We were the Champions...

      Двое громил вели его в допросную. Он мысленно проклинал тот единственный пакетик, который инспектор распорол, чтобы проверить его на наличие наркотиков. Его грубо приставили к стене, пока сами полисмены отворяли двери допросной. После махинаций с дверью его столь же грубо затолкнули в комнатку и велели дожидаться инспектора, который не спешил появляться. Конвойный остался с той стороны двери, поэтому он был предоставлен сам себе. Мысли продолжали метаться, хотя саднящая боль в голове, которая появилась после его попытки вырваться и доказать свою непричастность и невиновность Джона, слегка сбавляла его пыл и жажду справедливости.       Мужчина, представившийся как инспектор Стрикт, с непроницаемым лицом вошел в его квартиру. Следом за ним прошли двое в гражданском, один в костюме, напоминающем костюм химзащиты, и двое в форме. Эта веселая компания отправилась в комнату для гостей, куда их проводил Джон. Он все еще казался неестественно бледным. Акинфеев был не уверен, что все получится, но упорно продолжал делать вид, что все идет по плану, даже тогда, когда инспектор Стрикт все с тем же невозмутимым лицом достал из-под кровати одну единственную сумку.       В напряженном молчании все смотрели на сумку, наполненную маленькими пакетиками с белым порошком. «Как в кино. Немая сцена», — промелькнула мысль. Инспектор Стрикт взял один пакетик и, попросив нож, который тут же подал Джон, распорол пакетик, а после высыпал немного порошка на руку и попробовал его.       — Кокаин! — провозгласил Стрикт.       Этот чертов инспектор быстренько оформил необходимые документы, их двоих повязали и отвезли в участок, по дороге они не сопротивлялись: были обескуражены. Через полчаса в камеру зашли те две скалы и отвели в допросную. А в голове только и была мысль: как? План был продуман, казалось, до мелочей… Откуда там пакетик с кокаином? Наркотики ведь…       Мраморные плитки на полу и на стенах. Возле ванной расплылось пятно неизвестного происхождения. Он в очередной раз пробежал взглядом по скромному интерьеру комнатки: коврик цвета бушующего моря возле ванной, стул, купленный на распродаже, небольшая раковина с начавшем ржаветь краном, и огромное по сравнению с ней зеркало. Ежеминутный осмотр завершился, когда взгляд перешел на ванну с мутной субстанцией, вода из крана продолжала наполнять её, однако содержимое не спешило бесследно исчезать в канализации, медленно, но верно подбираясь к краям ванной.       «Да, давно пора прочистить сифон в ванной, » — подумал Даниил, наблюдая как мутная вода со странным, громким и пугающим бульканьем утекала в отверстие со скоростью бабушки с тяжелыми пакетами, поднимающейся по лестнице.       Они заперлись в ванной комнате. В ванну летели тысячи долларов. Подумать только! У них на руках несколько килограмм наркотиков! Мечта наркомана! А они стояли и потрошили их в ванну. Пакетик за пакетиком. А после еще один.       — Ты точно уверен? — в очередной раз спросил Джон, нервно сглатывая и поглядывая в ванну, пока опустошал очередной пакетик с отравой.       Им обоим было скучно и страшно. Каждый отвлекался от плохих мыслей по-своему: он осматривал успевший надоесть интерьер, а Джон пытался заразить его своим пессимизмом и паранойей. Еще немного, думал Акинфеев, и его попытки станут удачными, из-за этого было принято решение игнорировать соседа, каждый раз после его фразы пробегая по ванной комнате. Этим решением Даниил еще больше нервировал неудавшегося наркобарона.       Когда все наркотики до грамма были смыты в бесконечную канализационную сеть, они приступили ко второй части плана.       Дверь открылась, и в проеме появился инспектор, который не спеша прошел в допросную, что-то рассказывая слушателю по телефону. За тот момент, пока мистер Стрикт, продолжая общаться по мобильному, садился на свой стул, Акинфеев ощутил огромный спектр эмоций. От радости закончившегося ожидания до гнева за неторопливость ненавистного инспектора. От легкого испуга предстоящего допроса до отвращения к человеку, сидящему напротив. Они пересеклись взглядами полными неприязни. Что ж, одно Даниил знал точно. Допрос предстоял непростой…       — Это глупая идея! Сейчас два часа ночи! Все соседи спят! — Джон для убедительности замотал головой и замахал руками, но на Акинфеева эти широкие в буквальном смысле жесты не подействовали.       По какой-то непонятной причине (может из-за слабого освещения прихожей, а может из-за напряженной атмосферы или даже секретности всего происходящего) они спорили громким шепотом, зная что никто не подслушивает их, так как никто не знает про страшное содержимое недавно опустошённой сумки.       — О! Конечно, сейчас самое время начать думать о манерах! Ты как-то прожил двадцать лет, не зная об их существовании, а тут решил вспомнить!       — А ты думаешь, они радостно откроют нам дверь, когда мы придем к ним посреди ночи попросить соли, сахара и муки?!       — Конечно это не так, — Акинфеев сморщился, показывая какого он мнения о таком поступке. — Но я не хочу гнить за решеткой всю оставшуюся жизнь.       — Ну, не всю жизнь, а только срок в несколько лет. — поправил Джон       — Нет, как раз всю жизнь, потому что как только выйду сразу найду тех ублюдков и мудаков, из-за которых я окажусь в тюрьме. Если ты, конечно, хочешь набраться опыта в подобном, сидя в темнице, то пожалуйста! Я не собираюсь тебе мешать.       Джон угрюмо зыркнул на Даниила, после зашаркал к выходу из квартиры, даже открыл дверь, однако в последний момент остановился и, развернувшись, недоуменно посмотрел на Акинфеева.       — Почему именно я должен идти к соседям? Что ты будешь делать? — недовольно спросил он.       — Ну, а кто по-твоему должен идти? Это ты вляпался во всю эту историю, именно ты хранил наркотики у меня в квартире, и именно за тобой завтра приедет полиция. — Он старался отделаться от недовольного соседа, пытаясь не перегнуть палку, — Ты все еще считаешь, что я незаслуженно отправляю тебя на растерзание миссис Уайт? А я, пока ты будешь бегать по квартирам, буду опустошать наши запасы белых веществ.       Джон с минуту недовольно глазел на Акинфеева, после наконец вышел из квартиры. Но Даниил не успел даже отправиться на поиски муки, как повторно раздался щелчок двери. Недоуменно уставившись на англичанина, футболист ожидал пояснения подобного возвращения.       — И что я должен им сказать? Как объяснить необходимость в муке, сахаре и соли в ебанных два часа ночи?!       — Правду? — предложил Акинфеев с невозмутимым видом, опуская упаковку муки на пол в прихожей и разбрасывая вокруг маленькие прозрачные пакетики, наподобие тех, содержимое которых они пару часов назад безжалостно спускали в канализацию.       — Ага, так и вижу. «Здравствуйте, миссис Уайт! Не одолжите нам соли, сахара и муки? Просто завтра к нам приедет снаряд полиции искать наркотики, поэтому нам срочно чем-то их заменить! Ну, так что?» Конечно! После такого каждый отдаст тебе свою муку! Отдаст ее прямо на твою голову или в глаз.       — Хм… мне нравится — машинально отвечает Акинфеев, увлекаясь пересыпанием муки в пакетик. — Джон, у нас есть сахарная пудра? — интересуется он, поднимая голову на соседа, однако, заметив его недовольный взгляд, закатив глаза, отвечает, — Ну, не знаю. Скажи, что нам срочно нужно испечь пирог для приезда моей тети! Или ещё что-нибудь в этом духе.       Джон, в последний раз окинув друга взглядом, полным недовольства и гнева в перемешку с виной и печалью, вышел из квартиры. Даниил смотрел на дверь минуту, ожидая, что она вот-вот откроется и зайдет Джон, решивший уточнить ещё какую-нибудь деталь, однако этого не произошло.       — Вы собирались заработать на содержимом ваших сумок? — голос инспектора усталый, взгляд бегает по документам, что мужчина держит в своих руках.       — Нет конечно!       Когда хмурый Джон вернулся от последнего соседа, Акинфеев заканчивал наполнять сотый пакетик. Да, он считал (надо же было отвлечься от неприятных мыслей!). Правда он сбился после третьего пакетика, кажется. А может он был десятым… Не важно. Джон сбросил упаковку муки на пол и устало провел рукой по лбу и лицу. После сосед плюхнулся рядом с сумкой, которая медленно наполнялась пакетиками с белыми веществами. Сначала в ход шла исключительно мука, но после в прозрачные мешочки направились и сахар, и соль, и сахарная пудра (Даниил с удивлением нашел несколько упаковок в ящике на кухне)       — Ну, как? — тихо спросил Джон, проверяя сумку. После взял недавно принесенную им самим упаковку муки и начал медленно пересыпать все содержимое в пустой пакетик.       — Могло быть в сто раз хуже. Если все так и будет продолжаться, то успеем все убрать к пяти часам утра… — футболист беглым, но замыленным взглядом посмотрел на настенные часы, не разбирая на какие цифры показывают их стрелки.       — Зачем мы выкинули наркотики? Их ведь надо отдать заказчику…       — Ты хочешь продолжить карьеру в этой области?       — Нет. Но если я не отдам эти чертовы наркотики заказчику, то никакой карьеры у меня уже не будет…       — Мы их найдем. И популярно объясним как плохо заставлять кого-то торговать этой дрянью, угрожая расправой.       — Что ты собираешься сделать? Ты ведь футболист, а не боксер!       Акинфеев недоуменно посмотрел на Джона, усмехнулся, хмыкнув, а после, не в силах сдержать рвущееся наружу гаденькое «хи-хи», засмеялся.       — Послушайте, — он глубоко вздохнул, битый час пытаясь объяснить твердолобому инспектору, что наркотиков в сумке нет, — там нет наркотиков! Там мука, сахар, соль и сахарная пудра! Мы собирались на кулинарный фестиваль в России! Проверьте остальные пакетики!       — Мистер Черышев, я действую исключительно по протоколу. И согласно ему, мы проверим остальные пакеты, отправив их на экспертизу. Но пока она проводится, вы будете находиться под наблюдением в изоляторе.       — Что ж вы тот чертов пакет не проверяли?! Отправили бы его на вашу экспертизу!       — Не указывайте мне что делать! Вы не в том положении, чтобы делать это.       — Да пошел ты!       Инспектор наконец посмотрел на Акинфеева, изогнув бровь. Даниил, поняв, что это может ему дорогого стоить, произнес:       — Простите.       Хотя произнес он это безбрежно, совсем безвинным тоном, ни о чем не жалея. Его определенно выбесил этот чертов инспектор с говорящей фамилией [1]. Акинфеев не удивился, что этот человек выбрал такую профессию. Хотя он с таким же успехом мог стать судьей к примеру. Но он определенно мог работать только в юридической области. Еще раз посмотрев на темные брови, морщинистое лицо и тяжелый взгляд инспектора, Даниил кивнул, для убедительности в своем раскаянии опустив голову.       Допрос продолжался еще минут десять, но дальше они не продвинулись. Акинфеев продолжал требовать отпустить его (про извинения он решил не упоминать, простив инспектора и всю полицию в целом), убеждая, что ничего кроме муки они там не найдут, а мистер Стрикт продолжал твердить что-то про протокол и закон (Даниил его практически не слушал, да и его хриплый голос был слишком тих для футболиста).       После его отправили в его комнату на сегодня (и несколько дней после, был убежден лже-Черышев). Если при спартанских условиях (со скромной кроватью, тумбочкой и столом) он едва ли не загибался, то тут он сдохнет от скуки через пару часов. Стены были образцовым примером отсутствия чистоты, одиночная кровать не внушала доверия, а тумбочки не было вовсе, как и стола, зато была полуразваленная раковина с заржавевшим пару десятков лет назад краном. Решив, что у него номер-люкс (все-таки в камере мог быть только он) присел на временно свою кровать (временно! — убеждал себя Акинфеев). Матрас, противно пружинив, слегка прогнулся под тяжестью его туши. Удивившись подобным условиям в 2040 году (тюрьмы стали адом во плоти, и с каждым годом условия содержания становились хуже), он еще раз осмотрел камеру, с тоской вспоминая свою уютную пятикомнатную квартирку. С отсутствующим взглядом Даниил, не двигаясь, просидел до того момента, когда дверь распахнулась, впуская одного из сторожей, который пропустил человека, разносящего безвкусную еду по камерам. Позволив себе надеяться, что это пришли даровать ему свободу, он разочаровался в сто крат сильнее, чем во время допроса.       Мельком рассмотрев содержимое подноса, что поставили ему прямо на пол, он вернулся к своим размышлениям. Откуда взялся кокаин? Они ведь высыпали все наркотики в ванну… Он лично опустошил последний пакетик из сумки. В голову лезли глупые и неприятные мысли, утверждающие, что пакетик принадлежал Джону. Даниил пытался отбросить подобную чепуху, но то ли угнетающая атмосфера камеры так подействовала, то ли свое влияние оказал ужасный запах, доносящийся со стороны подноса, а может это просто усталость наконец смогла усыпить его здравомыслие, которого уже давно не было (ведь это надо додуматься покрывать человека, хранящего наркотики у него дома!) Но не думать о том, что чертов пакетик с кокаином каким-то образом связан с Джоном, не получалось…       Но вот от мысли о том, что его друг мог специально подбросить наркотик в сумку, он всё-таки отмахнулся. Не мог Джон, которого он знал, поступить так подло. Правда Джон-которого-он-знал не хранил наркотики у него в квартире… Нет. нет… Не может этого быть. Джон слишком добрый для такой подлости. Да и причины не было. Даниил бескорыстно предоставлял ему крышу над головой, холодильник, который, правда, был пуст большую часть времени, и, в случае крайней необходимости, плечо и жилетку для оказания помощи в виде молчаливой поддержки, а также терпел его выходки и жуткий характер.       Значит, если Джон не подбрасывал кокаин (определенно, нет), то он… В это поверить было не менее сложно. Ну, не может он себе представить, что его друг и сосед стал конченным наркоманом! Не может. Хотя… Воображение смело подкинуло пару вариантов подобного развития событий. У Джона вполне был шанс попробовать хранимый им наркотик. Но верить в это все равно не хотелось. Был шанс, но это не значит, что он обязательно поддался сладостному искушению и попробовал ту гадость, что вызывает привыкание.       С трудом совладав со своей головой и наполняющими ее мыслями, Акинфеев избавился от столь неприятных объяснений таинственному пакетику с кокаином. Он вспомнил про недавно принесенный поднос с ужином и подошел в нему. Еда была отвратительна для его утонченного вкуса, отвыкшего от пищи простых смертных, но вполне съедобна. Возможно, если бы она была вкуснее, он бы мог сравнить ее с едой из его детства. Но она была такой, какой была. Явно не вершина кулинарного искусства, скорее всего вторая ступенька на пути к ней. С тоской он вспомнил свой дом. Его не было там всего несколько часов, а он уже успел соскучиться по мягкому, местами грязному (в основном в этих местах сидел Джон), но уютному дивану, по громкому, но работающему гораздо чаще для фона, нежели для развлечения хозяев телевизору, по гостеприимной, большой кровати, по высокому, но почти всегда пустому холодильнику. Вполне вероятно, что во всем виновато отсутствие свободы в принципе. А может, не обошлось без отвратительной атмосферы камеры.       Ему пришлось переночевать в чертовой камере. Матрас оказался не таким мягким, каким показался, когда он сидел на кровати. Отсутствие подушки ситуацию не облегчало. Ему предстояла тяжелая ночь. Сон не шел. Постоянно что-то мешало окунуться в дрему: свет из щелок в двери, шорохи, противный звук капающей воды из крана. Голова предсказуема заполнилась мыслями, которые летали вокруг одного единственного пакетика кокаина. Отчего он решил, что пакетик один? Он не мог объяснить своего убеждения. В какой-то момент он начал думать, что все ему приснилось, и они не успели ничего придумать, и полиция посадила их. Эта нелепость подкреплялась капающей водой. С каждым разом, когда маленькая, молодая капля воды, набираясь необходимого веса, чтобы освободиться от плена старого, ржавого старика-крана, пролетала свой путь до раковины, реальность казалась все более нелогичной, невозможной и странной. Немного позже, точнее он сказать не мог (он начал считать, что этого вообще не было), Даниил поймал себя на мысли, что постоянно неосознанно пытается каким-то образом оправдать Джона. Подобное открытие ему не понравилось, однако обдумать его он не успел: легкая дрема все-таки смогла настигнуть его. После сна он наверняка не вспомнит о мыслях и догадках, что посетили его одурманенную тоской голову в час ночной.       На следующий день, сразу после безвкусного ужина, за ним пришли несколько человек и довели до допросной. По дороге он с интересом разглядывал двери в другие камеры, нет, его вовсе не интересовала его возможная будущая жизнь, что протекала бы подобно тем, за закрытыми дверьми, с отвратительной едой и нечеловеческими условиями. Это был просто способ занять себя хоть чем-нибудь… В одиночной камере было скучно, холодно и, как бы это не прозвучало, одиноко. Да, тюрьмы вскоре будут как ад, только на Земле.       Инспектор Стрикт, уже сидящий в допросной, выглядел мрачным в отличие от Акинфеева, который светился как начищенный чайник. Все должно было быть наоборот, со злостью подумал мужчина.       — Что-то выяснилось, инспектор?       — Да. Наркотиков в сумке больше не нашли. Однако, обвинения с Вас еще не сняты. Вам, как и Вашему, кхм, — на мгновенье Стрикт задумался, — соседу нужно сдать анализы.       — Я чист!       — Это покажет экспертиза, мистер Черышев.       — Вы уже достали меня своими экспертизами!       — Успокойтесь. С минуты на минуту придет врач, Вы же не хотите, чтобы пришлось усомниться в Вашей вменяемости?       — Зачем Вам все это, инспектор? В сумке нет наркотиков. Что еще Вас не устраивает?       — Я просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала. — Акинфеев закатил глаза, услышав такую банальность от человека в годах. Он бы поверил, если бы это произносил подросток с юношеским максимализмом или совсем еще кроха, у которого старшие отняли конфетку, но инспектор полиции… Нет уж. Стрикт не стал объяснять допрашиваемому, что тот понял все совсем не так.       Вскоре и правда пришел врач, который забрал всё необходимое для анализов. Он ещё перекинулся ничего незначащими фразами с инспектором, а после его увели в его камеру. Время текло медленнее патоки, ползло тише улитки. Занять себя было нечем, оттого в голову лезли ужасные и надоедливые мысли, которые от невозможности выяснить правду плавили мозг, убивая его.       Еще через несколько долгих и мучительных дней заключения во время очередной попытки выявить хоть еще один плюс его заточения, чтобы плюсов было хоть на один больше минусов, в камеру вновь зашли люди в форме, который в очередной раз велели встать и выйти. В допросной сидел хмурый мистер Стрикт. Акинфееву показалось, или инспектор выглядел ещё более огорченно по сравнению с их последнего допроса? В любом случае Даниил решил не злить лишний раз мужчину, хотя желание было (исключительно для поднятия своего настроения, которое становилось день ото дня все хуже). Заметив отсутствие прежнего пыла и радости, настроение инспектора немного поднялось. Он обрадовался, что тюремные условия смогли стереть самодовольную улыбку с лица чертового футболиста.       — Что на этот раз? — безэмоционально поинтересовался Даниил, по-хозяйски (он все-таки успел освоится здесь) приземляясь на стул напротив мистера Стрикта.       — Пришли результаты. Можете радоваться. Вы и правда чисты.       — Джон?       — Ваш сосед? Он тоже. — инспектор помрачнел ещё сильнее. Акинфеев заинтересованно посмотрел на мужчину.       — И что же Вы не рады? Вот она справедливость. — произнес он, пока Стрикт заполнял необходимые бумаги для его освобождения.       — Мы просто вновь упустили их. — вяло произнес мужчина, передавая документы и указывая на место, где нужно расписаться.       — Их?       — Я не имею право распространяться о своих делах.       — Вы про банду, которая ловит маленьких мальчиков в подворотне, запугивает их и заставляет хранить наркотики до поры до времени? — как можно беспечнее спросил Акинфеев, мысленно ударяясь головой о стол: кто его за язык тянул?       — Да, но… какого дьявола? Что вы знаете? Расскажите!       — Ага. Чтобы еще несколько лет просидеть здесь, питаясь гадостью, которую даже в школах не дают? Нет уж, увольте.       — Вам ничего не будет. Вы пойдете по делу в качестве пострадавших или свидетелей.       — Вы считаете, я похож на маленького мальчика, бегающего по подворотням? Мне нечего рассказывать. Я никого не видел. И я не знаю, кто они и когда должны были получить последнюю сумку с наркотиками.       — Ваш сосед? Но он тоже не похож на «мальчика». Он пострадавший?       — Пострадавший как раз-таки — я! В моей квартире хранили эту отраву, а я даже не догадывался!       — Ну Вы и идиот!       — И без Вас тошно, так что помолчите!       В допросной наступила напряженная тишина. Если прислушаться можно было услышать, как тараканы в голове каждого из них нервно забегали, пытаясь не мешать мыслительному процессу. В какой-то момент инспектор Стрикт удивленно вдохнул.       — Куда Вы дели наркотики?       — Смыли в канализацию! Мы не идиоты, чтобы выкидывать их в ближайшую помойку.       — Черт. Можно было бы послать Вашего соседа и с поличным взять наркобаронов…       — Мы просидели за решеткой около недели! Сомневаюсь, что срок ещё не прошел.       — Они сдали Вас полиции.       — Что? И Вы не знаете, кто это был?       — Нет. Они связались с одним из моих коллег. Номер не определяется. Чертов век программистов! В наше время было гораздо проще ловить этих тварей и сажать подонков за решетку!       Они просидели в молчании некоторое время. Даниил думал, что он на свободе и в праве делать все, что заблагорассудиться, но что-то мешало просто уйти, оставив бедного инспектора с этим нелегким делом. Однако и помогать Акинфеев не горел желанием. Он бы скорее предпочел роль молчаливого зрителя. Пока он вел внутреннюю борьбу, Стрикт продумывал план поимки гадов, в число которых входил его коллега. Какой именно, мужчина знал, у него даже были доказательства причастности одного из полицейских к этому делу, но он боялся спугнуть более крупную добычу. В конце концов, какой охотник захочет оставить мелкую дичь, когда есть реальный шанс погнаться и поймать то, за чем ты и приехал на охоту? Вот и инспектор не собирался упускать свой шанс.       — Есть идея. Они же связывались с твоим соседом? Джон, кажется?       — Наверное, я не знаю. Я узнал об этом дерьме только за ночь до вашего визита в мою крепость.       — Мы предполагаем, что они звонили своим «жертвам» и назначали место, где «жертвы» должны оставить наркотики.       — Это очень интересно, но могу я пойти?       — Неужели Вам не интересно? Вы можете помочь поймать преступника, которого мы не можем вывести на чистую воду уже второй месяц!       — Как неожиданно долго! — Акинфеев недавно читал о статистике успешно раскрываемых преступлений и знал, что она оставляла желать лучшего.       — Мы просто напишем наркобаронам! Они запаникуют, но на встречу придут. Мы узнаем их личности и установим за ними слежку, а после возьмем с поличным, если же что-то пойдет не по плану, мы вмешаемся раньше. И все! — казалось Стрикт просто не замечал сарказма и нежелания ещё больше впутываться в это Акинфеева, но так казалось лишь до последней фразы, — И твоя честь более не будет запятнана. И ты вновь сможешь играть в свой футбол.       — Аргх, что я должен сделать?       — Всего лишь убедить своего соседа на сотрудничество, он оказался не очень сговорчивым. Вас переселят в одну камеру, пока…       — Камеру?! Какого дьявола?       — Они следят за вашим домом. Если вы вернетесь, это может напугать их, и тогда от плана не будет никакого результата. Не волнуйся, условия для вас будут лучше, чем было до этого.       Усмехнувшись, Даниил кивнул и направился в его новую камеру. Хмуро погладывая по сторонам, он прибыл в довольно неплохую для здешних условий комнатушку. Надеясь, что кормить их будут лучше, чем раньше, Акинфеев плюхнулся на кровать и откинулся на мягкую подушку, даже подобия которой не было в его предыдущей камере. Он понимал, что скоро сюда приведут Джона, поэтому уже сейчас решал каким способом лучше объяснить всё соседу. Когда привели друга, он уже знал, что сказать и как, однако при взгляде на будущего собеседника и подельника, Даниил стушевался. Джон выглядел еще хуже: лицо осунулось, под красными глазами залегли темные пятна недосыпа, кожа побледнела до неестественного цвета. Друг попытался улыбнуться. После его попытки Акинфеев ещё больше забеспокоился за самочувствие соседа. Но решив не откладывать тяжелый разговор надолго, он начал беседу с вопроса о здоровье друга.       К его удивлению, они смогли довольно быстро договориться. Не сказав друг другу больше ни слова, каждый лег на свою кровать и провалился в тревожный сон. На следующее утро к ним в камеру пришел радостный Стрикт, который ещё больше обрадовался, узнав о согласии Джона. Тут же инспектор извлек из своего кармана телефон Джона и передал его хозяину, продиктовав, что именно он должен им написать. После того, как их накормили, друг взял их сумку, напичканную кучей кулинарной белой гадости.       — Откуда вы взяли столько муки и сахарной пудры? Сахара и соли там гораздо меньше. — поинтересовался Стрикт, пока они ждали врача.       — Знали бы Вы, инспектор, какую операцию мы провели, чтобы не оказаться в этой адской дыре… — легкомысленно, но туманно ответил Даниил, недовольно глядя на интерьер допросной и хмурого инспектора.       Их дороги с Джоном ненадолго разошлись: он направился домой, Джон — на встречу с наркобаронами. Дома Акинфеев и узнал, что шансов вернутся в сборную до предстоящих матчей отбора, у него не осталось. И все только из-за одного чертового пакетика с кокаином!        Первым, о чем он подумал, была идея отыскать тех журналистов, приложить пару раз их о стену, потом в два раз сильнее о стол. Вторым, что посетило его уже несветлую голову, было облегчение, что к наркобаронам отправился Джон, а не он. Все-таки после клеветы он мог с помощью чуда вернуться в спорт, а вот после убийства с отягощением — навряд ли… Третьим было горькое желание, чтобы Джон после всего произошедшего пришел к выводу, что их дружбе пришел конец, и отправился к своей матери. Простить такое сразу было тяжело. А убедить себя в том, что друг не хотел для него подобного, не получалось… Наконец, все это слилось в один страшный клубок из эмоций и желаний и превратилось в огромное горе.       Даниил не помнил, как провел оставшуюся часть дня, но мог с уверенностью сказать, что чтение прессы не идет ему на пользу. Проснувшись с головной болью и отсутствием желания чего-либо делать, Акинфеев отстраненно осмотрел погром в квартире. Замечательно! Только этого ему и не хватало! Обнаружив рядом парочку дорогих бутылок без виски и вина, он с трудом поднялся, услышав щелчок двери. В гостинной появился ошарашенный Джон. Потрясающе! Всё! Он просто обречен на вечный happy-end! Даниил, не глядя на соседа (бывшего соседа, — мысленно поправлял он себя), направился в душ. Хотелось забыться (хотя сделать это он успел ещё вчера), протрезветь, а проще сдохнуть. Он помотал головой, пытаясь отогнать идиотские мысли, из-за которых он докатился до подобного, тут же понял свою ошибку: теперь голова не только болела, но и кружилась, именно поэтому путь до ванной сократился за счет увеличения скорости. После прохладного душа ему стало немного легче физически. Джон молча наводил порядок в его гостинной.       — Как всё прошло? — как можно дружелюбнее начал беседу Даниил.       — Они кинулись на меня с ножами, но полиция подоспела почти вовремя. Осталось несколько царапин, но это пустяки, могло быть гораздо хуже.       — М-да уж…       — А как ты? Что там со сборной?       — Нормально, — он вальяжно потянулся за газетой, на обложке которой был инцидент с наркотиками. Он поморщился. Нет, с газетами пора завязывать. Определенно. — Все хорошо, как видишь!       — Дан, мне жаль…       — Жаль?! Да черт тебя дери! Откуда у тебя кокаин? Почему ты его не выкинул?!       — Это случайно вышло…       — Случайно?! За что мне это, Джон?! Случайно… Ты случайно сломал мне жизнь! Случайно испортил и без того не идеальные отношения с болельщиками и прессой! И совершенно случайно лишил меня карьеры! — его голос задрожал, поэтому он перешел на шепот, — Чем я такое заслужил, Джон? Где я провинился? Неужели было сложно сразу прийти ко мне и попросить помощи? Нет! Так почему ты дотянул до того, что я остался ни с чем? Этим ты за все, что я тебе дал, платишь? Этим, Джон?! Одним пакетиком наркотика перечеркнуть всю мою жизнь! Вот такой ты, Джон? Ты говорил, мы друзья, а не просто соседи. Это по-твоему дружба, Джон?       — Дан…       — Уйди, пожалуйста… Мне… нужно побыть одному…       Даниил услышал, как, тихо закрывшись, щелкнула дверь.