Я буду тебя беречь

      Джон вошёл в подъезд и поднялся на лифте на седьмой этаж. Он вставил ключ в замок, но повернуть не успел: дверь подалась.       Открыто!       «Лучше бы я всё-таки взял пистолет» — подумал Джон, входя внутрь и сбрасывая в прихожей ремень сумки с плеча, чтобы обеспечить максимальную свободу движений.       В квартире тихо. Джон собранно, мягко и бесшумно перемещался вдоль стены коридора, пытаясь определить, где засада — в комнате, кухне или ванной. В ванной горел свет, и, проходя мимо двери, он быстро запер замок снаружи. В кухне никого не было. На столе стояла чашка со свисающей ниткой и ярлычком чайного пакетика, лежала половинка яблока и скомканная салфетка. Когда он уезжал, он, естественно, всё прибрал… Без сомнения, это сделал тот, кто проник…       И запах.       В голове вспыхнуло воспоминание: Джон обнимает Шерлока, трётся щекой и носом о его кудрявую макушку, вдыхая аромат… который сейчас…       Не может быть!       Джону пришлось прислониться к стене, чтобы не рухнуть, потому что ноги резко перестали быть его опорой. В груди загорелось. Джон схватил себя за шею, будто пытаясь протолкнуть горящие угли обратно в грудную клетку, откуда они норовили выскочить и сжечь всё вокруг. Другой рукой он крепко зажал себе рот, чтобы не вскрикнуть…       Слегка отдышавшись, Джон сделал пару шатких шагов в сторону двери в комнату.       Сейчас он увидит Шерлока.       Хотя…       Почему он не вышел навстречу? Он должен был слышать, как Джон вставлял ключ в замок? Может…       Ещё один удар! Воздух закончился, голова закружилась как перед обмороком. Он наклонился и опёрся руками о колени.       Может, Шерлок приходил, его не застал, подождал, выпил чаю и ушёл? Он ушёл…       Джон резко распрямился и решительно ворвался в комнату.       …Выбор — не более, чем иллюзия. Всё происходит по не известному нам до сих пор сценарию, и, вместе с тем, ничего иного произойти и не может. Все дороги ведут туда, где тебе предначертано быть. И где тебя ждёт твоё будущее.       На стуле лежали чёрные джинсы, белая (не рваная) футболка, под стулом стояли кроссовки.       Его будущее спало на узкой кровати, умудрившись свернуться калачиком в самом углу у стены, укутавшись одеялом и обняв подушку руками и ногами.       Шерлок.       Джон со стоном опустился на ковёр возле кровати и уткнулся головой в его костлявые колени.       Через мгновение он услышал шуршание одеяла, и на его голову легла невесомая рука, тонкие пальцы зарылись в светлые короткие волосы.       Джон судорожно вздохнул.       — Я ждал тебя, — сонно прошептал Шерлок.       Джон не поднял головы, на ощупь схватил руку Шерлока и прижал к своей щеке.       Шерлок поспешно сполз на пол рядом с Джоном, подрагивая от того, что резко покинул нагретое местечко, и кутаясь в одеяло.       Джон смотрел на него как человек, которому снился сон о море, о том, как ему хочется на море, и вот он проснулся, а оказалось, что спит он в шезлонге у кромки прибоя…       Но он просто не верит, что такое может быть. И всё же знает, что иначе быть и не могло.       — Как… ты меня нашёл? — спросил Джон, боясь моргнуть и не отводя взгляд от бледных скул, блестящих глаз и растрёпанных, но всё равно восхитительных кудрей.       — Это самое простое…       — Вычислил, конечно? Ведь вокруг не так много людей по имени Джон.       Шерлок улыбнулся:       — Из трёх тысяч восьмисот тридцати шести английских имён Джон даже не в первой сотне по популярности, соответственно, вероятность обнаружить определённого Джона среди восьми миллионов семисот восьмидесяти семи тысяч жителей Лондона не так уж…       — Шерлок!       — Заставил Майкрофта пробить по базе…       Джон поднял брови и хохотнул:       — Ну вот — мне полегчало. А то я подумал, ты призвал магию. — Джон облизнул верхнюю губу, затем прикусил нижнюю и, внезапно посерьёзнев, спросил:       — А самое трудное что?       Шерлок тоже перестал улыбаться, сжал губы и смотрел робко, но с готовностью идти до конца. Конечно, он не будет ничего скрывать, раз Джон спросил именно так.       — Самое трудное не «как», а «зачем»…       — Ты так и не смог?       — Что не смог?       — Поверить.       — В то, что я кому-то нужен?       Джон молчал, и по его глазам Шерлок понял, что да, это именно тот вопрос.       А вот сейчас он всё испортит. Принятое решение не врать и не утаивать от Джона ничего, что тот захотел бы узнать, разрушит прямо сейчас почти неосязаемый мостик, построенный ими друг к другу из хрупких мыслей, которые они скрывают даже сами от себя. Да, Джон, я ещё пока не смог поверить. Я вообще не знаю, как я здесь оказался. В какой-то момент это стало нестерпимым, меня повело. И я повёлся. А теперь сижу рядом с тобой на ковре и собираюсь сказать, что я тебе не верю. Я никому не верю. Но я хочу. Если бы ты знал, как я хочу… Верить… Тебе.       Шерлок сглотнул, как будто так можно ещё немного отсрочить момент, когда слова будут отпущены, и Джон отшатнётся, поняв, как он ошибся. Его била мелкая дрожь, но он не замечал её.       — Меня дразнили девчонкой, — выпалил Шерлок, — в школе.       Джон чуть склонил голову на бок и смотрел с полной серьёзностью, ожидая продолжения. Он понял, что это и есть ответ на вопрос, и перевести его можно так: «я хочу поверить… я уже очень тебе доверяю…»       — Из-за кудрей? А ты?       — Сначала плакал. Потом стал отбиваться. Как умел: рассказывал им в лицо, кто с кем тайно встречается, кто балуется травкой, чей отец напивается, чью сестру выгнали с работы, а чья мать спит с охранником… Все меня ненавидели… Я навсегда стал «фриком», «психопатом», «уродом». Но теперь это не важно…       — Козлы. Мерзкие сволочи.       Шерлок несколько раз моргнул. В замешательстве. Он не получил неодобрения. Ничего похожего на «ты же лезешь в чужую жизнь, за это и тебе все пинки и очень справедливые оскорбления».       «Поэтому ты ждёшь только плохого, не любишь девчонок и носишь свои великолепные волосы длинными, как знамя протеста.» — подумал Джон и с глухим стоном откинул голову на кровать за спиной. Отяжелевшие веки опускались, защищая глаза от ставшего внезапно очень ярким дневного света. «Зрачки расширились» — констатировал внутренний врач. Сейчас бы я… Но здесь драться не с кем — школьные «друзья» Шерлока в прошлом. Хотя их можно потом найти всех до единого и заставить проглотить их гадкие языки.       — Джон, что с тобой? Тебе нехорошо? — Шерлок протянул руки и остановил пальцы в паре миллиметров от лица Джона, желая обхватить его голову ладонями и не позволив себе.       — Мне… не знаю…       Не знаю! Не знаю?! Шерлок замер и сел на пятки, отстранившись и прижав к горлу крепко стиснутые руки в жесте отчаянной закрытости. Джон вовсе не рад ему! Всё так — одно дело поддаться порыву защитить кого-то в драке, другое дело продолжить. Узнавать его, общаться, сближаться. Тем более… Конечно, он должен был понять, что Джон всё обдумает и придёт к единственному логичному выводу — зачем ему все эти хлопоты? Его жизнь должна идти по благополучному, правильному сценарию — хватит с него проблем. Зачем ему ещё такое испытание, как свалившийся на голову несчастный и одинокий никому не нужный социопат…       О чём он вообще думал, когда ехал сюда?! Идиот. Что Джон схватит его в объятья, как только увидит? Как он мог надеяться? Он свободно обследовал жилище Джона в его отсутствие. И ошибся в оценках? Нет! «Ответственный, педантичный, не склонный к излишествам, одинокий, романтичный, терпеливый и терпимый» — где здесь «легкомысленный, увлекающийся, непостоянный»?       В глазах защипало. Что ж — чему быть, как говорится, того не миновать. Просто воспоминание. Это будет просто хорошее воспоминание. Покрутив головой, будто сбрасывая вечных спутников — сомнения, Шерлок выдохнул:       — Ты прогонишь меня?       Джон поднял голову. Его брови сдвинулись, а взгляд выражал запредельное удивление, как будто его только что спросили, не летит ли он на луну после обеда. Он резко втянул носом воздух, глубоко с удовольствием вдыхая стойкую и изысканную смесь запахов, исходившую от Шерлока: чистые волосы, шампунь, парфюм, тёплое ото сна тело…       «Да, прямо сейчас собирался… Где ты взялся? И где ж ты раньше-то был? Глупый… самый умный на свете, но такой глупый». — Джон, собрав улыбку в уголках глаз, смотрел на Шерлока, застывшего, как душа, ожидающая вердикта архангела Гавриила у ворот рая. Он уже знал, он понял, что теперь они вместе. И понял, что сам Шерлок ещё не может поверить, что они вместе.       Джон протянул руку и легко обхватил пальцами запястье Шерлока, всё ещё напряжённо прижатое к груди, потянул к себе. Шерлок подался вперёд. Джон немного развернул его за плечи и удобно устроил между колен, обнял обеими руками, подтягивая одеяло со всех сторон, и прижал его голову к своему плечу. Повозившись и найдя удобное положение на ковре, опираясь на кровать, Джон какое-то время молчал, прижав губы к макушке Шерлока и слегка покачиваясь, будто баюкая драгоценную ношу и себя самого, а затем прошептал:       — Нет. Я буду тебя беречь.       Шерлок всхлипнул и поднял голову, чтобы видеть глаза Джона.       Наверное, он хотел бы услышать именно эту фразу.       Не «я люблю тебя», не «ты мне нужен» и прочее, а именно то, что его будут беречь. Не топтаться на его чувствах, не загонять его в тупики его же проблем, не отворачиваться, когда ему необходима поддержка, когда его нужно обнять и сказать, что всё будет хорошо.       Смелый и хрупкий, быстрый и гениальный, он нуждался в том, чтобы чувствовать себя в безопасности. Чтобы у него появилась стена, через которую к нему не подобрался бы ненужный сброд.       Берегут самое дорогое. И, наверное, он в первый раз в жизни стал для кого-то самым дорогим.       — Джон, — прошептал Шерлок. — Я боюсь дышать. Я боюсь, что это окажется сном. Ты — мой сон?       — Я не сон. Ты больше никогда не будешь один. Пока сам не захочешь…       Джон подул на ресницы Шерлока, на которых повисли крупные капли. Капля сорвалась и покатилась по тонкой коже высокой скулы, по впалой щеке. Джон проследил её путь глазами и облизал губу.       — Шерлок, ты…       — Ммм?       Джон нежно коснулся губами скулы Шерлока, по которой прочертила линию слезинка. Миллиметр за миллиметром продвигался он, отмечая губами на солёной влажной дорожке каждую убегающую секунду, перемещаясь поцелуями от ресниц вниз по щеке, границе нижней челюсти, подбородку.       — Ты целуешь меня, Джон? — ресницы Шерлока дрожали, как и его голос.       — Нет…       — А будешь?       Джон хмыкнул.       — Подумать только, меня же там быть не могло! Никогда в жизни я не собирался в Роллинг Вил — я понятия не имел о его существовании! — Джон убрал со лба Шерлока кудрявую чёлку, погладил по линии роста волос, и немного помолчал, обдумывая причудливые лабиринты, которыми водит нас судьба по дороге к нашему счастью. — А ещё я… не пробовал делать это… с парнем…       — Я знаю.       — Я знаю, что ты знаешь…       — Хорошо.       Шерлок высвободился из кокона обнимающих его рук и коленей Джона, повернулся к нему и нежно обхватил пальцами его лицо. Одеяло сползло с плеча, как тога юного отпрыска древнеримского аристократического рода, обнажив бледную, почти прозрачную тонкую кожу на груди, на которой выделялся контрастный кружок нежно-персикового цвета с отвердевшей бусинкой соска. Шерлок всё ещё дрожал, но теперь он бы не сказал с уверенностью, что это только от прохладного воздуха в комнате.       — Поцелуй меня, Джон. Пожалуйста…       — То есть ты готов рискнуть с моей неопытностью?       — Готов. Хотя ты рискуешь больше…       «Больше? Он тоже не пробовал? «Больше» — это… это… ни с парнем, ни… вообще ни с кем?! О, мой прекрасный не целованный Шерлок…»       «Конечно, я поцелую тебя. И хорошо, что это буду я. Я стану целовать тебя мучительно долго, наслаждаясь каждой секундой обретения тобой себя и обретения нами нас. Я буду целовать тебя, Шерлок, я использую тысячу поцелуев на каждое дурное слово, которое ты слышал в свой адрес, и ещё тысячу на все вместе, пока из твоей души не изгладится даже воспоминание о них… Я подарю тебе дорогу в этот не изведанный тобой мир «уносящихся крыш», я приведу тебя к нему постепенно, издалека, медленно и сдерживаясь изо всех сил, и ты оценишь потом, когда… когда жизнь соединит нас.»       «Прямо сейчас, с полным осознанием того, что делаю, я буду целовать твою сочную, выпуклую и чётко вылепленную нижнюю губу, сначала прикасаясь сухо и горячо, точка за точкой, мгновение за мгновением, от одного замершего в предвкушении уголка до другого и обратно, долго, затем дотрагиваясь языком и оставляя влажные метки, пока твой рот изумлённо не приоткроется с бесподобно низким стоном, внутренним рокотом разбуженной страсти, которая давно ждёт, ждёт меня и моих поцелуев.»       «Я не закрою глаза и ни на секунду не отведу взгляд, хоть и буду плавиться на этом разгорающемся ритуальном костре и истекать желанием, содрогаться от неправильности этого желания и подчиняться его неотвратимости, но я не дам тебе узнать о нём раньше времени, продолжая целовать твои высокие, почти восточные скулы, обтянутые тонкой, юной и так легко, оказывается, вспыхивающей бледно-розовым сиянием кожей, твои нежные, пахнущие моим гелем для бритья (ты ждал меня в моём доме — поверить не могу!) щёки и долго, долго продвигаться, касаясь раскрытыми губами и смыкая их, по линии нижней челюсти до мягкой и нежной мочки уха, пока ты, обмирая и теряя самообладание, не откинешь обессиленно голову, выставляя — господи, дай мне сил вытерпеть! — длинную, белую с трепещущей жилкой шею, которую я тоже стану целовать, слегка всасывая кожу и отпуская, тяжело дыша, поддерживая твой затылок одной рукой, а другой спустившись на твою грудь, где, как ты опрометчиво продемонстрировал мне, затвердел совершенный, маленький шарик, который я буду дразнить, облизав пальцы, о, очень нежно, зная, как остро ты это почувствуешь, и твой судорожный полустон-полувсхлип и руки, вцепившиеся мне в предплечья, почти вырубят моё решительно настроенное сознание, но я верну контроль над собой, а ты — нет…»       «Когда мы переберёмся в кровать и накроемся одеялом, потому что ты раздет, а в комнате прохладно, я буду держать твоё лицо в ладонях, близко, невесомо прикасаться губами и выдыхать в невероятно изогнутую линию твоей верхней губы, долго, бесконечно долго лаская языком каждый уголок и впадинку посередине, а затем резко, но нежно втяну и зажму её зубами без усилия, будто на пробу, поворачивая голову, а ты, наконец, попытаешься ответить, или задать тысячи вопросов, но поздно, реальность уже будет далеко за пределами, вопросы взорвутся в твоём сознании и ты только и сделаешь что…»       «Изольёшься в стоне, выгнувшись и беспомощно сжав себя ладонью, сам не зная, чтобы предотвратить или ускорить…»       «Когда ты захочешь принять душ, весь взмокший от предвкушения, напряжения и разрядки, с липкими пальцами и животом, случившимися от одних только поцелуев, потому что ты так долго ждал и так долго был один, я пойду с тобой и буду целовать твои прикрытые глаза, чтобы вернуть тебя из головокружения и поддерживать, пока ты пытаешься стоять с ослабевшими коленками.»       «Потом я заварю тебе чай и буду смотреть, как ты сидишь в моём махровом халате, с чашкой в невообразимо длинных и тонких пальцах, разнеженный, с влажными колечками кудрей, обрамляющих лоб и оттеняющих невозможно томное и счастливое выражение раскосых глаз, которое ты станешь упорно прятать, удивляясь, что оно не прячется, и потихоньку понимая, что удивляться тебе придётся ещё долго, отныне всю жизнь, потому что у тебя есть я, Джон Ватсон, свидетельство того, что ты выполнил задание, прошёл уровень, вынес заготовленные тебе судьбой испытания и заслужил свои тысячу тонн счастья. Ты заслуживал этого всегда, но поймёшь и поверишь только когда я тебе доходчиво объясню. А я объясню очень доходчиво: я буду тебя целовать. И я уже начинаю.»       — Рискую больше? Что ж, рисковать я умею…