Anybody have a map?

      Дежурное «как дела в школе, милый?» уже давно стало рутиной. Хайди уже в который раз ловит себя на том, что в слова сына в общем-то вслушиваться перестала. Ну что он может ответить нового? «Все хорошо, мам». Или же менее жизнеутверждающее. Что-то вроде: «Как обычно». Возможно, были и такие дни, когда отвечал Эван молчанием, а она, идиотка такая, даже этого не замечала — в голове мысли о каком-нибудь «Джоне Доу» из палаты номер двенадцать или просто пугающая темная пустота, в которой почему-то не слышно звуков из внешнего мира.       Но вот Хайди напрягается. Эван мнется, не знает, как лучше сказать, ищет слова. И спустя полминутки лучшая мама на свете понимает, что не зря эти полминутки были потеряны. Эван говорит, пожалуй, медленнее, чем обычно. Даже почти не заикается. Осторожно ведь надо причинять неизбежную боль. Чтобы сильнее не ранило.        — Понимаешь… мам, у нас… наша учительница…        — Так, — живо откликается Хайди. Нервные пациенты, весь день (и всю ночь) игравшие на ее собственных нервах, тотчас же забываются. Эван снова центр вселенной. Ее вселенной.        — Н-новая учительница назвала меня Марком. Я… я пытался объяснить, что вообще все зовут меня Эван. Что это… эт-то нормально?..        — Так, — на этот раз она лишь слабо-слабо выдыхает это «так». Затронул ведь нужную струну. Покореженные воспоминания оживают — не прогонишь теперь, как ни старайся.        — Просто… Это было неловко. Очень неловко. Постоянно ее исправлять.        — Да, я понимаю, солнышко. Что тут сделаешь. У нас когда-то преподавала одна препротивная старая дама. Вела… биологию, химию и при этом вообще не заботилась о том, как нас зовут. Мы постоянно ее поправляли.       Выдуманная история про «препротивную старую даму» находит слабый отклик. Но как, если не собственным примером, доказать Эву, что ситуация в которой он очутился вполне нормальна. И вообще случиться может с каждым.       Хайди запинается на проклятой «биологии», потому что, во-первых, не может вспомнить (для пущей убедительности же!) ну хотя бы один нормальный школьный предмет, а во-вторых… Во-вторых, родное имя режет же как ножом по сердцу. А ведь еще хуже, если на каком-нибудь родительском собрании спросят: «О, так это вы мама Марка Хансена?»       Извините, но его зовут Эван.       Человека по имени Марк Хансен в этом мире не существует.       Марк Хансен плохо прописанным литературным героем отправляется в огонь вместе с пожелтевшими страницами истории о дружбе, любви, семье, счастье… А ведь красивая сказка была, что уж тут говорить.       Хайди и рада была, когда где-то по собственной рассеянности потеряла блокнот в хорошенькой твердой голубой обложке, где неровными буквами были записаны адрес и номер телефона. Ну, знаете, на всякий случай. Кто-то ведь еще держит телефонные книги, да?.. Да ведь?       Другой штат, другая семья, другая женщина, другие дети и другое счастье. Чужое счастье. Были и слезы, и истерики, и лошадиные дозы успокоительного. Бессонные ночи, бесчисленные обвинения. Ну кто тут еще виноват? Только она.       Он виноватым быть просто не мог. Он не был злодеем в ее наскоро написанной сказке. Кто угодно, но только не он.       Он звонил на Рождество и Хануку. Неисправно. Потом она перестала брать трубку. Сила или слабость? Попытка отомстить, попытка оградить себя от новых разочарований? Попытка сделать в первый раз в жизни все так, как надо? В паутине из этих глупых попыток она чувствовала себя жалкой мушкой, цепляющейся за жизнь изо всех сил.       Напомните, какой идиот вообще сказал ей, что одной ей будет намного лучше? Ах, да…