Такая разная любовь

— Спасибо вам. Вы не представляете, как это для меня важно. Если бы тогда кто-то сказал мне то же самое, может быть, все в моей жизни сложилось бы иначе. Я так мечтал остаться в «Вершине». Но разочаровал мистера Моргана, да и всех вас. И отца. Он так смотрел на меня. Это было невыносимо. Я потому и уехал сюда. Сначала взял академический отпуск, работал ночью в ресторане, а днем рисовал. Потом решил продолжить учебу. Последний курс самый тяжелый. И я до сих пор не уверен, что мне стоит этим заниматься. — Стоит, Колин. За свою мечту стоит бороться, даже когда все кажется бессмысленным и опускаются руки. Нельзя сдаваться. Никогда. А почему ты решил, что разочаровал Моргана? Он сам тебе об этом сказал? — Да что вы?! Нет, конечно. Я бы побоялся подойти к нему после всего. Ваш товарищ передал мне его слова. — Какой товарищ? — Высокий такой, симпатичный. Я… не уверен… Кажется, Том Уэстлинг. — Уэллинг. — Точно! Уэллинг. Он просто спас меня тогда. — Неужели? И как же? — Ну, на самом деле, даже дважды. Сначала меня выгнала секретарша, а он предложил передать конверт боссу, сказал, что тот вряд ли будет слушать какого-то стажера. И вообще сноб и редкостная сволочь. Потом Уэллинг избавил меня от объяснений с Джеффри, когда тот забраковал мои рисунки и ругался, что я лезу не в свое дело. — Вот как? А я слышал, что Морган друг твоего отца? — Наверное. Папа рассказывал, что они вроде учились вместе. То ли в школе, то ли в колледже. Но сам я с ним не был знаком до того момента, как пришел в «Вершину». Да и потом, собственно, видел его всего несколько раз в коридоре. — Очень интересно. Он был груб с тобой? — Кто? — Незнакомый тебе друг отца. — Н-нет… Всегда расспрашивал о том, как проходит практика, не нужно ли мне чего, передавал привет папе. Что вы хотите услышать? — Значит, проявлял участие? — Ну, вроде как. — «Вроде как», — передразнил Джаред и поморщился. — Так с чего же ты решил, что человек, который так ценит былую дружбу с твоим отцом, что согласился взять на работу в свою преуспевающую фирму его сына, который всячески проявлял участие, не грубил, не обижал тебя — редкостная сволочь?! Колин густо покраснел и зябко повел плечами. — Почему ты поверил совершенно незнакомому тебе сотруднику, не потрудившись составить собственное мнение о человеке, у которого мечтал работать?! — Джаред почти кричал. — Он… Он помог мне. Я думал… Вернее, я не думал. — А должен был. Должен был подумать! Потому что Том не помог тебе. Даже не собирался помогать. Морган не видел твоих рисунков. Первыми их увидели Дженсен и я. А Уэллинг промолчал тогда. Он просто нагло украл твою идею, выдав её за свою. Трусливо оболгал Моргана, будучи уверенным, что ты не пойдешь разбираться и выяснять, действительно ли тебя считают бездарностью и посредственностью. Да, точно, это же любимое словечко нашего гения. А ты сразу ему поверил. Поверил, сложил лапки и отказался от своей мечты! Джаред с яростью сжал стаканчик с остывшим кофе, не замечая, как расползается по белоснежной манжете грязно-коричневое пятно. Он был похож на сумасшедшего. Колин молчал, потрясенный. — Колин, ты ведь не только просрал свой шанс, а может и будущее. Ты сломал мне жизнь. Из-за этой истории я потерял самого дорогого мне человека. Дьявол, да я ведь знал! Догадывался, что что-то здесь нечисто. Но и подумать не мог, что Том настолько мелочен и жалок. Отступился. Поверил ему! Поверил, что он сделает Дженсена счастливым. Падалеки вскочил на ноги и простонал: — Идиот! Боже, какой же я идиот! Как я мог оставить Дженсена с таким ничтожеством?! Он подскочил к Колину с совершенно безумным видом, затряс его и заорал: — Колин, мы ведь не случайно встретились сегодня. Сколько было у нас шансов? Практически ни одного. Но это произошло. Значит, это судьба. Случай свел нас тут, чтобы показать — ещё не все потеряно, что-то можно исправить. Ты обязан поехать со мной. Немедленно! *** Разумеется, немедленно никого никуда не отпустили. У Джареда был контракт на курс лекций, у Колина — учеба. Они условились, что отложат поездку до Рождества, и на каникулы Колин поедет вместе с Джаредом, который оплатит ему дорогу. Парнишка поначалу сопротивлялся, сильно смущаясь, чем вызвал еще большую симпатию и уважение Падалеки. Отчаянно мотал головой, убеждая, что он вполне взрослый, самостоятельный человек и все сможет организовать наилучшим образом. Но Джаред разбил его аргументы в два счета, заявив, что однажды тот уже проявил самостоятельность, и вот к чему это привело. Колин повздыхал, подумал и нехотя согласился. Два месяца тянулись мучительно долго. И если днем спасали занятия и любознательные студенты, то одинокие вечера превратились для Джареда в персональный ад. После лекций он засиживался в пустой аудитории допоздна, приходил домой выжатый как лимон, наспех принимал душ и без сил валился на огромную двуспальную кровать в надежде поскорее уснуть и не думать. Не думать! Но ничего не получалось. Мысли метались в голове разбуженным злым ульем, громким, зудящим. Разрывали голову миллионами «а если…» и «вот бы я…» Он крепко зажмуривал глаза, скрежетал зубами и тряс лохматой шевелюрой — видел бы Дженсен его прическу сейчас — гоня их от себя, уговаривая. Пытался концентрироваться на образе Тома, чтобы вызвать в душе злость и отвлечься от боли. Но злости не было. Была какая-то гадливая жалость, граничащая с брезгливостью. И отчаяние от осознания совершенной ошибки. А перед глазами стоял Дженсен. Каждый раз разный. Воспоминания обрушивались огненной лавиной, обжигая все внутри. Джаред обходил бары и ресторанчики стороной, сознательно избегал магазины, в которых продавалось спиртное, в отеле попросил администратора вынести из номера холодильник (к слову, там содержался такой запас алкоголя, что его с лихвой хватило бы, чтобы пережить мини апокалипсис). Джаред боялся. Боялся сорваться. Он понимал, что стоит на пороге больших перемен в своей жизни, и ему было крайне важно сохранять трезвый ум и ясный рассудок. А напиться можно и потом, когда… Впрочем, о том, что будет потом, Джаред тоже старался не думать.