Гарри Коттер, или Кот, который выжил

Петуния Дурсль — в девичестве Эванс, примерная жена Вернона Дурсля и сумасшедшая (в хорошем смысле этого слова) мать Дадли Дурсля, — всю свою жизнь искренне и неподдельно ненавидела кошек. Когда в семье, кроме вас, есть ведьма — не удивляйтесь тому, что вокруг дома стаями будут кишеть пушистые диверсанты. Все то время, что Петуния росла, а Лили — наездами бывала дома, — время делилось на «до» и «после». «До» — Лили учится в своей ненормальной школе, и жизнь в доме Эвансов идет спокойно и своим чередом. «После» — она приезжает на каникулы, и дом оккупируют лохматые твари. Если бы Петти спросили, как это происходило, она бы только пожала плечами. Сестра понимала язык этих тварей, и у старшей сестры иногда возникало чувство, что где-то по Коукворту были собственноручно развешаны рыжей ведьмой таблички с указанием «Приют для всех убогих котов — в доме по Эппл-Кэрриган-роуд, № 18). Они приходили отовсюду. Больные, грязные, искалеченные, усталые, выгнанные из обжитых уютных домов — вечно голодные странники, рвавшие друг другу глотки за миску мясной похлебки. И что хуже всего — беременные. Коты плодились как крысы, находя дам сердца прямо во дворе своего временного приюта, оставляя их на попечение людей и уходя в поисках лучшей жизни. Кошки же оставались. В доме они не жили, сад старались не терроризировать, но к обеду и ужину прибегали точно по часам. В особые зимние морозы ночевали под крыльцом дома, и сердобольная мать Петунии, миссис Эванс, выносила им теплые, обитые войлоком коробки. Родители относились к приходу котов и кошек достаточно равнодушно, даже помогали чем могли, но у Петти на нервной почве открылась аллергия, и она только и могла, что тихо котов ненавидеть. Тем более, что похлебку им выносила и варила именно она — Лили даже таких простых вещей сделать не могла. Только мурлыкала и щебетала с ними на их кошачьем, понятном только им языке, гладила, ласкала и потом бежала по своим делам. Коты и кошки ее обожали. Петунию они ненавидели. Особенно тяжко приходилось, когда кошки приходили к ним рожать. Пока Лили была дома — пристройство котят она брала на себя, и они вместе с Северусом каким-то образом ухитрялись избавиться от пушистых троглотов, которых в здравом уме в дом бы никто не взял. Только живодер. Если же беременные кошки приходили незадолго до отъезда Лили в Хогвартс, грязное дело по утоплению ненужных котят Петунии, матерясь, приходилось брать на себя. Она цинично завела специальное оцинкованное ведро с крышкой и позднее, поддавшись злобному вдохновению, даже нарисовала на нем маленького котенка с крылышками и нимбом. Технология утопления котят была однажды взята на вооружение у соседки, пожилой вдовы 80 лет, так же не жаловавшей кошек, и позднее — отработана до ювелирного блеска. Забрать слепых котят. Запереть кошку-мать, отвлечь на еду. Вынести в сарай, где стояло приготовленное ведро с открытой крышкой, до середины наполненное холодной водой. Поместить груз в ведро. Закрыть крышку. Приготовить садовую лопату. Дождаться, пока пройдет 15 минут времени (следя за ходом минутной стрелки на подаренных папой часах). Выйти во двор, выкопать неглубокую ямку. Принести ведро. Опорожнить ведро. Закопать. С чувством выполненного долга и одновременно — каменелой, стылой тяжестью на сердце, -уйти в дом пить чай со сливками. Кошку она на следующий день прогоняла. Потом произошли события, которые выгнали ее из родного дома в поисках лучшей жизни, лучшей доли и привели к браку с Дурслем. Вернон однажды заикнулся, что друг занимается разведением британской породы кошек, они дороги и выглядят приятно — не завести ли нам, Петти?.. Но она так побледнела и так резко стукнула кулаком по столу с истеричным «Никаких… кошек!!!», из-за чего треснула стоявшая на столе ее любимая ваза с маргаритками, что Вернон испугался и больше не поднимал этот вопрос. …И вот чудесным, прохладным ноябрьским утром Петуния вышла в утренний сад, зябко ежась из-за стылого ветерка, пробирающегося под шерстяную кофту. Ей приснился странный сон ночью — она видела распахнутый в немом крике рот Лили, с которой они не общались уже давно, и мертвое тело ее мужа. Но обдумать свой сон несчастная женщина не успела. Из-под крыльца донесся тоненький, но все более грозный, едкий, жгучий и протяжный кошачий вопль. Этого она не потерпела. Стоило подойти к крыльцу, как из-под него порскнула крупная, пушистая и на редкость наглая тварь — таких держала ее соседка, миссис Фигг. Но в тишине и темноте крыльца кто-то еще остался. Петуния, одолевая дурным предчувствием, нагнулась… Писк, пока еще слабый и очень жалобный, раздался вновь. Теряя самообладание, женщина просунула руку под ступеньку и извлекла наружу грязного, замурзанного, испачканного в крови, крохотного котенка неизвестной породы. На его лбу был белый зигзаг в форме молнии. Зверек еще не успел открыть глаза, хотя пуповина уже отвалилась, и теперь еле слышно пищал, разевая беззубый рот. -Какой же ты… гнусный, — ни к кому не обращаясь и держа кота в вытянутой руке, прошептала Петуния. — Извини, но я ненавижу кошек. Кот зарыдал. Этот звук больше был похож на голодный детский плач, чем на привычный уху кошачий мяв, но Петуния не обратила внимания на такие странности. Она промаршировала с котом в руке в сарай и там, спустя пять минут поисков, нашла то самое ведро. С крылышками. Технология, как вы знаете, уже была отработана. Через 20 минут Петуния вышла в сарай с чашкой горячего чая и, смаргивая выступившие (от холода, конечно!) слезы, подошла к ведру. В нем было тихо, ничего не пищало и не скреблось. Ямка уже была приготовлена, на этот раз сравнительно глубокая — по локоть рука в землю ушла. Петуния осторожно опорожнила ведро, быстро засыпала ямку землей и отчего-то вздохнула. Котенок был смешной. И беззащитный. Почему-то от него веяло чем-то родным. Не давая себе додумать, женщина быстро пошла к дому. Спустя 10 минут неизвестные силы дернули ее на крыльцо. Со двора доносился тоненький, захлебывающийся писк… котенка. «Еще один?!» — в ужасе подумала миссис Дурсль, но ее охватило жуткое понимание, что еще одного котенка во дворе быть просто не могло. Она бы давно его услышала. На подгибающихся ногах она подошла к могиле неизвестного кота… Яма была разрыта. Следы вокруг нее — отпечатки чьих-то копыт. Рядом с ямой валялся плачущий котенок. А в воздухе разливался странный, сладковато-тошный, приторный аромат. Подхватив Воскресшего кота, Петуния сунула его между грудей, за пазуху, и судорожно заозиралась. Где-то в кустах у соседей, с противоположной стороны газона, мелькнула огромная кудрявая тень с вислыми ушами. Мелькнула — издала странный, сиплый то ли рев, то ли всхрюк, то ли еще что-то — и исчезла, как будто бы ее и не было.