***
Я шла по вечерней Москве, то и дело сталкиваясь с жуской. Проведя три месяца заслуженного отпуска за работой, я абсолютно не чувствовала усталости. Подписав контракт с Paramount Pictures на место помощника VFX-специалиста, я окончательно поняла, что нашему образованию за границей грош цена, и была рада, что мой красный диплом престижного московского вуза помог устроиться на должность «кандидата в рядовые». Успокаивало одно — я получила удовольствие. Проходя по Тверской, я заметила свет в кабинете худрука и решила войти. К тому же, оттягивать неприятный для меня разговор смысла не было…***
— Войдите! Я легко толкнула дверь и взглянула на Меньшикова. — Здравствуйте, Олег Евгеньевич. — получилось легко и непринуждённо, как и было задумано. — Кира? — он явно опешил и, стараясь скрыть изумление, наклонил голову над бумагами. — Признаться, не ждал так поздно. Рад, что заглянула. Сезон начнётся 31-го, ты же в курсе? Я усмехнулась. Он поднял голову и, сняв очки, посмотрел на меня. — Ты что-то хотела или просто так? Я немного занят. — Да нет, я буквально на пару минут заскочила. Вот. — прочь сомнения, как говорится, доделывай начатое до конца. Он стрельнул глазами на протянутый листок и всё в той же безучастной манере спросил: — Это что? — Моё заявление на увольнение. Вы, главное, не заморачивайтесь, там по собственному. — А вот тебе бы я как раз посоветовал заморочиться. Ты хоть понимаешь, что за оставшийся месяц мне не найти режиссёра по спецэффектам? Ты же нас всех этим подставляешь, Кира! — он начинал повышать голос. — Олег Евгеньевич, ну не кричите, я уже нашла себе достойную замену. Хорошая девочка, талантливая. Он вскочил с кресла, практически добежал до окна и начал судорожно крутить колёсико зажигалки. Сделав затяжку, Олег выпрямился и сухо обратился к мне: — Что так кардинально изменило твои взгляды на жизнь за эти три месяца? — Я пожила и поработала в Штатах. Меньшиков уставился в окно. Он плотно сжал губы и потушил сигарету о подоконник. По глазам было видно, что ему было плевать. Всё это шоу было лишь издержкой профессии. Я уже два года пыталась разбудить в нём хоть какие-нибудь эмоции, но даже эта попытка оказалась провальной. — Вы уж извините, что отняла у Вас время, Олег Евгеньевич. — каждое слово отдавало сталью. — Прощайте, на сей раз навсегда. Я тихо прикрыла дверь и, быстро перебирая ногами, спустилась по лестнице. Мне не хотелось, чтобы он догонял, кричал что-нибудь в след или хотя бы даже посмотрел на меня на прощание. Во мне всё давно уже остыло, я приехала лишь убедиться в верности принятого решения.***
Она тихо прикрыла дверь, и её торопливые шаги отдавались гулким эхом в конце коридора. Олег вдруг вспомнил, как в первый раз увидел её в павильоне, как втроём — с ней и с Настей выгуливал Нафаню, как жаловался на жизнь, как пил с ней вино, как запускал в реку блинчики. Она вдохнула в него жизнь, он снова попробовал на вкус счастье, но не смог ответить ей взаимностью. Понимал, что она не такая, как все, видел в ней уникальность. Видел, но не отдавал себе отчёта, что она вот так подсунет под локоть заявление и убежит, молодая и свободная, навстречу будущему. Он не смог остановить, схватить за руку, сказать, что не может без неё, что она ему нужна. Как воздух, пусть банально, но тем не менее. Вдруг, Меньшиков почувствовал режущую боль в области сердца. Она всё усиливалась, а дышать становилось всё труднее. Схватившись рукой за угол стола, он потянулся за спасительной баночкой. Она перевернулась, и таблетки высыпались на пол. Стараясь схватить капсулу, мужчина упал, но, нащупав рукой лежащий на ковре препарат, закинул его в рот. Спазм не проходил, сердечный ритм и дыхание нарушились. В глазах потемнело, начался приступ мигрени. Похоже, что за эти беспутно прожитые годы, он исчерпал лимит глупых ошибок и необдуманных поступков.