Приказа верить в чудеса не поступало

Зотов и сам удивился своему неожиданному порыву, когда узнал об истории с приятелем Глухарева и о том, что того обвиняли в изнасиловании несовершеннолетней. Вообще-то Михаил никогда не стремился вписываться в какие-то мутные темы и разбираться в том, что его совершенно не касается, но в этот раз что-то пошло не так. А уж после того, как майор побывал дома у потерпевшей девочки, он окончательно убедился: Щеглов та еще мразь и место ему только на нарах. И если бы не помощь Глухарева, благодаря Зиминой загремел бы его дружок далеко и надолго…       — Он нам так и сказал, — пробормотала мать девочки, вытирая глаза кухонным полотенцем, — со следователем уже договорился, будем упрямиться, самим же хуже, еще и за клевету привлекут… Лучше просто взять деньги и не высовываться. Зотов сцепил челюсти, сам удивляясь собственной ярости. Разных уродов за время работы он повидал немало, но эта ситуация задела неожиданно остро.       — Вы к адвокату обращались? Женщина испуганно посмотрела на него.       — К адвокату? Зачем нам адвокат? Думаете, все так плохо?       — Вы не поняли, — терпеливо пояснил Зотов, мутно глядя на светловолосую макушку сгорбившейся на стуле девочки. На свои семнадцать потерпевшая не выглядела ну никак. — Адвокат поможет собрать нужные документы, справки, подскажет, как себя вести, что отвечать на вопросы следователя и судьи…       — Понятно, — торопливо кивнула женщина, расстроенно вздохнув. — Может, вы и правы, я-то в этом ничего не понимаю… Только хороший адвокат наверняка дорого берет, а у нас откуда деньги, я простой учительницей работаю, Кристинка после школы курьером подрабатывает, нам хорошего юриста не потянуть… Зотов обвел взглядом крошечную, вычищенную до блеска кухню, и, сам себе удивляясь, резко ответил:       — У меня есть знакомый адвокат, он поможет. Единственное, что от вас требуется — снова подать заявление, рассказать, как все было, тогда Щеглов точно не отвертится. Потом потребовалось как следует надавить на коммерсов, которые с подачи Глухарева настрочили жалобы на Зимину. Договориться самому со следаком из УСБ у Зотова не получилось, тот уперся рогом, так что пришлось подключить тяжелую артиллерию, наступить на собственную гордость и обратиться к отцу. Генерал Грачев, как обычно, не упустил возможности поиздеваться, а еще попросил об ответной услуге: замять дело какого-то его знакомого, в чьей квартире опера из управы нашли видеозаписи с малолетками. Зотов только скрипнул зубами, но согласился: в конце концов, до этого урода они еще доберутся вместе с Карповым, а вот Зиминой нужно было помочь. Пусть и такой ценой… А потом грянул гром: знакомый следователь проговорился, что в «Пятницком» грядет большой шухер — всплыла история годичной давности с убийством судьи Давыдова и участием во всем этом одной из подчиненных Зиминой. Михаил сразу понял, о чем идет речь: еще тогда, во времена «палачей», ему ничего не стоило догадаться, благодаря кому Минаева вышла сухой из воды. На нее, если честно, Зотову было плевать, пусть Щукин за свою подружку трясется, а вот над Ириной угроза нависла нешуточная. Если выйдет наружу ее участие во всей этой истории, одной отставкой явно не обойдется… Несложно было понять, откуда вдруг поднялась эта волна: Глухарев, в первый раз потерпев неудачу, совсем съехал с катушек и попер напролом. Нужные связи за годы отсутствия он не растерял, да и следовательскую хватку не утратил, так что найти доказательства было лишь делом времени, да еще неизвестно, до чего Глухарев мог докопаться в своем приступе гребаного благородства, если даже Терещенко в свое время сумел узнать правду об убийстве своей подружки… Его нужно было остановить. Срочно. Любой ценой.

***

Башка раскалывалась невыносимо. Глухарев с трудом открыл глаза и тут же зажмурился — в лицо ударил неестественно-яркий свет, в висках заломило еще сильнее, а к горлу подступила тошнота. К тому же тело затекло, а пошевелиться почему-то оказалось практически невозможно, и Сергей не сразу понял, что связан. Какого хрена происходит?!       — С пробуждением, — раздался где-то рядом знакомый голос, сочащийся едким сарказмом. Глухарев неосознанно дернулся — чувство было такое, будто провели ножом по стеклу.       — Ты?! — прохрипел, щурясь от резкого освещения. — Какого хрена?! Зотов, ты что, совсем ебанулся?       — Захлопнись, — процедил майор и медленно поднялся со стула, стоявшего в центре подвала. — И слушай. Скажешь, когда я тебя спрошу. И от того, что ты скажешь, будет зависеть, как скоро ты выйдешь отсюда. Или не выйдешь вообще.