***
Крики. Свист разрезаемого крыльями воздуха. Ребенок плачет. Рычание волной прокатывается над городом. В лавке торговца ветром от низко пролетевшего дракона сдувает муку. Змей делает еще один круг над городом и целится на площадь. На улицах остались многие. Куда бежать, а главное, зачем? Один выдох из пасти и они сгорят дотла, даже если спрячутся в своих деревянных домиках. Но выдоха не было. Уменьшаясь по мере посадки, дракон спланировал на площадь, приземляясь на сцену из досок и бочек уже в полуоблике, глухо ударяясь ступнями о пол, который жалобно скрипнул. Змей раскрыл крылья, делая шаг и останавливаясь, чтобы оглядеться вокруг. Площадь. Тут всегда много торговцев, да и сейчас достаточно. Участки обнаженной кожи стремительно покрылись чешуей, как броней. Не стоит забывать о безопасности. На сцене стоял мужчина, дракон, закованный в чешую. Голову венчали темные рога, за спиной трепетали крылья, отливали черным на солнце когти, а из приоткрытого рта торчали кончики клыков и мелькал раздвоенный язык. Алые глаза бесстыдно и без страха рассматривали оставшихся людей. — Не бойтесь, подойдите, — светски заявил он. — Услышьте сами и передайте другим! К вам пожаловал не враг, а друг! Не бойтесь, подойдите ближе, — дракон заложил руки за спину и сделал пару шагов по доскам. Люди не шелохнулись, скрываясь кто-где горазд: за мешком зерна, в кипе топок, в бочке. — Посмотрите вокруг? Во что вас превратили! Разве люди достойны жить в таких условиях? Грязь, рыба, вонь, лошадиный навоз, все перемешалось. А власти все мало! — голос его гремел, как не мог греметь у человека. Смауг знал, что слышат его не только на площади. Знал, что за ним смотрят. И указал рукой в сторону замка. — Поглядите, убранства! Неужто вам это нравится? Мое имя — Смауг. Эти земли, этот город, горы, леса и все вокруг принадлежат, принадлежали и будут принадлежать мне. Я не тиран и не узурпатор. Я хочу, чтобы на моих землях было процветание. Я не требую дань. Но завтра в полдень я вернусь вновь, чтобы увидеть вас всех. И если вы хотите жить — живите как положено людям. А я вам помогу, — и в момент голос его стал громче, будто не существо говорило, а гремел гром. — Завтра, в полдень, я вернусь. Пускай все, и стар, и млад, соберутся на этой площади. Не ожидая ни малейшей реакции ни от бочек, ни от куч одежды, дракон хлопнул крыльями, поднимая себя в воздух чуть выше домов, чтобы начать превращение, увеличиваясь с каждым взмахом до истинных размеров, когда размах его крыльев закрывает солнце, и взмыл в небо, направляясь обратно. Мелочь, но себя обозначил. Конечно же, его попытаются убить. Это даже к лучшему. Все идет своим чередом. Бильбо готовит, читает, перебирает книги в сокровищнице, покупает ковер на базаре, там же и плед из мягкой шерсти. Он стал так похож на эльфа, первого возлюбленного дракона, что задумайся об этом Смауг — догадался бы, чью душу принял его хоббит, не внешне — но манерами. Снова пришел в этот мир, чтобы быть с ним, любить его. Бэггинс легко находит общий язык с жителями города и приносит нужные слухи своему дракону. О том, какая реакция была на первый, и на второй, и на последующие визиты, когда тот выступил перед людьми, когда дал мешок золота из своей сокровищницы (от сердца оторвал, Бэггинс знает!), как помог свергнуть власть (но не казнить) и назначил новую. Вообще, с властью отдельная тема. Управляющим городом был назначен весёлый русоволосый парень по имени Фил с красивыми чертами лица и звонким голосом. Ответственный, активный и добрый. Дракон долго выбирал, общался с людьми, желающими занять этот пост и теми, кого рекомендовали. И выбрал. Старую власть юноша не казнил — это был его первый приказ, который дракон принял. Сам змей пообещал не вмешиваться в дела людей, имея контакт и дела только с управляющим. В крайнем случае, пообещал тогда, он не против казнить поеданием провинившихся. Во второй визит его действительно пытались убить. Стрелка Смауг заметил сразу и сделал все красиво. Когда была выпущена стрела, сделал шаг в сторону и поймал ее на вытянутой руке. И высказался о том, что на первый раз прощает это людям, но вдумайтесь только, как бы он отомстил, если бы его ранили. Площадь бы сгорела в мгновение ока, выживших бы не было. С тех пор покушений больше не наблюдалось. Визиты были регулярными, почти ежедневными. Он легко нашел общий язык с Филом. Тот отказался от роскошных апартаментов и подарил их лекарю для палат. Себе же оставил только библиотеку да кабинет. Ну, и стражу. И ещё немного важных для управления городом мелочей, которые ни глаз, ни карман, ни душу никому не мозолили. А жил, как и прежде, дома, с многочисленной семьёй братьев и сестер. Можно ли было желать лучшего? Конечно, дракон и сам не скупился на разговоры. Тайны хранил, как и всегда, не выдавая, но не скрылась фраза, что дома его ждёт некто, ради кого это все и делается. Некто невысокого роста, нежной натуры и тот, кто был на драконьей спине, когда он пересек город, отправился за море и не появлялся больше недели. Просто кое-кто увлекся книгой про необитаемый остров, а еще кое-кого обрадовала сексуальная фантазия — заняться любовью на песчаном берегу под солнцем. Имена называть не стоит, тут все и так понятно. И вот кто его за язык дергал, когда он со смешком, щуря змеиные глаза, мурлыкнул по свой смысл жизни. И что тот действительно сделал мир дракона лучше. Нет, Фил не был ни в чем виноват, ему так же было интересно с грозной рептилией, но даже у стен есть уши.***
Бильбо осторожно подложил в обложку дневника рисунок себя самого. Смауг потратил столько времени на воспроизведение этих линий, что стоило сохранить. А далее листает страницы с записями: про поход в город, про полет на остров, свои мысли про идеи дракона покорить мир. На них он и останавливается. Тяжело вздыхает. А после перелистывает страницу, хватает перо и принимается поспешно писать: «Все пошло не так, как хотелось бы. Они узнали о нас, обо мне, о нашей связи. Старая власть, которую великодушный новый градоначальник решил простить и всего лишь лишил статуса, подняла мятеж. Сначала все было в подполье и об этом мало кто знал. Но они осмелели от безнаказанности. Кто-то подслушал разговор моего Дракона и Фила. Они обнаружили меня, выследили и… Спасло чудо. Мне больше не стоило туда ходить. Не в ближайшие месяцы. Но это нужно как-то объяснить Смаугу. Мне было страшно… Я мог разом потерять все. А он… Лишь бы не обозлился на них. Кто знает, что придет в эту огненную голову». Бэггинс замер, задумавшись, мысль закончилась. Ему вообще не нравилось то, что происходит. Почему они не могли жить по-другому? Бильбо нравилась его роль женушки-хозяюшки, когда он готовил, ходил за покупками, читал. А еще он начал немного практиковаться в медицине. Зашел в лавку аптекаря, изучил настойки, сравнил с тем, что прочел в книгах, подружился с лекарем и пару раз помогал даже. Его жизнь, по сути, ни чем не отличалась от привычной жизни в Крае, за исключением того, что у него теперь было ради кого все делать. У него даже вазоны с цветами на террасе были! Но змею этого было мало. Его инстинкты требовали повелевать кем-то. Ему было мало даже этой горы. Хоббит подумывал, а почему бы им не отправиться в путешествие по миру? Не так давно он уже совершил одно… Но если в компании дракона, а не гномов и… Не искать приключений (хотя почему бы и нет?) получится вообще замечательно. Они могли бы найти новые книги, у Бэггинса было бы где и с кем потренироваться в искусстве целителя. Возможно, он даже нашел бы того, кто его научит этому! Но нет… Дракону нужны медные трубы. А даже если не они, то толпа, полная восторга или ужаса. Хорошо, что сейчас он предпочел первое. Отговорить его не получалось. Змей увлекся идеей «идеального мира» и стремился ее воплощать. Все было не так плохо до этого полувосстания. Хоббит продержался неделю. Никуда не ходил, только в лес, собирал грибы. Дракон пару раз притащил дичь. Но молоко и яйца заканчивались, и рептилию это начало беспокоить. Бильбо все отнекивался «потом схожу», «все в порядке» и «я занят». Смауг старался не давить, но когда пошла вторая неделя, одним теплым утром прижал его к стене сзади, терзая губами шею, пока смеющийся Бильбо выкручивался, стараясь повернуться лицом. — Что-то произошло, — грянуло, как гром среди неба. — Что? Нет. Все в порядке… — хоббит все же обхватил его лицо руками и потянулся за поцелуем. Сердце пропустило удар. Адреналин бежал по венам. — Лжешь, — кратко и очень обижено. — Не лги мне. Что произошло? Беггинс замер, глядя в глаза напротив. Отнекиваться? Он уже все понял. Рассказать? Видимо, придется. — В городе… Меня хотели… Я не знаю, убить или просто поймать, чтобы шантажировать тебя. Я смог спастись, но… — голос опустился все ниже, на шепот. В сердце поселился ужас, потому как он видел закипающие злостью глаза напротив. Видел, как изменяется лицо, как лезут клыки, когти… Рука на талии стиснула крепче, едва не до боли. — Я их уничтожу, — с рычанием вырвалось из драконьей пасти. — Ты знаешь ещё что-то? Расскажи мне все! …Дракон рычит и ровно ступал по золоту босыми ногами. Одежда клочками лежала в потрёпанной гостиной. На мгновение обратившийся дракон разорвал ее и опрокинул половину предметов. Дабы не навредить себе, хоббиту и дому, Смауг выскочил в сокровищницу, приняв полуоблик, гневно распахнув крылья, которые слегка подрагивали. Бильбо спешил следом. — Я думаю, это просто кучка людей… Части из них просто заплатили, а так их не много… Смауг… — хоббит старался утихомирить его и защитить жителей. — Нужно просто арестовать тех людей, которые это устроили и все… Все будет в порядке… — Бэггинс замер, чувствуя себя особо неловко, когда змей приблизился к огромному трону и уселся, оглядывая возлюбленного и всю необъятную сокровищницу, как свои владения, будто в ней же были и города, и люди. Хоббит знал, кого любит. Дракона. Со всеми его плюсами и минусами. С нежностью, большим сердцем, крыльями, которые закроют от любой напасти, умом, со всем этим, но были и минусы — самодовольство, высокомерие, безжалостность. Смауг закинул ногу на ногу, слегка убирая чешую, но оставляя крылья, когти и клыки. — Мне нужно подумать, — твердо, но все еще несколько с яростью сказал он. — Иди сюда, — и протянул руку. Не подчиниться было невозможно. Бильбо осторожно приблизился, вложил свою руку в руку змея чтобы забраться ему на колени и прижаться щекой к груди. А после — тихо расплакался. Беззвучно и почти без слез. Он… Размяк от любви совсем. Неизвестно, о чем и как думал Смауг, когда успокаивал его, целовал лицо, глаза, о чем думал, когда помогал раздеваться и когда придерживал за бедра, помогая насаживаться на себя. Во всяком случае это сбило его ярость. Часами позже он принял решение. Прилететь в город и поговорить с Филом, чтобы разобраться совсем. Но он опоздал. А город слишком спешил.