажуром лампы-луны, висевшим где-то совсем низко над головой, но в то же время высоко-высоко.       Мусаши ухватилась за объёмную и выступавшую из стены раму, обрамлявшую картину с огромной золотистой хризантемой. Цветок с картины вдруг распахнул огромный глаз, прятавшийся меж лепестков в серединке и хитро зыркнул на девочку.       – Ай! – Мусаши отпрянула от картины, после чего её поймало прилетевшее к ней облачко.       –Каждый из нас живёт в собственной Вселенной, которую сам создаёт.       Окулист остановился; облачко усадило Мусаши на вернувшееся и въехавшее в центр кабинета кресло и растворилось.       Кабинет вновь приобрёл привычный вид. Те же стены с картинами, тот же стеклянный стол, и даже те же разбросанные ранее вещи из ящиков снова оказались на полу.       – И которую сам наполняет смыслом, принцесса, – Окулист оглянулся на девочку, изящно опустившись на пол.       – Мне кажется, или ваш голос звучал как-то… по-другому? – поинтересовалась Мусаши, слезая с кресла. Пол из кубиков вроде снова был неподвижный.       – Что? Я всегда так говорю. В общем, суть ты уловила.       Вообще-то нет, сконфузилась та про себя.       – Ты сама строишь мир вокруг. Чем чётче картинка перед глазами, тем вероятнее всего ты сможешь его построить легко и быстро.       Мусаши недоуменно хихикнула. Да, да. А сейчас наверняка начнётся «а если она не строится, то, значит, ты недостаточно сильно этого хочешь…»       – Начнём с картинок поменьше, – он застенчиво отвёл взгляд и продолжил вполголоса, будто говоря сам с собой: – А то большие картинки даже я не всегда держу под контролем.       Шляпа соскочила с его головы и, прокатившись по его руке, протянутой к девочке, оказалась прямо перед её носом.       – Ну? Что ты видишь в этой шляпе?       Мусаши исследовала её взглядом.       – Дырку?       – Да нет же. Не буквально. Нужно увидеть какую-то картинку. Такую, которую кроме тебя никто не заметил бы.       – И чем я эту картинку увижу? – она вновь напялила пустую дырявую шляпу на голову, – Третьим глазом?       – Зачем тебе третий глаз, принцесса? Ты сначала два имеющихся нормально использовать научись.       Она осмотрелась. Взгляд случайно уцепился за парившие рядом с креслом Окулиста две самые обычные гайки; они зависли в воздухе, чуть перекрывая друг друга – необычным был только их размер.       – Да вроде и так умею...       – Или и вовсе пускай в ход не глаза, а что-то другое, – Окулист кинул в сторону гаек один из найденных в ящиках, но теперь валявшихся в общем беспорядке и позже поднятых им мячиков; тот пронёсся сквозь их отверстия, ударившись об стену и отскочив. Любой нормальный мячик пролетел бы по прямой, но движение этого будто изогнулось под углом, под которым висели гайки, чтобы идеально пройти сквозь их отверстия и не задеть их.       Либо мячик был заколдованным, либо с гайками что-то не так, тут же подумала Мусаши, либо у меня уже глаза ничего не воспринимают. Либо от лекций учителя мозги потихоньку превратились в онигири.       – Глаза, знаешь ли, связаны с головкой и сердечком, а головка и сердечко связаны ещё и с руками, – Окулист шагнул к столу, – А уж в них-то какая магия содержится, ммм…       Он отправил в рот одну за другой пару конфет из стоявшей там вазочки.       – Давай. Неувели фебе севдефко никакиф ивей не кидаеф? – спросил он с полным ртом.       В Мусаши прилетел какой-то розовый леденец; она успела его поймать, пока он не шлёпнулся на пол.       – Как будет чёткая картинка – прикажи палочке её воспроизвести, - прожевал он конфету, – Просто, как одиножды один.       – А у меня точно получится? – Мусаши повертела леденец в руке, тиская жезл за спиной.       – На такие неприличные вопросы я даже отвечать не буду, – Окулист показал на леденец, – Скушай, оно вкусное.       Вопреки всем ожиданиям попробовать что-то мерзкое леденец оказался со вкусом коричной булочки.       - Хм, – Мусаши сняла цилиндр и пару секунд посверлила его взглядом, – Пустая, пустая дырявая шляпа...       Она взмахнула тем самым жезлом.       – А в ней – зайка!       Из пустого дырявого цилиндра, вспыхнувшего небесно-розовыми искрами, выскочил белый кролик.       – А-а! – девочка чуть пошатнулась; кролик прыгнул прямо на неё.       Окулист похлопал.       – Отлично, принцесса!       – Я думала, зайцы легче… – кролик был большим и довольно тяжёлым, и Мусаши было трудно его удержать. Она даже выронила шляпу, чтоб удержать кролика обеими руками.       Вдруг его уши издали пронзительный звук:       – КРЯ!       Что? Откуда «кря»?       – Прости, не удержался добавить чуть-чуть от себя, – развёл руками Окулист.       – Учитель, вы издеваетесь? – Мусаши повела глазами. Сейчас, вроде как, я должна трюки показывать, а не вы.       – Веселитесь, многоуважаемый?       Это была Черничка. Она тихо вышла из-за притаившегося в углу тетраэдра, рёбра и вершины которого тоже не совсем поддавались законам физики и геометрии. В кабинете Окулиста этих законов просто не существовало.       – Кого я вижу! – Окулист метнулся к ней, – А ты знаешь, что пропустила первый урок нашей принцессы?       Черничка заметила Мусаши в кабинете.       – Ух-ты, – она изумлённо глянула на девочку, – Ты всё же вернулась.       В её руках была какая-то коробка.       – Тортик будешь? – улыбнулась Черничка, всё ещё глядя на Мусаши.       Мусаши выпустила кролика с утиными ушами. Вроде Мышекота не видно. Как бы они не сцапались, если вдруг встретятся.       А ведь есть и правда хочется…То, что у неё было с собой, она слопала ещё по дороге сюда, пока сидела в Ласточке, да и после леденца со вкусом булочек невольно разыгрался аппетит.       – Не знаю… – ответила она, наконец, – А с чем он?       – Тирамису с вишней, – сказала Черничка, а затем перевела взгляд на Окулиста и обратилась уже к нему:       – Только не слопайте половину в один присест, как вы обычно это любите.       – Ой, да не волну-уйся, – шагнул тот к стене и, взявшись за находившуюся там и незаметную до этого ручку, отворил дверцу и достал оттуда чайник и вставленные друг в друга чашки, – Принцесса, с тебя ложки.       – Ложки?! Какие ложки?       Она даже у себя дома забывала, где ложки лежат, а тут она вообще ничего не знала.       – Взгляни вокруг, оглянись назад, ложки с тобою связаться хотят, – напевал Окулист, повернувшись к столу и расставляя там чашки, пока Черничка распаковывала коробку с тортом.       Взгляд Мусаши метнулся из стороны в сторону. Так, где там та шляпа дырявая?... Заметив на полу шляпу с жезлом, она подняла их. В этот раз она точно знала, что делать. Будут вам ложки, так и быть.       Дзынь! – уже через минуту на стол из шляпы высыпалось четыре ложки.       – Ой. Откуда четвёртая? – не поняла Мусаши. Она хотела получить ровно три ложки ровно на троих.       Кажется, кое-кто в лице учителя в очередной раз изволил выпендриваться...       – Опять вы?!       Окулист вновь развёл руками и мило улыбнулся.       – Прости.       …Дело было где-то в первых числах июня. С тех пор Мусаши пока не изменила свою жизнь – но бывало, что внезапно разболевшийся живот мигом проходил самостоятельно, едва она задумывалась о том, не уйти ли домой, чем мучиться и отсиживать ещё и историю с литературой. Или солнце выглядывало из-за тёмной тучи, стоило ей вспомнить и напеть какую-нибудь весёлую песенку, чтобы было не так уныло шагать по улице.       Были ли в этом виноваты картинки Окулиста?       Вот бы и мальчик красивый так же появился из воздуха, думала Мусаши время от времени, листая вечерами истории про школу и любуясь на нарисованных парней на страницах.       Может быть, я что-то делаю не так? Магия вообще распространяется на такое?       Кто знает.       На подобные вопросы Окулист и сам вряд ли ответил бы.