I know that I should probably hate ya But I can't hate ya It's like my heart is in a room of razors I can't escape ya And I'm crashing in the wall of lies But my love for you is stronger than my pride I know that I should probably hate ya But I can't hate ya Martina Stoessel — I want you.
— Прости за всё. Пожалуйста. Ещё раз. Мишель неловко улыбается, протягивает Дэйву забытый впопыхах фотоаппарат и мечтает провалиться сквозь землю. Он удивлён её появлением (они же уже, вроде бы, всё выяснили) и не выглядит раздражённым. Дэйв просто удивлён. Ни больше, ни меньше. — Я, пожалуй, пойду, — она надевает перчатки и разворачивается, игнорируя любопытные взгляды коллег Дэйва. — Пока, Дэйв. — Мишель, постой. Она останавливается и поворачивается, борясь с желанием сбежать. Но Вэл, отправляющий её сегодня утром к нему с фотоаппаратом, был прав — нужно уметь признавать свои ошибки и исправлять их. И пусть исправление ошибок заключается в возвращении фотоаппарата, с чего-то нужно было начать. — Спасибо за фотоаппарат. — Я знаю, как он тебе дорог. Ты никогда не расставался с ним. Всегда брал с собой в любое место. — Ты помнишь? — Конечно, я помню, — она улыбается, смотря ему в глаза. — Дэйв, послушай, ты для меня не чужой человек. Я не люблю тебя как парня, как человека, с которым хотела бы провести свою оставшуюся жизнь, но я люблю тебя, как дорогого мне человека. И мне бы очень не хотелось, чтобы мы разрывали эту связь, которая длится четыре года. Я знаю, что моему поступку нет оправдания, и тебе будет меня нелегко простить (если ты меня вообще простишь), но мне действительно жаль. И стыдно. — Нам просто нужно время. Вот и всё, — Дэйв качает головой и подходит к Мишель, заключая её в неловкие объятия. — Спасибо, что пришла. — Спасибо, что выслушал.***
Это так странно — спустя несколько месяцев возвращаться в родительский дом, но одновременно так прекрасно — ощущать все эти запахи дома, смотреть на созданный уют и знать, что тебя здесь любят и всегда ждут. — Тебе помочь разложить вещи? — Дэвид появляется за спиной дочери. — Я справлюсь, пап. Это приятные хлопоты, — она поворачивается к нему с футболкой в руках. — Я вскоре найду новое жильё. — Мишель, это твой дом. Никто тебя отсюда не гнал, не гонит и не будет гнать. — Я знаю, но мне неудобно. Мне кажется, что я тебя стесняю. — Вовсе нет, — Дэвид крепко обнимает дочь и целует её в макушку. — Как там, кстати, дела у Валериана? Он вернулся к Кристал, когда аренда квартиры закончилась? Или стал скитаться по съёмным квартирам? — Вернулся, — она улыбается. — Кристал спустя несколько дней приехала и вцепилась в него мёртвой хваткой. Вэл не смог устоять. Они хорошие ребята, и я не хотела, чтобы их семья развалилась из-за меня. — Скажешь тоже — «развалилась», — хмыкает мужчина. — Должны же они были из-за чего-то поругаться, раз не ругаются по бытовым вопросам, — он смеётся. Мишель подхватывает его смех и впервые за всё время смеётся легко и непринуждённо. Легкие ничего не стискивает. Раздаётся звонок в дверь. — Кто там? — Дэвид отпускает Мишель, намереваясь пойти и выяснить, как она произносит: — Это Питер. — И куда вы? — Он попросил встретиться. — Хорошо. Домой не позже одиннадцати. — Пап! — А что? — он пожимает плечами, а в глазах у Дэвида пляшут черти. — Раз теперь ты вновь живёшь со мной, то будешь соблюдать мои правила. И ещё… — Что? — Полезет — я ему руки вырву. — Папа!***
— Ты решил позвать меня на свидание в театр, где я работаю? Паркер, у тебя до сих пор плохо с выбором мест для свиданий. — Как ты можешь ставить крест на этой затее, если не знаешь, что я задумал? — он берёт её за руку и тянет за собой. Они пробираются сквозь ряды и поднимаются на сцену. — Что ты задумал? — Всё тебе расскажи и покажи, Джонс, — он хмыкает, поднимая ладонь и прикрывая глаза от слепящего света огней. — Ты убиваешь всю романтику. — А здесь есть романтика? Покажи мне, где она, — она усмехается. — Давай, колись, ты не умеешь сохранять интригу. — Раз ты так настаиваешь, то… — он достаёт из кармана куртки белый листок бумаги и разворачивает его и начинает зачитывать письмо: — Помнишь, ты как-то спросила меня: «Что является причиной всему, Питер?» Тогда, пять лет назад, я не знал ответа. Но теперь, теперь я знаю. Я мог ответить тебе раньше, но не думал, что это так… Просто… Это любовь, Мишель. Она — причина всего на свете. Единственная причина. Я понял это тогда, когда умер. Помнишь, я сказал тебе, что меня звали голоса моих близких? Так вот, они не просто звали, они кричали, умоляли, чтобы я остался с ними. И я был готов, я пошёл в ту сторону, куда они меня звали, но услышал твой голос. Ты умоляла меня вернуться и просила не оставлять тебя. И друзей. Знаешь, почему я пошёл на твой голос? Не потому, что ты кричала громче, как я тебе сказал, нет. Просто твоя любовь оказалась сильнее, ты так отчаянно нуждалась во мне и так отчаянно не желала принимать правду. Мишель не дышит, слушая Питера. Она слушает настолько внимательно и не обращает ни на что внимание, что не сразу замечает, что по её щекам катятся слёзы. А Питер, тем временем, заканчивает, окончательно добивая её: — Это не может быть разочарованием, если все дороги ведут меня к тебе, а тебя — ко мне. Она срывается с места, бросаясь к нему и обвивая руки вокруг шеи Питера. Питер подхватывает её, выпуская письмо, и прижимает к себе. Его губы находят её, и они целуются, вцепляясь друг в друга и не желая отпускать. — Да, — Мишель всхлипывает, вновь целуя Питера и смотря ему в глаза. — Это не разочарование. Это нечто большее, нечто более сильное и невероятное. Это любовь. Он мечтал об этом столько времени — признаться, прижать к себе, поцеловать и не выпускать из объятий. Он прижимает её к себе, вдыхая запах яблочного шампуня и цветочных духов, скользит пальцами по волосам и целует, целует, целует. Большего ему и не нужно.