Воскресное утро Чонгука начинается с ощущения в своих объятиях мягкого и тёплого Тэхена, запах которого приятно щекочет ноздри. Альфа довольно улыбается, видя как он тихо посапывает на его плече, осторожно проводит пальцами по нежной щеке, но даже этого прикосновения достаточно, чтобы случайно разбудить истинного, который сразу же отворачивается лицом к стене.
— Малыш, — альфа пытается подобрать правильные слова, чтобы подготовить омегу к сегодняшним событиям. Он не уверен, что Тэхён полностью воспринимает всё услышанное, но предупредить считает необходимым. — Сегодня к нам… к тебе придёт врач. Ты не пугайся, пожалуйста, он — омега… Э-э-э… Он тебя осмотрит.
Не зная, что сказать ещё и уместно ли вообще говорить о том, чего никогда не испытывал сам, Чонгук выходит из комнаты, чтобы привести себя в порядок после сна. Он едва успевает умыться и почистить зубы, когда слышит дверной звонок.
Пришедший — чуть полненький омега невысокого роста — бывший однокурсник, недовольно и настороженно смотрит на Чонгука и проходит в квартиру.
— Давно не виделись. Спасибо, что пришёл, — дружелюбно говорит Чонгук, отмечая, что омега с их последней встречи в очередной раз перекрасил волосы теперь уже в ярко-малиновый цвет и добавил ещё пару колечек в ухо.
— Видимся мы очень даже регулярно, учитывая, что твой бывший после каждой течки истерил, что чувствует себя беременным, и ты тащил его ко мне на приём, чтобы убедиться, что это не так. Я не знаю, что случилось на этот раз, Чонгук, но сразу предупреждаю: криминальный аборт в домашних условиях я никому делать не буду, — но получив в руки больничную карту Тэхёна и внимательно прочитав все записи, омега сразу перестает возмущаться и хмурит брови. — Ты же понимаешь, что твоему истинному требуется полное повторное обследование, а не беглый осмотр, тем более в квартире, а не в клинике?
— Понимаю. А ещё я понимаю, что в ближайшее время сделать это невозможно и поэтому лучше поверхностный осмотр, чем вообще ничего. Тем более, у него в карте прописана консультация у омеголога, и если я её не организую, то родители Тэхёна опять начнут писать на меня заявления.
— Так ты больше за своего истинного переживаешь или о возможных обвинениях в свой адрес думаешь? — омега хмыкает и достает из сумки всё необходимое. — Я готов, пошли к пациенту.
— Пошли? Вдвоём, что ли? — Чонгук думает, что ослышался, но увидев, как омега убедительно кивает головой, спрашивает: — А я-то там зачем?
— В смысле «зачем»? Морально поддерживать своего истинного. За ручку подержать или что ты делать планируешь. Ты же не думаешь, что после всего пережитого он так легко подпустит к себе, пусть даже и врача? К тому же, сам говоришь, что он практически в невменяемом состоянии. Ой, Чонгук! — омега насмешливо смотрит на Чона. — Да ты, кажется, покраснел. Вот что меня всегда удивляет — так это лицемерие со стороны всех альф. Как только речь заходит о здоровье их омег, все сразу же делают такие невинно-испуганные лица, а сами при каждом удобном случае норовят залезть своим членом в это же самое место. И ничего вас уже не смущает! Бери себя в руки и пошли. Сейчас ты, прежде всего, врач, а потом уже муж, альфа и хрен знает кто ещё.
— Вообще-то, я психотерапевт, — стонет Чонгук, но покорно идёт в спальню.
Омега достает из нагрудного кармана рубашки авторучку и с торжественным лицом прикладывает её к плечу альфы.
— Посвящаю тебя в свои ассистенты.
Видя, что Тэхён по-прежнему лежит лицом к стене, Чонгук приподнимает его за плечи и подтягивает ближе к краю кровати, на котором его однокурсник, расстелив заранее подготовленное свежее полотенце, раскладывает стерильно упакованные инструменты и тюбик геля.
— Малыш, — Чонгук откашливается, потому что голос начинает дрожать от переживаний за своего истинного. Будь он сам на месте Тэхёна, то предпочел бы умереть, чем ощутить в себе эти дошедшие до нынешних времён пыточные инструменты средневековья. — Давай разрешим доктору тебя осмотреть? Не бойся, наверное, это будет немного неприятно, но совсем не больно. Не больно же? — недоверчиво спрашивает Чонгук у врача.
— Ничуть, — уверенно заявляет омега, подходя поближе к своему пациенту. — Тэхён, ты меня слышишь? Я пришёл осмотреть тебя, ты не против? — и не услышав ответа, обращается к Чонгуку: — Положи его на спину.
Пока врач осторожно прощупывает низ живота Тэхёна, альфа замечает, что его истинный внимательно наблюдает за ним. Скользит глазами по нелепо-ярким малиновым волосам, рассматривает рубашку с веселым гавайским принтом, и этот первый ясный, осмысленный взгляд удивляет и радует Чонгука.
— Молодец, — хвалит он своего истинного за терпение, — мой хороший мальчик.
Но лимит «хорошего мальчика» у Тэхёна заканчивается, когда доктор, закончив мять живот и надевая медицинские перчатки, пытается развести его ноги в стороны. Послушно разрешив своему альфе снять с себя нижнее белье и уложить на спину, действие врача он категорически пресекает, судорожно сжав колени.
— Так не получится, — вздыхает доктор. — Чонгук, положи его на бок и прижми к животу, согнув в колене, одну ногу.
Почувствовав на себе горячие и нежные руки Чона, Тэхён моментально расслабляется, снова позволяя уложить в нужную позу, и Чонгук считает себя мерзким предателем, который собственноручно отдает своего омегу под страшные пытки. Повернув лицом к себе, альфа пропускает одну свою руку под головой Тэхёна, прижимая его поближе, а другой ласково гладит по спине. Стараясь не смотреть в сторону врача, Чонгук склоняется над истинным, тихо шепчет на ушко слова утешения, мягко целует, чтобы унять дрожь в теле своего омеги.
— Потерпи, малыш, — шепчет Чонгук, покрываясь холодной испариной, когда слышит сдавленный всхлип Тэхёна. — Скоро всё закончится, и я выгоню этого противного доктора, обещаю, — со стороны врача раздаётся тихий смешок. — Пожалуйста, ещё немножко полежи спокойно, уже недолго осталось… Долго ты там будешь ещё ковыряться? — не выдерживает альфа, обращаясь к врачу и насильно удерживая Тэхёна на месте, который пытается отползти подальше и прекратить все манипуляции со своим телом.
— Это ты, Чонгук, ковыряешься в мозгах своих пациентов, — спокойно отвечает омега, — а я — провожу осмотр. Уже всё.
Чонгук с облегчением ослабляет хватку, и Тэхён моментально перемещается на другую сторону кровати, заворачиваясь с головой в одеяло. Альфа, немного подумав, выходит из спальни следом за врачом, решив, что для вымаливания прощения у него ещё впереди целая вечность, а проконсультироваться с однокурсником надо уже сейчас.
Омега сидит за кухонным столом и заполняет больничную карту Тэхёна.
— С ним всё в порядке? — спрашивает Чонгук, чувствуя неловкость за свою недавнюю несдержанность.
— Всё гораздо лучше, чем я предполагал. Разрывы зажили, но рубцовая ткань ещё плотная. Я бы посоветовал мазь для лучшего размягчения, но, глядя на реакцию Тэхёна во время осмотра, понял, что сам он её наносить не сможет, а тебе лучше не лезть. Не переживай, всё очень скоро придёт в норму, — отдавая Чону выписку об обследовании, отвечает врач и смеётся, видя, как альфа хмурит брови, читая в строке рекомендаций «две недели полового покоя». — Чонгук, это просто стандартное заполнение бланка! Я ни в коем случае не сомневаюсь в твоём благоразумии.
Получив чашку ромашкового чая, врач смотрит на Чонгука.
— Я думал, что ты там в обморок грохнешься. Так сильно переживал. Но мне понравилось, как вёл себя Тэхён. Он полностью доверяет тебе, Чонгук. Несмотря на своё состояние, он принял тебя, как своего альфу. Успокаивается рядом с тобой и отзывается на все твои прикосновения.
— Сложно об этом говорить, пока Тэхён не начнет общаться со мной, — Чонгук всё ещё расстроен из-за случившегося, хоть в глубине души понимает, что выбора у него не было, но слова однокурсника немного приободряют.
— Поверь мне. Это правда. Ты можешь быть прекрасным психотерапевтом, но ты никогда не сможешь понять то, что испытывает сейчас Тэхён. Мне, как омеге, виднее. Твоему истинному пришлось очень тяжело в последнее время: жестокое изнасилование, попытка убийства, а потом ещё и встреча с тобой. Да-да, Чонгук, представь себе, встреча со своим мужем это тоже огромный стресс для омеги!
Врач задумчиво потирает на своей шее метку, делает глоток чая и продолжает.
— В то время, когда альфы гордятся собой и предвкушают сближение со своим истинным, омеги ощущают себя не так радостно. Хорошо, если встреча состоялась до совершеннолетия, тогда есть время узнать своего альфу получше, постепенно привыкнуть к нему. А если нет? Чонгук, ты же сам знаешь, что происходит в таких ситуациях. Хоть в законах и прописано, что альфа имеет право забрать омегу незамедлительно, но эта статья носит скорее рекомендательный характер, а не обязывающий, о чем все благополучно забыли. Может сразу забирать, а может и чуть позже — дать время своему партнёру свыкнуться с мыслью, что теперь не один. Но альфы словно с ума сходят в момент встречи. Я сейчас не о тебе с Тэхёном говорю, а в общем. Сразу же хватают своего истинного в охапку и уносят к себе, как ценный трофей. Ты хотя бы раз задумывался, что при этом испытывают омеги?
Чонгук не задумывался, поэтому внимательно слушает своего однокурсника.
— Омегу насильно вырывают из привычной жизни, и неважно плохая она была, или хорошая — это была его жизнь, а теперь уже нет, словно его прежнего и не существовало никогда. Всё, что есть у омеги — это чужая квартира, новообретённый альфа и полная неопределенность в будущем. Теперь всё решает истинный, а омега становится лишь приложением к нему. Ах да, совсем забыл — ещё есть инстинктивное желание подчиняться своему истинному, что тоже мало удовольствия приносит. И вот омега в незнакомом месте, а рядом с ним альфа, которого впервые в жизни видит и которому он принадлежит просто по факту своего рождения.
Однокурсник снова пьет чай, и Чонгук терпеливо ждёт.
— Пережить этот момент очень сложно. Чем больше усилий приложит альфа, тем быстрее адаптируется к новым условиям омега. Я удивлён, что вы с Тэхёном ещё и двух суток вместе не прожили, но он, даже после всего случившегося, так искренне верит тебе. У вас все будет хорошо, не сомневайся.
Проводив доктора, Чон спешит к Тэхёну, который все еще прячется под одеялом. Мягко вытягивает его из укрытия, ласково целует и обнимает, хвалит за терпение и рассказывает, что он почти здоров.
«Пожалуйста, посмотри на меня, — мысленно обращается Чонгук. — Ты же можешь, я видел, как ты разглядывал врача».
Ему становится обидно, что его истинный, который некоторое время назад с интересом рассматривал омегу, даже не делает попытки встретиться взглядом с ним, с его альфой. Чонгук не понимает, что не так. Почему его однокурсник привлек внимание Тэхёна просто своим присутствием? Что особенного в том омеге, кроме избытка пирсинга, перекрашенных волос и дебильной цветастой рубашки, от яркости которой зажмуриться охота?
— От яркости, — задумчиво повторяет Чонгук и осматривается вокруг.
Светло-бежевые стены, темная мебель, белоснежное постельное белье, черная высокая ваза с белыми розами, которые принес Хосок, выцветший от времени подарок на тумбочке и сам Чонгук с черными волосами, одетый в светло-серые домашние футболку и штаны.
— Тебе нравятся яркие цвета, малыш, — понимая, в чем причина, тихо смеётся Чонгук и крепко обнимает истинного.
После посещения врача Тэхён чувствует себя полностью вымотанным и снова засыпает. Просыпается через пару часов, открывает глаза, трёт их и опять удивленно распахивает. Комната заполнена разноцветными воздушными шарами; они везде — красочным ворохом заслоняют потолок, пестрым рядом крепко привязаны к изголовью кровати, украшают ручки двери и мебели. Самых немыслимых цветов и разнообразной формы. Есть ярко-алые сердечки и остроконечные желтые звезды; есть самые обычные, с нарисованными маркером смешными рожицами или расписанные признаниями в любви.
Чонгук, стоя поодаль у окна, с восхищением наблюдает, как Тэхён садится и, немного приоткрыв рот, внимательно рассматривает все, что видит вокруг. Тянет вниз за призывно раскачивающиеся у самого лица узкие ленточки и сразу же отпускает, с восторгом глядя, как шары, на мгновение приблизившись, вновь плавно поднимаются вверх, лениво расталкивая у потолка своих собратьев. Расставляет в ряд разбросанные по одеялу забавные фигурки, скрученные из шариков для моделирования.
— Малыш, тебе понравилось? — Чонгук не может больше молча стоять в стороне, подходит ближе, чтобы разделить с Тэхёном его радость, и с горечью видит, как он пристально осматривает его лицо, словно это их первая встреча, и медленно отворачивается к стене.
Чонгук, тяжело дыша и сжимая кулаки, быстро выходит из спальни, аккуратно, чтобы не испугать Тэхёна резким звуком, закрывает дверь и бежит на кухню-гостиную. Несколько раз молча бьёт кулаком по диванной обивке, вымещая всю свою злость. Пинками расшвыривает декоративные подушки и снова боксирует диван. Обессилев, падает на пол, подтягивает к себе один из пуфиков и, утыкаясь в него лицом, кричит, срывая связки, а потом плачет навзрыд, топя все звуки в ворсистой мягкости.
***
Если бы Хосока спросили каким должен быть его истинный, то ещё пару дней назад он рассказал бы о нём не задумываясь. В своих мечтах он видел скромного и кроткого юношу из хорошей семьи, воспитанного в лучших традициях нравственности и добродетельности. Того, кто станет терпеливо ожидающим с работы своего альфу супругом, и молчаливым спутником на корпоративных праздниках и деловых приёмах, которые принято посещать со своей парой. Хосок желал видеть рядом с собой омегу беззащитного, быть может, даже немного неприспособленного к жизни, чтобы окружить его уютом, достатком и теплом, стать для него заботливым покровителем. Принять в свои крепкие и надёжные объятия юного и нежного омегу, быть для него во всём первым, мягко и неспешно открывать для него чувственную сторону супружеских отношений, создавая утонченными ласками трепетного и чуткого любовника.
Читая собранную информацию об истинном, Хосок понимает, что Юнги не только не оправдывает все его ожидания, но и вообще не умещается в рамки допустимого. Вырос в неполной семье, сирота с шестнадцати лет, в детстве было несколько приводов в полицию за драки и мелкое воровство; правда, когда стал постарше, этого уже не повторялось, но тут тоже непонятно — то ли перестал нарушать законы, то ли с возрастом научился не попадаться. Вспоминая обстоятельства их встречи, альфа склоняется ко второму варианту.
Ещё ночью решив обо всём откровенно поговорить с омегой, утром Хосок не спешит, как обычно, на работу. Он сожалеет о ночной скомканной и абсолютно неправильной беседе, корит себя за неозвученные фразы о том, что он рад их встрече, и Юнги больше нечего бояться, потому что теперь никто не посмеет его обидеть ни словом, ни делом. Надеясь заслужить искреннюю улыбку, а может быть и первый поцелуй, от одной мысли о котором начинают неметь и покалывать губы и становится тесно в области ширинки, Чон готовит завтрак на двоих, дожидаясь, пока проснется его истинный.
Судя по выражению лица, завтрак Юнги не радует, присутствие Хосока — тем более. Помня про его вчерашние планы уйти из дома пораньше, омега угрюмо и настороженно смотрит на альфу, надеясь, что он задержался не для того, чтобы Мин расплатился с ним за гостеприимство своей почти замужней задницей.
— А тебя на работе за опоздание ругать не будут? — вместо приветствия спрашивает омега. — Вдруг начальник разозлится.
— Начальник — это я, — коротко отвечает Хосок. Понимая, что Юнги не то что разговаривать — видеть его не хочет, решает отложить беседу на вечер и уходит в спальню, жалея о потраченном впустую времени.
Настроение Юнги улучшается, как только альфа исчезает из вида. Он с удовольствием завтракает, наливает себе большую кружку кофе, хлопает по карманам одежды, ища пачку, и с сожалением достает последнюю сигарету. Крепко зажав её губами и приоткрывая окно, омега собирается залезть с ногами на подоконник, но его внимание привлекает резкий вибрирующий звук оставленного на кухонном столе телефона Хосока. Юнги подходит ближе — он не планирует снимать трубку, убеждая себя, что плевать ему хотелось кто звонит его альфе, но высвечивающееся имя «Филиал Ада» не оставляет ему выбора. Природное любопытство побеждает воспитание, находящееся на зачаточном уровне.
— Доброе утро, господин Чон Хосок, — раздаётся лживо-приветливый голос.
— А вот и не угадал, — коротко хмыкает омега и делает большой глоток, но, услышав следующую фразу звонящего, давится кофе.
— Ой, простите, господин Мин Юнги, я не ожидал услышать вас.
Юнги тоже не ожидал, что кто-либо знает о его нахождении рядом со своим истинным, поэтому шумно откашливается и продолжает внимательно слушать собеседника, надеясь по ходу разговора понять, что это всё значит.
— Мы рады поздравить вашу пару с воссоединением и спешим сообщить, что присланные заявки на брак уже обработаны и с сегодняшнего утра вы официально считаетесь супругами. Примите наши самые искренние поздравления и пожелания счастья в семейной жизни.
— Какой брак? Какие заявки? Я ничего не заполнял!
— Как это «какие заявки»? Те самые, которые отправил ваш супруг сегодня в пять часов утра.
Омега медленно оседает на пол, скользя спиной по стене. Это конец. Чёртов Хосок успел зарегистрировать их брак, и Юнги понимает, что теперь разлучить их сможет либо смерть, либо воспитательная колония, куда его непременно отправят, если попытка планируемого побега окажется неудачной. Альфа закрыл и крепко запер все возможные пути отступления. И, может быть, Юнги смог бы со временем смириться с потерей собственной свободы, но… Чимин. Что теперь будет с ним? Кто принёсет ему еду и лекарства? Кто вытащит его из подвала?
В душе у Юнги поднимается волна ярости и он мысленно клянётся, что альфа ещё не раз пожалеет о столь опрометчивом поступке.
— Господин Мин, — продолжает щебетать сотрудник колл-центра института семьи, — господин Чон, к сожалению, не указал номер вашего контактного телефона, но раз уж мне посчастливилось связаться с вами, не могли бы вы ответить на несколько вопросов? Скажите, пожалуйста, насколько комфортно вы провели эту ночь рядом со своим истинным?
— Как я провёл ночь? — Юнги чувствует, что он теряет контроль над собой. — Наверное, вы хотели спросить, успел ли меня выебать мой истинный? Нет, блять, не успел, — Мин с интересом рассматривает оставленные на столе бутылку из-под ликера, грязный стакан и пластиковый лоточек с липкими разводами от мороженого. — Он первую половину ночи анкеты с заявками заполнял, а вторую — праздновал нашу встречу.
— Простите, я не совсем понял, что вы сейчас сказали, — голос сотрудника института растерян, но он продолжает разговор, стараясь разобраться в сложившийся ситуации. — У вас возникли какие-то проблемы? Пожалуйста, расскажите о них и мы сделаем всё возможное, чтобы помочь вам.
— Представьте себе, возникли! — Юнги нарочно повышает голос, видя заходящего на кухню Хосока, который от удивления перестает завязывать галстук и внимательно слушает омегу. — Я категорически недоволен выбором системы! Мало того, что мой муж древний, как говно мамонта, так он ещё и импотент, даже не заглянул ко мне в комнату, — омега, думая, как бы ещё оскорбить альфу, цепляется взглядом за пустую бутылку. — А в личном деле Чон Хосока указано, что он страдает от алкогольной зависимости?
— Что ты делаешь? — шипит Хосок, вырывая свой телефон, и с ужасом смотрит на входящий номер, сбрасывая звонок. — Ты с ума сошёл такие вещи говорить сотруднику института?
— Это ты что наделал? Ты нахера заявки отправил?
— А что мне нужно было сделать? Мы же встретились.
Юнги хватается за голову, понимая, что альфа — редкостный идиот.
— Ничего тебе не надо было делать, — омега прикуривает ранее отложенную сигарету и делает глубокий вдох, успокаиваясь. — Понимаешь? Ни-че-го. Ну, встретились, ну, узнали, что мы истинные. И что из этого? Свидетелей нашей встречи не было, заявлять о нарушении закона некому. Как встретились, так и разошлись каждый по своим делам. Так нет, блять, надо было притащить меня к себе, надо было заявления подавать! Как теперь мы из этого выпутываться будем?
Хосок искренне не понимает, чем недоволен Юнги, потому что ему самому «выпутываться» не хочется. Наоборот, хочется обнять омегу покрепче, вдохнуть ещё раз сладкий желанный запах, отогреть теплом маленького бунтаря, прижав к своей груди. Юнги не тот, о ком мечтал альфа с тех самых пор, когда увидел на своей руке долгожданное имя, но одно дело — фантазии, и совсем другое — реальный истинный, который, несмотря на несносный характер и полное отсутствие воспитания, как никто другой нуждается в заботе. Альфа нервно размышляет, почему беззащитный, долгое время лишенный любви и ласки омега отчаянно рвётся на свободу и не принимает всё то, что он готов ему дать.
— И куда ты пойдёшь, глупый? Снова по улицам скитаться? Или тебя кто-то ждёт? — Хосок давится своими словами, видя по вмиг погрустневшим глазам напротив, что он прав.
От одной мысли, что у Юнги есть тот, ради которого он готов отказаться от своего истинного, его начинает душить ревность.
— В моё отсутствие не смей выходить из квартиры. Я смог отправить одно заявление — напишу и другое, теперь уже в полицию. И поверь, рука не дрогнет, — альфа старается говорить спокойно, пытаясь справиться с бушующими внутри эмоциями. — Нравится тебе это или нет, но теперь ты мой.
Юнги отворачивается к окну, не желая больше разговаривать. Хосок выходит из кухни, шумит в прихожей, обуваясь и надевая верхнюю одежду, громко хлопает входной дверью, но уже через несколько секунд возвращается обратно, и омега, слыша за спиной приближающиеся тяжелые шаги, напрягается всем телом и сжимает кулаки, готовясь ответить на ожидаемый удар или толчок, но вместо этого альфа что-то кладёт на стол и уже окончательно выходит из дома.
Рядом с пустой пачкой из-под сигарет лежит ещё одна, не распечатанная.
***
Поздно ночью Чимин привычно пододвигает к зарешеченному окошку подвала ящик и садится на него. Зябко вздрагивает под пронизывающими и мокрыми потоками осеннего воздуха, обжигающим мелкой колкой пылью и ледяным дождем. Размазывает ладонями по щекам влагу, смешивая солёные капли с теми, что швыряет в лицо ветер.
Чимин отчаянно цепляется пальцам за прутья решетки, вымазывая руки в ржавых разводах, в который раз убеждаясь, что её не выбить и не сломать. Из подвала есть только один выход, и завтра утром омегу вновь поставят перед выбором: либо оставаться в своей клетке, либо пройти на встречу с кем-то, кто ждёт уже три недели, и, наверное, если бы мог, давно приказал приволочь его силой.
Стараясь не обращать внимания на раздающиеся откуда-то сверху крики, звуки ударов и громкие смешанные стоны — у одних — от боли, у других — от наслаждения, омега долгие часы вслушивается в ночную темноту, пытаясь уловить в шуме ветра тихие шаги.
Юнги не пришёл. Чимин убеждает себя, что причина тому разгулявшееся на улице ненастье или очнувшееся благоразумие, о котором он сам говорил не раз и не два, убеждая друга не приходить каждый день. Но когда непроглядная ночная тьма сменяется густыми предрассветными сумерками, омега падает на матрас лицом вниз и громко плачет. Обмануть себя не получается — Юнги не мог добровольно отказаться от возможности увидеться; значит, с ним что-то случилось, и Чимин глухо воет и трясет головой, пытаясь отогнать страшные мысли.
Постепенно в здании стихают все звуки, и когда подвал освещают первые лучи солнца, омега умолкает и медленно переползает в дальний угол, слыша приближающиеся шаги, звяканье ключей и скрип открываемой двери. Высокий и широкоплечий бета кидает на матрас чистые футболку и штаны, одной рукой удерживая небольшой пластиковый поднос, и подходит к сидящему на полу омеге.
— Ешь и переодевайся. Тебя ждут.
Чимин смотрит на принесенную одежду, плавно переводит взгляд на стоящие на подносе миску с жидкой рисовой кашей и стакан воды, резко поднимается и ударом руки снизу-вверх выбивает поднос из рук охранника. Бета смотрит на свою испачканную едой форму и уже привычным движением выдергивает кожаный ремень из шлёвок.
— Бешеная сука!
Чимин, не успевший вовремя присесть, получает первый удар в область плеча. Вжавшись в угол и прикрывая голову руками, омега крупно вздрагивает под градом сыпящихся хлёстких ударов по спине, от которых рвётся тонкая ткань одежды и лопается кожа. Он не старается парировать удары, молча терпит побои, чувствуя как внутри медленно разгорается неконтролируемая животная ярость, которую всю свою сознательную жизнь старался задушить и подавить; и когда охранник опускает руку и разворачивается, чтобы уйти, Чимин с силой бьет его в бедро, не пытаясь атаковать, а провоцируя.
— Тебе мало, тварь?
Бета бьет омегу ногой, и ещё раз, снова удобнее перехватывает рукой ремень.
«Ну, давай же, — мысленно молит Чимин. — Соверши ошибку, дай мне шанс вырваться отсюда».
Ослепленный злостью охранник на секунду забывает, кто перед ним, берёт омегу за шиворот футболки, резко тянет вверх, кидает в сторону ремень и освободившейся рукой хватает за оголенную нежную шею. От прямого удара бету отшвыривает назад и он, пятясь, чтобы сохранить равновесие, испуганно смотрит на пробудившегося зверя, который, не отводя взгляда от своей жертвы, мягко крадется вдоль стены, медленно приближаясь. Охранник выхватывает из-за пояса пистолет со снотворным, однако, понимая, что хоть лекарство и подействует почти мгновенно, но и этого «почти» будет достаточно, чтобы ему одним стремительным и точным движением свернули шею, в один прыжок трусливо скрывается за дверью.
Слыша, как щёлкает дверной замок и жалобно звякают ключи в дрожащих руках охранника, Чимин садится на матрас, достает две последние таблетки обезболивающего и морщится, тщательно пережевывая горькое лекарство. Аккуратно, стараясь не делать резких движений, снимает с себя рваную футболку, прикладывает её к свежим ссадинам, чтобы остановить кровь, и ей же вытирается. Все следы недавнего избиения надежно скрываются под чистой тканью нового комплекта одежды, лежащего на матрасе.
