Ошибки системы

             Порывистый ветер неровными толчками приносит в душную аудиторию осеннюю прохладу. Качает темно-зеленые жалюзи, игриво взъерошивает волосы расположившихся за партами альф. Словно возвращаясь в студенческие годы, собравшиеся внимательно слушают лектора, а новички даже кратко конспектируют услышанное.        — Первая встреча с истинным — одно из главных событий в жизни каждого человека.       Молодой бета, который стоит за трибуной, является олицетворением всего величия системы. Черные, как смоль, волосы уложены в модную прическу. Белоснежная накрахмаленная рубашка заправлена в отутюженные брюки, о стрелки которых, кажется, можно неосторожно порезаться. Начищенные до блеска мокасины без единого пятнышка или мокрого развода, несмотря на дождливую погоду. Бета словно изображён умелой рукой художника чёрным грифелем на белом листе — кажется нереальным в собственной красоте. Лишь только нежный румянец на щеках и ярко-алые пухлые губы выдают в нём человека, а не воплощение чужого идеала в удачном рисунке.        — Первая встреча знаменательна тем, что позволяет двум людям испытать новое, ранее неизведанное, прекрасное чувство, а именно — чувство долгожданного воссоединения со своим истинным. Душу переполняет любовью и нежностью к пока ещё незнакомому, но уже близкому и необходимому человеку.       — А ширинку переполняет стояк. Чувство давно знакомое, но от этого не менее прекрасное, — тихонько шепчет молодой альфа, ближе наклоняясь к сидящему слева другу.       На шутку тот лишь широко улыбается, демонстрируя окружающим милые ямочки на щеках, и продолжает показательно, но абсолютно бессмысленно чиркать ручкой в блокноте. Справа от развеселившегося альфы другой его друг коротко хмыкает, не отводя взгляда от спрятанного под партой телефона — проверяет почту и вносит бесконечные заметки в ежедневник.       — После воссоединения главная задача каждого альфы - обеспечить их паре уединение и покой, — бета продолжает вести лекцию, неодобрительно поглядывая на трёх альф, что сидят в первых рядах. — Оградить своего истинного омегу от всего, что его тревожит и беспокоит. Быть рядом. Позволить омеге раскрыться и довериться.       — Он так странно произносит слово «трахаться». Это какой-то южный диалект? — не унимается молодой альфа, вновь тормоша своих друзей. — Кстати, а вы никогда не задумывались, почему лекции для альф и омег проводятся отдельно? Логичнее было бы сводить нас всех вместе, чтобы мы быстрее находили истинных.       — Да потому что, Чонгук, — сидящий справа альфа закончил читать присланные сообщения и готов немного поболтать, — свободные достопочтенные альфы и целомудренные омеги тут же все перезнакомятся и начнут заключать контракты на спаривание. Вот прям здесь, в здании этого института, подрывая авторитет и моральные принципы всей системы в целом.        — Чем принесли бы тебе дополнительный доход. Ведь так, Хосок? — хитро улыбается Чонгук.       — А я бы заключил контракт, — тихо шепчет сидящий слева, приглаживая рукой непослушные, высветленные волосы. — С этим бетой и заключил бы.       — Ох, Намджун…       Лектор бьет длинной указкой по столешнице, требуя соблюдать тишину. Щелкает клавишей мыши, и на белой доске появляются новые изображения. Все трое альф синхронно зевают, прикрывая рот рукой.       Раньше посещение лекций в общенациональном институте «Первой встречи, семьи и счастливого отцовства истинных» было более интересным. Профессор, забавный и шустрый старичок-альфа, умело разбавлял унылые заливания о семейном счастье смешными и поучительными историями из собственной жизни. Посещаемость не отмечал. Безоговорочно отпускал всех, кто заранее позаботился об «уважительной причине» пропуска, и сокращал время занятия с двух часов до сорока минут.       Но полгода назад всё изменилось, когда у группы альф повышенного риска появился новый куратор. Незаменимый в своей преданности системе, чертовски привлекательный и столь же занудный Ким Сокджин. За считанные пару месяцев он навёл порядок в доверенном ему центральном районе. Посетил каждого числящегося в списке альфу, проверяя правильность данных о месте проживания и пригодности жилищных условий для создания пары. Тонко намекнул, что отныне не позволит отлынивать от занятий, совсем не тонко пригрозив страшными последствиями при ослушании. Его тихо ненавидела вся группа в целом.       А Намджун ещё и хотел.       Сокджин профессионально поставленным голосом продолжает свое повествование, тыкая указкой то в одну, то в другую картинку на доске. Изображения счастливых пар. Идеальная семейная жизнь в идеальном мире, в котором для каждого подготовлен персональный кусочек рая.       Вот альфа, встав на колени, целует округлившийся животик омеги. А на другой счастливые родители расцеловывают пухлые щечки заливисто смеющегося малыша. Седовласый дедушка с улыбкой наблюдает, как трое его внуков играют в парке с золотистым лабрадором. А вот совсем молодая пара стоит, обнявшись, на желтом от цветущих одуванчиков бескрайнем поле. Провожают восхищенными взглядами угасающий закат.       — Знаете, — Чонгук просто физически не может сидеть молча дольше пятнадцати минут, — если бы я увидел эту парочку в реальной жизни, то пригласил бы к себе на приём для обследования. Излишняя восторженность обыденными явлениями — один из признаков серьёзных проблем с психикой.        — Господин Чон Чонгук! — терпение Сокджина всё-таки подошло к концу. Нескончаемые шепот, возня и неуместные смешки больно ударяют по самолюбию. Стремительная переквалификация из лектора института в воспитателя детсадовской группы в планы Кима не входит, но самые безалаберные альфы со всего потока явно добиваются именно этого результата. — Насколько мне известно, вы ведущий специалист в клинике неврозов. И раз уж мы сейчас обсуждаем тему психологического комфорта в семье, думаю, вас не затруднит ответить на мой вопрос. Сколько среди людей, обратившихся к вам за помощью, тех, кто уже обрёл своего истинного?       — На моей практике — ни одного! — вальяжно откинувшись назад, насколько это позволяет неудобная деревянная скамья, громко лжёт Чонгук.       Ответ полностью приходится по душе лектору. Сокджин, в знак согласия, слегка кивает головой и чуть растягивает губы в довольной улыбке.        — Как мы только что все убедились, — Сокджин чуть повышает голос, чтобы выделить важность полученного ответа, и продолжает ещё более уверенно, — именно отношения с истинной парой приносят в жизнь каждого человека гармонию и удовлетворенность. Сложившаяся десятилетиями и закреплённая законодательством система взаимоотношений исключает любого вида ошибки, которые невозможно избежать при свободном выборе партнёра. Но чтобы чётко следовать всем любезно предоставленным указаниям, их сперва необходимо тщательно изучить и запомнить. Не правда ли, господин Чон Хосок? Или вы считаете, что данное утверждение к вам не относится?       Увлеченный перепиской в рабочем чате Хосок не сразу замечает лектора, который остановился напротив его парты. К счастью, вопрос он услышал. Вынужденная привычка делать несколько дел одновременно не подвела и на этот раз.       — Как альфа, находящийся в трепетном ожидании встречи со своим истинным, — Хосок для ответа не только встает со своего места, мягким движением руки разглаживая образовавшиеся складки на тонком кашемировом джемпере, но и учтиво склоняет голову, — я делаю всё возможное, чтобы подготовить материальную базу для создания счастливой и крепкой пары. Прошу простить меня за невнимательность.       Сокджин слегка хмурится. В ответе явно прослеживается издёвка, но по факту придраться не к чему.       Укоризненно покачав головой, глядя на вновь удобно усаживающегося Чона, лектор не спеша перемещается немного правее и останавливается напротив альфы-блондина. Скользит пренебрежительным взглядом по нервно сцепленным в замок пальцам рук и кривит губы, видя заискивающую улыбку с противными ямочками на щеках.       — Господин Ким Намджун, — бесстрастным голосом говорит Сокджин, а устремленный на него взгляд альфы полон тоски, надежды и готовности к чему бы то ни было, — продолжайте писать конспект.       Резко развернувшись, бета быстрыми шагами возвращается на трибуну, чтобы продолжить. До конца лекции ещё минут тридцать.       Чонгук сползает чуть вниз, прислоняясь затылком к спинке скамьи, скрещивает на груди руки и прикрывает глаза. Ночное дежурство никто не отменял, и перед работой следует немного отдохнуть.       Это своеволие Ким Сокджин оставляет без внимания. Чонгук с незакрывающимся ртом абсолютно невыносим. Чонгука с закрытыми глазами он вытерпеть вполне сможет.

***

      После окончания еженедельных занятий все альфы стремительно покидают здание института. Задерживаться в данном учреждении по доброй воле никто в твердом уме и здравой памяти не стал бы.       Как и бывало раньше, трое альф по старой дружеской традиции решают провести пятничный вечер в небольшом баре.       — Самое лучшее, что я получаю от этих лекций, — Хосок занимает один из свободных столиков и жестом приглашает друзей присаживаться, — так это возможность выпить после них, не терзая себя угрызениями совести.       — Теоретически я с тобой согласен, но сегодня, наверное, воздержусь, — улыбается Чонгук, удобнее усаживаясь на кожаном диване. Слегка задумывается. И после непродолжительной внутренней борьбы жестом подзывает официанта. — А впрочем, бокал светлого пива мне не повредит.       Изящный бета в красной форменной рубашке и с подвязанным на поясе белым передничком быстро записывает в блокноте заказ и удаляется, игриво подмигнув пожирающему его глазами Намджуну. Альфа лишь довольно скалится в ответ, не отводя взгляда от повиливающей аппетитной попки; а когда бета возвращается и неторопливо расставляет на столе бутылки, стаканы и тарелочки с закусками, он успевает по этой самой попке пару раз провести рукой.        Все эти заигрывания не остаются незамеченными.       — Знаешь, Намджун, — Чонгук машет рукой перед лицом друга, привлекая к себе внимание, — ты мне сейчас напоминаешь бездомного щеночка. Каждому проходящему мимо бете в глаза заглядываешь и взглядом просишь — «возьмите меня, я хороший!»       — Не говори ерунды, Куки, — Намджун стягивает с себя куртку и небрежно бросает рядом с собой. — Я просто следую прописанным правилам системы. Активно знакомлюсь с бетами, чтобы «познать одно из самых главных событий в жизни каждого человека».       — А чего это сразу бета? Может, твой истинный — омега, — удивляется Хосок, наливая в узкую рюмку немного крепкого ликера, и залпом выпивает сладкий напиток.       — А потому что омеги ему противопоказаны, — ухмыляется Чонгук, пихая Намджуна локтём. — Это я тебе как его лечащий врач говорю. Намджун у нас парень добрый и открытый, пока в спальню не пригласят. Айщ! — альфа трёт запястье правой руки, пульсирующее тупой болью, после чего расстёгивает манжету рубашки и нежно прикасается губами к воспалённому и даже немного вспухшему имени. — Ты чем опять недоволен, малыш?       — Может быть тем, что ты продлил контракт сексуальных отношений с другим омегой ещё на два года? — смеётся Хосок, покручивая в пальцах нераспечатанную пачку сигарет. Он не курит, но с ними чувствует себя как-то спокойнее. — Единый Бог, Чонгук! Перестань разговаривать и сюсюкаться со своей рукой. Ведешь себя хуже, чем беременные омеги. Ким Сокджин сейчас тобой гордился бы.       Чонгук лишь хитро улыбается, ещё раз трется подбородком о собственное запястье и только после этого приводит рубашку в порядок. Делает небольшой глоток из высокого бокала и тянется к открытому пакетику с чипсами.       — Многоуважаемый куратор после всего, что с нами сделал, не то что гордиться — обязан замуж за нас выйти, как порядочный мужчина,  — хмурится Намджун. Любое напоминание о Сокджине портит настроение, поэтому он выпивает из бокала остатки красного вина и наполняет его вновь. — Схватить бы его покрепче и отлюбить так, как он мне за полгода своими лекциями мозги отлюбил.        — Вот, кстати, полностью согласен, — внезапно заявляет Чонгук и, заметив недоумение в глазах Кима, тут же торопливо поясняет: — Да не с «отлюбить», а с мнением про лекции я согласен. Почему всё решает природа и система, а отвечать за это должен я? Лекции, тренинги… Я вообще-то свободного омегу себе уже нашёл. Так сказать, опытным путём готовлюсь к последующей семейной жизни.        — Ну и как? Всё идеально?       — Сам знаешь, что нет. У моего партнёра не характер, а сплошная истерика. Одна радость: секс любит и подарочки с сюрпризиками не клянчит. В принципе, омега он неплохой. Я бы на такого в качестве истинного согласился, но только без вечных страданий и нервных срывов.        — А если без страданий, но и без секса? Темперамент, знаешь ли, на многое влияние оказывает.       — Упаси, Единый! — Чонгук изображает неподдельный ужас и отмахивается руками. — Зачем мне такой омега?       Намджун громко смеётся, резко откидывая голову назад. Кажется, алкоголь начал действовать и настроение улучшается. Даже вредный Ким Сокджин уже кажется не зазнавшейся и бесчувственной скотиной, а обычным пареньком, который просто немного робеет перед мужественным и неотразимым альфой. И только поэтому отвечает отказом на все предложения прогуляться или выпить вдвоем по чашечке кофе.       С любопытством поглядывая по сторонам в поиске симпатичных и необремененных спутниками бет, Намджун вновь тянется к вину. Поднимает вверх бокал, выкрикивая шуточный тост, и с радостью наблюдает, как его друзья повторяют за ним.       Отпивает немного и… морщится, чувствуя в горле уже привычный металлический привкус. На белоснежную рубашку падают тяжелые липкие капли.       — Чёрт.       Густая темная кровь течет из носа по губам и срывается с подбородка, оставляя на дорогой ткани красные неровные дорожки. Зажав одной ладонью лицо, а другой — подавая знак друзьям оставаться на месте, Намджун быстро уходит к уборным.        — Опять, — шепчет Хосок, вновь сжимая пальцами пачку сигарет. — Что за фигня с ним происходит?        — Я не знаю, — так же тихо отвечает Чонгук. — Когда это началось три недели назад, он сразу же прошел полное обследование. Намджун абсолютно здоров. Ну, кроме проблем… сам знаешь с чем.

***

      Когда на город опускаются сумерки, омега спрыгивает с холодного подоконника, на котором просидел последние два часа. Недовольно отряхивает черные джинсы, к которым прицепились белые чешуйки облупившейся краски. Ставит на старую поцарапанную газовую плиту чуть помятый с одного бока чайник и, дожидаясь пока тот закипит, жадно прикуривает сигарету. Сизый дым неторопливо поднимается вверх, рассеиваясь у пожелтевшего от времени потолка.       Омега в очередной раз проверяет содержимое карманов куртки — вдруг что забыл. Заваривает быстрорастворимый кофе. С надеждой трясет жестяную банку, в которой раньше был сахар, и, убедившись, что она пуста, раздраженно ставит на место.       Диван жалобно скрипит пружинами, прогибаясь под весом омеги. По пыльной обивке рассыпаются незатейливые свёрточки и упаковки, вытряхнутые из небольшого пакетика с изображенным на нём красным крестом.       Омега задумчиво трёт подбородок и разглядывает имеющиеся в наличие медикаменты. Этого слишком мало, чтобы принести реальную помощь. Это слишком много, чем они могут позволить себе сейчас. Остановив свой выбор на блистере обезболивающего, бутылочке с перекисью и пачке дезинфицирующих влажных салфеток, омега распихивает их по карманам, где уже лежат пара сэндвичей, банка газировки и шоколадный батончик. После недолгих сомнений добавляет рулончик стерильного бинта, упакованный в хрустящий полиэтилен. Вот теперь, кажется, точно всё.       Мимо скрипучего деревянного дома, издав два оглушительных гудка, проносится поезд. Омега в один шаг оказывается у окна и, прижавшись лбом к ледяному, мелко дребезжащему стеклу, провожает взглядом стремительно удаляющиеся в темноте желтые огоньки. Поезда ему нравились. Всегда. Нравятся их скорость и комфорт. Нравится запах, дикая смесь ароматов мазута и солярки, горящего каменного угля и креозота, что исходит от шпал. Но больше всего нравится мысль, что когда-нибудь, если повезёт, то очень скоро один из поездов увезёт их из этого проклятого города. Их двоих. И никак иначе.       Присаживаясь на грубо сколоченный табурет, омега пододвигает к себе кружку с уже немного остывшим кофе. Пальцем вылавливает упавшие с потолка хлопья побелки и делает крупный глоток. Морщится, закуривает очередную сигарету и, выпустив облачко дыма, снова пьёт. Горький кофе сглаживает тяжелый привкус дешевого табака. Сигаретный дым смягчает вкус дрянного напитка. Удивительное сочетание двух минусов, которые в конечном итоге дают плюс.       Когда кофе выпит, а за окном сгущается непроглядная тьма, омега натягивает черную свободную толстовку, следом надевает куртку и выходит из дома.       У него в запасе есть ещё как минимум два-три часа. Омега, ссутулив плечи, неспешно шагает по мокрому от недавнего дождя асфальту, иногда вороша носками стоптанных кроссовок редкие кучки первых упавших с деревьев скукоженных листьев.       Он выбирает более длинный путь по окраине, избегает на своём пути шумные и ярко освещенные проспекты. Растворяется в непроглядной тьме безлюдных переулков и скверов. Иногда ловит на себе испуганный взгляд редких прохожих и тогда, тихо посмеиваясь, сильнее натягивает капюшон, пряча своё бледное лицо.       Те, кто встречаются ему по пути, быстро проходят мимо, нервно оглядываются по сторонам и покрепче сжимают в руках сумки и пакеты. Вряд ли их пугает одиноко бредущий по своим делам омега. Скорее их настораживает пустынность, тишина и мрак, что окутывают словно коконом всех торопящихся поскорее очутиться дома за крепко запертыми дверями людей.       Омеге смешно от этой мысли и он давится горькой улыбкой. Если ты один — бояться нечего. Страшно, когда вокруг толпа, безжалостная в своем равнодушии. Именно она приносит настоящие страдания, а не вымышленные чудовища из детских страшилок, что якобы прячутся в темноте.       Тьма для омеги привычна и безопасна. Тьма приносит с собой и щедро делится отдыхом и покоем. Тьма давно стала омеге верным другом, не раз выручавшим из беды.       Время приближается к двенадцати ночи, когда омега оказывается у высокого забора.       Пропуская очередного заплутавшего прохожего, омега присаживается на корточки и теребит шнуровку обуви, делая вид, что пытается затянуть узел потуже. Убеждается, что улица безлюдна, подпрыгивает вверх и цепляется пальцами за острые края кирпичной кладки. Скребет коленями по вертикальной поверхности, подтягиваясь на руках, и, ещё раз окинув взглядом окрестности, спрыгивает на обратную сторону. Не вставая, отползает в густой кустарник и недовольно морщится, когда мокрая листва липнет к лицу, делясь холодной влагой.       Разгулявшийся порывистый ветер омеге только на руку. В шорохе опавшей листвы и скрипе раскачивающихся деревьев легче спрятать шаги и тихий шепот. Охраны нет. И это ничуть не удивляет. Сегодня пятница, первая ночь долгожданных выходных. Все беты, одетые в камуфляж, охраняют спокойствие клиентов, которые пришли обменять свои деньги на право провести эту ночь с жаркими телами бесправных омег.       Омега быстро добегает до двухэтажного здания, что стоит в глубине небольшого сада и на первый взгляд кажущегося абсолютно заброшенным. Медленно движется вдоль стены до невысокого каменного выступа, за которым, в небольшом углублении, скрыто от случайных глаз зарешеченное окошко подвала. Запрыгивает на выступ, а после скользит вниз. Вот теперь всё. Он на месте.       Опускаясь на колени, омега приближает лицо к ржавой решетке и пытается разглядеть хоть что-то в непроглядной темноте. Тихо зовет:        — Чимин.       Омега, который заперт в подвале, подтягивает к окошку деревянный ящик, заменяющий ему стул, садится на него, скрещивая ноги, и просовывает через решётку пухлые, короткие пальчики.       — Я так скучал, Юнги, — шепчет Чимин, ощущая, как его пальцы крепко обхватывает холодная рука.       Юнги торопливо передает другу то, что принёс с собой. И с сожалением прерывает жалкое подобие рукопожатия. Чимин чуть отодвигается вглубь своей клетки, чтобы обработать свежие ссадины. С болью и нежностью в глазах омега наблюдает, как Чимин торопливо закидывает в рот сразу три таблетки. Как вытирает влажными салфетками запекшуюся кровь на руках и ногах. Как с тихим шипением пенится на ранках перекись. Как Чимин неумело перевязывает на своём израненном теле те порезы, из которых вновь начала сочиться кровь.       — Я их ненавижу. Пусть они сгорят в аду, твари.       Чимин обреченно смотрит в глаза друга, в которых больше нет ни капли теплоты. Холодная ярость, которая, к сожалению, ничем не может помочь.        — Спасибо тебе, — Чимин вновь прислоняется щекой к решётке. — Спасибо тебе за всё.       Вместо ответа омега получает толстовку, с трудом пропихнутую внутрь. Куртку же Юнги стелет вдоль стены и ложится на неё. Теперь их лица на одном уровне, и пришедший вновь протягивает руку, чтобы прикоснуться к каштановым волосам, чувствуя, как горячие пальчики нежно скользят по его щеке.       — Мне страшно, — Чимин первым прерывает молчание и слегка кривится, чтобы удержать внезапно нахлынувшие слезы. — Они избивают меня, только лицо не трогают. И шею тоже. Не знаю почему. Но я не их боюсь. Мне страшно, что я могу сломаться, не вытерпеть. Ведь тогда…       — Поешь, — тихо выдыхает Юнги. — Тебе понадобятся силы.       Чимин согласно кивает. Откусывает большой кусок сэндвича и мычит от удовольствия.       — Я уже тебе говорил, что ты лучший человек на этой планете?       — Каждый день только это и слышу, — омега недовольно ворчит, пытаясь скрыть грустную улыбку.       — Расскажи мне что-нибудь, — внезапно просит Чимин. — Что угодно. Я так устал от тишины.       Юнги недовольно вздыхает, но говорит.       Об осени, что наступила в этом году неожиданно рано и залила всю округу дождём.       О том, что кот, которого подкармливал Чимин, наконец-то начал приносить пользу и активно ловит мышей, которые с приходом ночных заморозков вновь пытаются пробраться в тёплые дома.       О том, что соседский мальчишка-альфа всё-таки смог выходить выпавшего из гнезда воронёнка, научил его летать и теперь, если верить словам его папы, эта крылатая тварь гадит по всей квартире. Но альфу это не расстраивает ничуть. Теперь он учит воронёнка разговаривать, чтобы хвастаться во дворе ручной и умной птицей, а его отец грозится выставить за дверь обоих: и птенца, и сына.       О том, что старого пекаря, который на прошлой неделе отвесил Юнги ногой крепкого пинка под зад, за эту самую ногу вчера укусила собака хозяина овощной лавки. Да-да, той самой лавки, в которой в августе Чимин целый день перебирал и отмывал фрукты с овощами, но денег за свой труд так и не увидел. И теперь пекарь скачет на костылях, а лавочнику выписали огромный штраф.       О хозяине квартиры, который приходил сегодня, требуя погасить долг по аренде, да ещё и за следующий месяц хочет получить заранее оплату. Но этого делать, разумеется, не следует, потому что в следующем месяце оба омеги уже будут где-то далеко. Там, где между ними не будет ржавых решёток.       Потому что Юнги вытащит Чимина из этого ада. Любой ценой вытащит. Что-нибудь обязательно придумает.       Между железных прутьев вновь протаскивается толстовка. Обертки от еды и лекарств собраны и переданы Юнги, лишь таблетки вытащены из упаковки и надежно спрятаны в дырявом матрасе. Чимин снимает с себя бинты, с удовольствием отмечая, что все ранки затянулись тонкой плёночкой и больше не кровоточат.       Прощаясь, Чимин в который раз просит своего друга не приходить так часто, боится, что он будет пойман, как и все другие омеги в этом притоне. Юнги вроде кивает головой в знак согласия, но сам в уме составляет список того, что принесёт завтра, и размышляет, где всё это будет доставать.        Оба знают, что Юнги, несмотря на опасность, всё равно придёт. Оба знают, что Чимин, несмотря на страх за друга, всё равно будет ждать.       Ссутулив плечи, омега неторопливо идёт по улице, провожая взглядом редкие проезжающие машины. Не спешит возвращаться в крохотную квартирку в старом деревянном доме.       Нет смысла торопиться туда, где его больше не ждёт Чимин.