Горный ветер

"Literally at this second Like in everything, that's happening in the world Being a human is pretty much the hardest thing to be" (oh wonder – lonely star)

Чувство всесильности никуда не уходит из её груди, но рядом с ним поселяется усталость. Рудый вырывается чуть вперёд, прокладывая дорогу в спутанных зарослях, и Эрин с тревогой скользит взглядом по его осунувшейся фигуре. Ей больно замечать, что бока его вваливаются, а широкие кости грудной клетки просматриваются куда лучше, чем до этого. Они в пути уже целую половину луны, и Рудый ни разу не подает вида, что усталость сковывает лапы большую часть времени, что в шерсти путается добрый десяток колючек, которые причиняют дискомфорт, что всё дальше за спиной остается осиротевшая семья. Эрин считывает это всё по наклону лобастой головы, по напрягающимся плечам и тем обрывкам эмоций, что безмолвно повисают в воздухе. Эрин по пальцам одной руки может пересчитать разы, когда она стояла на двух ногах, потому что в волчьей ипостаси путешествовать куда удобнее, чем в слабом человеческом теле. Они почти не общаются вслух, предпочитая бесшумные мысленные разговоры, и у Эрин с каждым днем крепнет уверенность, что её глотка теперь способна издавать только протяжный вой или редкое предостерегающее тявканье. Такое уже было однажды, Эрин невольно погружается в рваное течение тех дней, а Рудый всё это чувствует и погружается вместе с ней, и она ощущает горечь в его рту, как будто в своем собственном. *** Эрин только-только пошла шестнадцатая весна. Она мечется по территории лагеря, глубоко втягивая воздух слабыми человеческими легкими, чтобы найти успокаивающий дух Рудого, но ноздри забивает едкий вкус недавнего пожара и горького человеческого отчаяния. Она не решается частично призвать волчий нюх, чтобы не захлебнуться в окружающем, и идёт к единственному месту, к которому подсознательно тянется в таких случаях. На месте шатра, который почти становится для неё домом, зияет черный ореол с обгоревшим остовом посередине, и картина эта повторно поднимает у неё в душе почти первобытный ужас. Эрин невольно отшатывается на пару шагов назад, и чьи-то руки обнимают её за плечи. В забитые ноздри врывается знакомый мужской аромат. Ей бы обернуться, но Эрин не решается, поэтому неожиданно для двоих льнет к Мако спиной, пока его сердце не начинает глухо отбивать свой такт куда-то ей в лопатки. - Мне очень жаль, - она отчасти страшится посмотреть ему в глаза и увидеть там пустоту, - она была хорошей матерью. Никто не заслуживает такого. Эрин говорит это, и голос у неё почти не срывается. Она до стягивающей боли в грудине понимает, насколько бесполезны её слова и насколько велико его горе. - Да, но боги распорядились иначе, - тон его пуст и бесцветен, и Эрин заставляет себя выбраться из почти медвежьих объятий и повернуться к приемному отцу лицом, чтобы увидеть за его спиной Рудого, чья кожа по цвету сравнялась с отбеленной костью. Она тянется к нему мысленно, заранее настраивая себя оградить его от своих эмоций, чтобы не сделать хуже. Грудь сжимает боль вдвойне страшнее, чем бушующая там до этого, и щеки её перечерчивают две соленые дорожки, размазывая остатки гари. - Я хочу помочь вам обмыть тело, - слова даются ей с трудом, но она продолжает, - она считала меня частью семьи. Пустота в глазах Мако никуда не исчезает, но взгляд Рудого теплеет немного, когда он кивает ей. *** Эрин не хочет возвращаться к полной луне их траурного молчания, и она ловит его мысленное согласие. Она много думает эти дни, пережевывая, как, бывает, её мощные челюсти перемалывают хрупкие заячьи кости, каждое своё воспоминание и мимолетное ощущение, отделяя их друг от друга в поисках чего-то нового. Рудый невольно присоединяется, вплетая свои воспоминания в её, и Эрин порой сложно становится отделить его мысли от своих собственных. "Надеюсь, мы не сбились с пути" Она вслушивается в себя, прикрывая глаза, чтобы сосредоточиться, и Рудый отчасти чувствует это вместе с ней – ощущение правильно происходящего. Эрин действительно не представляет, куда именно они идут, но всё время, пока они бегут по нашептывающему свои тайны лесу, ей будто по холке кончиками пальцев проводят, направление верное указывая, и она сворачивает следом за этими легкими прикосновениями, безошибочно огибая совсем непролазные буреломы. "Ещё не жалеешь, что последовал за мной?", - она задаёт этот запоздалый вопрос на очередном привале, когда желудок перестает бурчать от голода, а останки добычи уже зарыты. Ей никогда бы не хватило смелости произнести это вслух. Крупный волк, чей теплый бок начинает согревать её собственный, медленно качает лобастой головой. "Ни разу" Эрин не решается продолжить, и Рудый отвечает без четко озвученного вопроса. "Наш отец поймет" У Эрин теплеет где-то в районе солнечного сплетения, стоит ему произнести первое слово, и она признательно проводит языком у него между ушей, чтобы после моментально погрузиться в сон. Она просыпается от сильного ментального толчка, но прежде чем вскочить, получает мысленную оплеуху. "Тихо. Слушай" Эрин прислушивается и слышит их тоже: хлопанье десятка крыльев, один короткий свист, и сразу после длинный. Ржавого цвета холка Рудого приподнимается, а в груди зреет глухое рычание. Первый ястреб пикирует сверху, норовя задеть когтями глаза, и борзая высоко подпрыгивает, зажимая в пасти крыло с тонкими костями, что крошатся под мощными челюстями. Вся стая обрушивается на них: мир вокруг заполоняет прерывистый клекот, в глаза лезут выдранные перья и пух. Эрин чувствует когти на своей холке, и почти скулеж вырывается из её горла, когда лоб рассекает длинная полоса, откуда кровь заливает глаза. Рудый даже в пылу драки чувствует её боль, и его протяжный вой разрезает лес вдоль, срываясь в конце на короткое тявканье. - Довольно! – пронзительная команда больше похожа на требовательный клекот, и вся стая будто рассыпается на части. На земле остается лежать Эрин, пытающаяся что-то увидеть сквозь кровавую пелену, и матерый волк, своим телом прикрывающий её и щерящий клыки в обещании броситься на каждого, кто вздумает подойти ближе. Эрин всё это кажется до боли знакомым. *** - Полукровка! На дикие крики детей никто не обращает внимания, на их игры – тоже. Мако, скользнув взглядом по мальчишкам, что столпились кругом, разглядывая что-то под ногами, пройдет совсем рядом, но не остановится. А на земле между худых и грязных ног корчится девочка, прикрывая руками живот, куда только что попала пятка одного из мальчишек. Когда боль становится меньше, она вскидывает вверх голову, обводя мучителей полными ненависти зелеными глазами, и силится встать. Белобрысый пацаненок, сын вожака, кривит губы в торжествующей ухмылке и заносит ногу для ещё одного удара. - Вонючая полукро… ааа! – он вопит, когда удлинившиеся зубы девчонки впиваются в щиколотку. Девочка крепче сжимает челюсти, что уже вытягиваются, трансформируясь в мощную для такого возраста челюсть, но крепкая оплеуха вновь укладывает её на землю. В ушах звенит, а во рту она чувствует солоноватый привкус. Он влетает в круг, подобно вихрю, щедро раздавая удары налево и направо, не замечая ответных, и в рыжих волосах его играют солнечные лучи. Под следующим ударом он отступает, под ноги тыкается предательская подножка, и он падает рядом с девочкой, которая всё никак не может встать, почти на неё. Он ловит весь спектр её эмоций – здесь и ненависть, и кислый страх, и облегчение, такое сильное облегчение, что он поднимается вновь, сжимая руки в кулаки. После они сидят вдали от племени, прячась в густой летней листве: он устало приваливается спиной к крупному стволу дерева, а она дрожащими руками пытается широкими шершавыми листьями кое-как остановить кровь, текущую у него из разбитого носа. - Снова ссадины будут, - она качает головой, но от неё такой благодарностью сквозит, что будь эти чувства более мощными, его просто снесло бы в бурный поток реки, что протекает в паре метров позади. - Низко бить тех, кто слабее, - глаза мальчишки не отрываются от её лица: на скуле у неё расцветает яркий синяк, - на ребрах опять то же самое? Она мотает головой, чтобы не расстраивать его сильно, но на ноющих тощих боках наверняка распускаются багрово-красные следы побоев. И, боги, именно в это мгновение он кажется ей таким взрослым, что дыхание перехватывает. - Как ты так быстро перекидываешься? – она улавливает нотки восхищения в его голосе и наконец-то широко улыбается. - Надо будет – и не такому научишься. Его рука крепко обхватывает её пальцы, что сжимаются в ответ, и несказанное "спасибо" звенит в воздухе. *** Одна из птиц пикирует вниз, и после удара о землю, вопреки ожиданиям Эрин, перед ними поднимается молодой человек, хорошо видный в свете вышедшей из-за туч практически полной луны. - Какого черта вы нарушили священную границу? – голос его не срывается и звучит чертовски уверенно. Пасть Эрин стремительно складывается в человеческую, слух становится гораздо хуже, как и обоняние. Она приподнимается на руках, после медленно вставая на ноги, чтобы не валяться на траве перед противником подобно падали, и первые мгновения её шатает. Ладонь её прижимается ко лбу в попытке остановить мешающую зрению кровь. Она вглядывается в силуэт говорившего и морщит лоб, силясь вспомнить не столько самого человека, сколько как правильно пользоваться своими голосовыми связками. - Кречет? Так же тебя зовут? С каких пор тебя ставят за главного? – голос её срывается и хрипит, но все присутствующие хорошо её слышат. - Не твоего ума дело,- огрызается Кречет, прищуриваясь, - так ты та самая приблудная девка среди волчьей швали, я помню тебя. Справа от Эрин зарождается глухое рычание, и она успокаивающе прикасается рукой к холке Рудого. Но для этого ей приходится оторвать ладонь ото лба, и она неизбежно пачкает его шерсть, мешая ржавчину его окраски со свое кровью. Рудый, почуяв металлический запах, недовольно ворчит, и специально отходит от Эрин, чтобы во время болезненного перехода в человеческое обличье не задеть ненароком. - Не думала, что сына вожака стаи отсылают настолько далеко от непосредственно стаи, - Эрин не следует открыто грубить, совсем не стоит, но его слова почему-то задевают что-то внутри, - наверное, натворил уже дел, да? Кречет стискивает зубы от еле сдерживаемой злобы, и взгляд его перемещается на Рудого. По шерсти его будто волны проходят, позвоночник выгибает невообразимой дугой, и он поднимается на ноги с еле заметной гримасой боли на лице. - Могу по секрету тебе сообщить, - тон голоса Кречета понижается, будто сообщая что-то лично-доверительное, но все присутствующие нелюди обладают слишком хорошим слухом, чтобы не услышать продолжение обнародованной тайны, - что ты очень похож на её личную ручную шавку. Кровь из рассеченного лба Эрин почти останавливается, но всё равно причиняет определенное неудобство, слепив ресницы на правом глазу и мешая зрению, и Эрин больше хочется умыться, чем перекидываться остротами с зарвавшимся птенцом, да и от Рудого во все стороны исходят волны самой настоящей ярости. Ссорить своё племя с ближайшими соседями в их планы не входило, а тем более убивать сына вожака, поэтому она уже готовится как-то замять ситуацию, даже приносить извинения, но её опережают. - Кречет! – тот вздрагивает, заслышав знакомый голос. Из густого мрака леса выходит мужчина с охапками душистых трав в крепких руках, уже близкий по возрасту к старику, – настолько серебрятся пряди его волос. - Отец, - Кречет склоняет голову, земля вокруг нарушителей границы заполняется глухими ударами спускающихся с ветвей и сучьев крупных птиц, которые торопились принять подобающее ситуации обличье, почтительно приветствуя своего вожака. Сапсана Эрин знает: она видела его несколько раз в волчьем поселений, куда он приходил уточнять вновь проведенные границы, и его умение себя держать вызывает в ней что-то, похожее на уважение, и поэтому она кивает старику. - Разве по законам стаи ты не должен был сначала в официальном тоне уточнить у прибывших вовкулак, - он особенно выделяет последнее слово, и взгляд его впивается в Эрин, историю которой не слышал только глухой, - может, они посланы с какими-то вопросами со стороны соседнего с нами племени? Кречет молчит, не обманываясь спокойным тоном отца, и щеки его медленно наливаются краской, что начинается от самого кадыка. Рудый чуть наклоняет голову, приветствуя старшего, но глаза не опускает. - Хорошей охоты, Сапсан, - голосовые связки его максимально напрягаются, и голос хрипит от долгого молчания, на что Сапсан удивленно приподнимает брови. - Приношу свои извинения за неуместный прием и доброй охоты тебе, Рудый. Я слышал про твою инициацию, поздравляю, - Сапсан обращается к Рудому и только к нему, - быть может, моему старому другу Мако что-то понадобилось, раз он присылает своего сына? Рудому назвать бы хоть самую глупую причину нахождения на чужой территории, но мысли его лихорадочно разбегаются: он совсем не ожидает, что Сапсан настолько хорошо его помнит, и Эрин чувствует его растерянность. - Нам всего лишь надо пройти мимо, не больше, - Эрин приходит к нему на помощь, и благодарность его окутывает её теплым потоком. Она делает пару шагов вперёд, оказываясь рядом. - Нам не нужны проблемы. Ночью мы, видимо, пропустили пограничные метки из-за усталости, - Эрин приходится признать их общую слабость, но она чувствует, что по-другому не получится. Сапсан выдает сухой смешок. - Слухи разносятся далеко вперёд тебя, девочка, если ты действительно та самая, о ком я думаю, - он задумчиво проходится взглядом по ней, по Рудому рядом с ней, и как будто вердикт выносит, - но всё-таки тебе стоит стоять за мужчиной, а не выпрыгивать вперед. Эрин стило бы кивнуть покорно или же сделать пару шагов назад, но у неё в горле закипает раздраженный рык, а ногти, частично трансформируясь, глубоко впиваются в ладони. - Я так не умею, - она выдавливает улыбку, в которой мелькают вылезающие клыки, - я никогда не стояла за мужчиной. Кречет за спиной отца издает пораженный вздох, даже не представляя реакцию вожака на подобные откровения, а стая вокруг и вовсе замирает. Сапсан даже бровью не ведёт на язву в голосе Эрин, а поворачивается к сыну: - Проводи гостей на ближайший сторожевой пост. Раз уж они здесь, то могут немного поболтать, а дальше посмотрим, - он ещё раз оценивающе скользит взглядом по вовкулакам и добавляет, - тем более девочке стоит умыться. Он удаляется нарочито медленной и старческой походкой, но Эрин чувствует в груди нарастающую тревогу. Двигаясь следом за Кречетом, который короткими взмахами ладони отправляет зашумевшую стаю в разные стороны, она ловит отголоски мыслей Рудого – те не менее хаотичны. Их ведут к вековому дубу, что высоко наверху шумит своей листвой, и Эрин тут же наступает обнаженной ступней на желудь, что крошится под её весом. Рудый предусмотрительно поддерживает её под локоть, пока она шипит от боли, и ловит на себе насмешливый взгляд Кречета. - Умыться можно вон там, - Кречет указывает рукой куда-то в кусты, где Эрин и впрямь слышит слабое журчание лесного источника, - Балобан проводит девку. - Мы пойдем вдвоем, - тон Рудого звучит настолько упрямо, что Кречет только глаза закатывает, не желая спорить. Эрин почти стонет от радости, когда видит струю, вырывающуюся из груды камней. Не мешкая, она опускается на колени, которые заиндевают моментально от морозности подземных вод, и замечает своё дрожащее от течения отражение в толще. Половина лица окрашивается в грязно бурый оттенок от подтеков крови, и она выглядит, как их северные дальние соседи, чья вторая ипостась является могучим медведем. Рудый ловит её мысли, и подносит ладони с ледяной водой к лицу, чтобы скрыть неуместную улыбку. Слабая радость исчезает, когда Балобан просит их поторопиться. "Не нравится мне это. Особенно их интерес к тебе", - Эрин слышит беспокойство в его тоне, и поднимает глаза, чтобы видеть его лицо. "Я местная диковинка, забыл?" "Возможно, но Сапсан слишком умен для простого интереса" Эрин невольно кивает, а когда они отходят от ручья, вкладывает свою маленькую ладонь, будто прячет, в ладони Рудого, что крупнее размером. Она напрочь игнорирует недоумевающие взгляды птичьих охранников границы, переплетая их пальцы. "Справимся" Их не пропускают вглубь территории, поводив по малозаметным извилистым тропам среди высоких кустов, будто стремясь запутать. У Эрин ощущение складывается, что они блуждают вокруг одного и того же дуба, а по слабому запаху собственной крови она понимает, что где-то недалеко они и сражались недавно. Начинает светать, и слабый туман стелется по земле, когда они подходят к птичьему костру, разожженному на небольшом пространстве среди густой зелени. Сапсан подкидывает ветки в огонь, создавая иллюзию одиночества, но стоит Эрин сосредоточиться, она вычленяет на ветвях, что нависают на маленькой поляной, и в высокой траве вокруг отголоски шороха птичьих перьев. - Думаю, что вы замерзли после свежести нашего источника. Сапсан приглашающе кивает им, но Эрин успевает заметить, как чуть вздрагивают его брови, стоит ему заметить их переплетенные пальцы. Она только догадываться может, какие мысли роятся в голове старого вожака, но на траву опускается с явным намерением скрывать свои тайны до последнего. - До охоты ещё пара часов, так что, к сожалению, ничего съестного предложить не могу. Рудый понимающе ухмыляется – он бы тоже не стал делиться едой с теми, кто сам по сути своей предполагаемая еда. Птичье племя славилось своей способностью поглощать буквально всё в пищу и особенной склонностью к падали. - Раз все формальности соблюдены, - Сапсан переводит взгляд с чуть напрягшихся плеч Рудого на внешне расслабленную Эрин, - можем переходить к главному. Пожалуй, я дам вам пройти, если вы честно ответите старику на пару вопросов. - Спрашивайте, - Рудый ждёт чего угодно, начиная от вопросов о точном числе взрослых дееспособных особей в волчьем племени и заканчивая расспросами о личном семейном древе Эрин. - Что за дым разносился над вашим селением примерно луну назад? Может, меньше, - Сапсан растягивает губы в улыбке, но глаза его, цвет которых настолько темный, что сливается со зрачком, остаются холодными. "Что думаешь?" - у Рудого даже в желудке тянет, настолько его ожидания оправдываются. "Я поддержу тебя в любом случае" - её пальцы в его ладони сжимаются в немом согласии. Сапсан, не вмешиваясь, почти с детским восторгом наблюдает, как Рудый с Эрин размыкают короткую зрительную связь, и рука её выскальзывает из его пальцев. - Дым от пожара, - Рудый в своём ответе кристально честен, как и просил вожак птичьего племени. - Не корчи из себя птенца, Рудый, - старик недоволен ответом и крылья его носа расширяются в негодовании, - мои глаза ещё не потеряли своей зоркости, чтобы пропустить крылатую тень над лесом. - Тогда вы уже достаточно знаете, - облегчение бурным потоком разливается у Рудого в грудине от осознания, что изворачиваться надобности нет, - ящер этот больше летать не будет, если именно это было причиной для расспросов. Но если вы знали о нём, почему не предупредили? - Я могу и не отвечать, - Сапсан срывает длинную травинку с мелким фиолетовым соцветием на конце и рассеяно вертит её в руках, - ведь ты и сам прекрасно знаешь, что наши крылья несут нас гораздо медленнее, чем их. Он делает паузу перед последним словом, которая кажется затянувшейся, будто старик уже обдумывает что-то своё. Воцарившуюся тишину нарушает только стрёкот насекомых в невысокой траве, да шелест листвы на ветру. Слабый предрассветный туман уходит, и небо окрашивается в нежно-розовый, приготавливая просыпающийся мир к летнему знойному солнцу. - Вам пора уходить, - старый вожак тяжело поднимается со своего места, Рудый встаёт следом. У Эрин в голове стремительно проносятся невольные мысли о том, что совсем скоро время его подойдет к концу, но она гонит их прочь – это не её дело. Эрин не хочет неприятностей, Эрин с легкостью уступает другу право разговаривать с Сапсаном, и это решение теперь кажется им двоим удачным. - Вот так просто? – слова вырываются у Рудого прежде, чем он успевает обдумать их. - А ты хочешь ещё чем-нибудь поделиться? – Сапсан ухмыляется и машет рукой в воздухе, - расслабьтесь, дети, между нашими племенами нет раздора, да и я слишком ценю дружбу с твоим отцом, чтобы прямо сейчас начать пытать тебя. Да и нет в наших племенах тайн, стоящих пыток. - Спасибо, - Рудый действительно благодарен ему, и Эрин кажется, что она ощущает эту благодарность кожей. - Но если вы нарушите границу повторно, будете разорваны в клочья, - тон голоса его не меняется, только ноты угрожающие проскальзывают, - мы практически на самой границе. Вам в ту сторону, и советую больше не сбиваться с дороги. Вы выйдете на ничейные земли, если двинетесь ровно на север. - Доброй охоты, Сапсан, - Рудый склоняет голову /на этот раз и глаза его смотрят строго вниз/, и тянет Эрин на указанную тропку, еле заметную среди густой листвы. - Прощайте, - Эрин ни секунды не колеблется, поворачиваясь к среброголовому вожаку спиной, и полосы темной шерсти бегут по её рукам. - Постой, девочка, - голос Сапсана останавливает Эрин, которая в мыслях своих уже срывается в быстрый бег, - ты была на удивление тихой, и я забыл самое интересное. По телу Рудого, что с облегчением вырывается вперёд, проходит болезненная волна перевоплощения: позвоночник выгибается, будто ломаясь, тёмно-серая шерсть стремительно ползет по человеческой коже, с мучительным треском вытягивается мощная пасть, на лобастой голове вылезают чуткие уши, и крупный волк с рыжими подпалинами нетерпеливо оборачивается на Эрин с немым вопросом в глазах. Эрин вновь смотрит в округлые глаза птичьего вожака, и темная шерсть её, начавшая было расползаться по телу, бесследно растворяется под кожей. Сапсан проходит несколько шагов навстречу ей, не обращая внимания на взвивающийся ввысь предупреждающий клекот незримой стаи вокруг. - Нам очень трудно заставить тело трансформироваться – представь, что все кости ломаются, чтобы составить нечто новое. Но ты, - он смотрит на Эрин с почти восхищением, от чего она ощутимо вздрагивает, не зная, чего ещё ожидать, - для тебя не существует этой боли, верно? - Возможно, - она больше не хочет общаться с ним, она только усилием воли принуждает себя остаться на месте, пока недовольное ворчание Рудого возрастает за спиной. "Мне вмешаться?" "Я справлюсь" - Ты не волк, но я вижу, как ты общаешься с ним мысленно, - ей бы зашипеть на манер дикой кошки от догадливости Сапсана, но Эрин продолжает хранить молчание, - что ты ещё умеешь, девочка? Сколько же в тебе силы? Она вскидывает на него усталый взгляд, и зеленое пламя её глаз будто становится ярче, после чего Сапсан всё-таки слышит её ответ. "Не тебе её измерять" Рта при этом она не раскрывает. Сапсан делает судорожный вдох, хватаясь дрогнувшими пальцами за виски, а Эрин отворачивается, и ветви высоких кустов смыкаются за их спинами.