Тараканы в голове.

Облачка пара вылетали изо рта. Снег хрустел под ногами, оставляя узоры следов. Звёзды рассыпались над головой. Их свет — тонкая нить. Потянешь за одну — раздастся колокольчик. Тонкий звон разнесётся на многие километры вокруг. Его подхватит эхо, играя оркестр. Эхо оттолкнётся от стенок северного сияния. Ночная радуга в бесконечной мерзлоте. Позади деревянный домик по самую крышу завален снегом. Только дымоход и торчит. Забавный. В доме тепло. Там горит камин, и комнаты освещают керосиновые лампы. А чёлка уже покрылась инеем, затвердела. Неудобно, но не хочется доставать руки из тулупа. Надеюсь, Никола уже рядом. Говорил же, что хочет провести остаток времени вместе. И даже не спешит — падла рыжая. Я ему и варежки связала. Как чувствовала, что на зимнем острове остановимся. А здесь хорошо… разум быстро прочищает. Когда мороз щёки жжёт, о лишнем не думается. Думается о горячей ванне, о куске хорошо прожаренного мяса с бутылкой рома, о родных. И проблемы твои сразу сужаются в крупицу. Бегает мелкая вошка. Кровушку сосёт. Чешется, конечно, но разве тянет на серьёзную проблему? Придёт мороз и вошки не станет, а нервные клетки не восстанавливаются. Рука привычно опустилась на пояс, ожидая нащупать гладкость холодной кости. Точно. Мистер Джон у Николы. Как он там? Череп, естественно, не Никола. Не дай Бог падла рыжая оставит. Век вспоминать буду. Лысый старпом Хоккинса обо всём договорился. Мой подарок пришёлся Фокуснику по вкусу. Скоро будут здесь. Скоро… Поторопился бы ты, Никола. Огромная лапа приземляется на плечо, заставляя вздрогнуть. — Не по мне ли скучаешь, красавица? Дурак. На дураков не злятся. — С шапкой у тебя как будто волосы отросли, — оборачиваюсь. А на лице улыбка хитрая-хитрая. Пират отходит, открывая обзор. Позади него деревянный домик по самую крышу завален снегом. Только дымоход и торчит. Забавный. В доме тепло. Там горит камин, и комнаты освещают керосиновые лампы. А свет падает на рыжую чёлку. Взъерошенный, точно воробей. Глаза осоловелые. Золотом горят. Все они, карие, такие: вроде цвет, как цвет, ничего примечательного, а в огне золотом разливаются. Тайник, ей богу. Бегу навстречу. А что делать? Тянет. Мороз-то мне мозги прочистил. Куда теперь такой умной податься? В ухо бормочет, соплями заливает. Холодно, падла. Пожил бы ты десяток дней на зимнем острове. Это тебе не тот многолюдный городишко с уютным трактиром. Здесь за версту селениями не пахнет. Звуки боя стихли. Люди Хоккинса разобрались с охраной. Отрываюсь от Николы. Передаю чертёж пирату. Глазёнки смеются, никуда, мол, не денешься. — Долли, — Никола руку не отпускает. — Поплыли? Ещё не понял, глупый. А старпом его в плечо пихает, на меня кивает. Дурак он, Долли. Не злись на него. Запускаю руку в шевелюру рыжую. Огненную. — Приплыли. На губах улыбка, а сердцу горько-горько. Ну, точно воробей. Разве так прощаются? Ошарашен, рука соскальзывает. — Хороша девка. Капитана обманула. Пират лыбится. Не понимает. Или хочет разрядить обстановку. Страшно ему. Страх вообще, штука заразительная. Улыбаюсь в ответ. — Так я и не обманывала. Не слышала понеглиф. Он утонул среди жертв, гонявшихся за знанием. Стал немного безумным. История понеглифа накладывается на истории людей, создавая общую картинку. Её трудно разобрать сразу. — Где? — только и выдаёт Никола хриплым голосом. — Там, в лесу. И мы пошли. Впятером. За нами тихо следовал Бэзил Хоккинс, а позади волочилась Сара. Думает, не заметим. Мой фрукт позволяет общаться не с предметами, а с их душами. Почему-то с интерьером контакт не налаживался. Зато с компасом и Понеглифом — легко. Потому что они древние, как сам мир. Вещи, которые имеют духовную ценность для владельцев — обретают душу. Именно с ней я общалась. И Сара тоже душа. — Брис, Хоккинс, вы не воспользуетесь порталом. Не буду брать обещаний, всё-таки якшаться с пиратами себе дороже. Но уплывайте с острова, как только я уйду. Потом делайте что хотите. Ищите, подбирайте ключи. Что хотите. «Можешь же, когда хочешь», — отозвал Роджер из кармана. — «Они остров ни в жизнь не найдут. Это же черепаха, чёрт побери! Она уплывёт. Хе, ты только потому и нашла, что двум мирам принадлежишь. И соколиков своих за собой потянула. А сами ни-ко-гда!» — прихрюкнул он. В лесу возвышались ели — вечнозелёные красавицы. Ни единой тропинки, колючие ветки с дороги убирал Фокусник. Чувствую себя первопроходцем. Хотя, гостья я здесь не первая. Первым был хозяин домика, Адам Неизвестный. В промёрзлом северном ветре слышался шёпот деревьев. Лес был живым, как Роджер или Понеглиф. А живых существ здесь не было. Кроме нас, разумеется. Полное затишье, словно перед бурей. Позади кто-то отчаянно загудел. По спине пробежали мурашки, пока не сообразила, кому принадлежал звук. Все обернулись, чтобы в следующую секунду разродиться смешками. В сугробе по самую морду торчала Котлета. За нами увязалась! Животинка верная. А если бы не заметили? Так она сигнал подала! Хоккинс легко вытащил альпаку. Примерился. Подхватил под мышку и кивнул на дорогу, мол, сам понесу, идите. По мере продвижения в лес поднимался страшный ветер. Ветки трещали, пока вокруг не образовалась пустая поляна. Алтарь! Обычный булыжник, на котором стоит шкатулка. Нас ветром сносит, а глаз от мрачной красоты не отвести. Чёрное дерево, на котором цвели серебряные узоры. Вились, точно плющ, по шкатулке, а затем сходили с неё и продолжали расти вширь, оплетая алтарь, разрастаясь до ближайших пеньков. Жёсткие формы, полностью серебряные, только в серединках невиданных цветов поблёскивали рубины. Шкатулка открыта. Над ней, метра три в высоту возвышался водоворот. Именно он вызывал эти дикие порывы ветра. Всасывал всё: от мелких камней, до выкорчеванных деревьев. Краем глаза замечаю движение на фасаде шкатулки. Открылся глаз. Кроваво-красный зрачок впился в чужаков. За ним показался второй. Третий. Мир вокруг закружился в вихре. Я зажмурилась. Сжалась. Только бы не упасть. Только бы не разбиться! Открыв глаза, я вижу ночное пространство. Меня окружает северное сияние — единственный источник света. Рядом Мистер Джон и Сара. Обе оглядываемся. Под нами кричат ребята. Моё тело оплели серебряные лианы. Никола хватается, в попытках выдернуть из пут. А лианы прорастают, уносят наверх, к порталу. Возвращают то, что принадлежит другому миру. — Тебе нужно улететь от портала. Там ты умрёшь, — говорю девушке. — Дура! О себе побеспокойся. Уйдёшь так просто? Бросишь его? Придёшь к родителям и всё забудешь? — Конечно нет! — вспылила. — Я не хочу уходить. Но я здесь чужая. Понимаешь? Чужая! Я не могу смириться со многим, что творится в этом диком мире. Но никого не могу спасти. Я делаю только хуже. Тем детям из деревни, той девушке с зимнего острова. Старпому Хоккинса. Николе. Всем! — Дааа, ты настоящая дура! Никола рассказывал о ваших приключениях. Ты когда-нибудь спрашивала, что он обо всём думает? Как он переживает эти приключения? Я снова взглянула вниз. Никола отчаянно лез по путам. Те отдёргивали его. Особенно наглая лиана прицелилась острым концом. Нет! Что же ты творишь? Слезай, немедленно. Мои слова не доходят до парня. Моё тело и сознание порознь. Тем временем, Сара продолжала, не щадя мои чувства: — Может, ты никого не защитила, — вопреки своим словам, девушка расслабилась. — Может и так. Но все те люди получили то, что желали. Фанатики, например. С твоей стороны их жизни не изменились. Они всё также ходят в церковь каждые три дня, кто-то держит монополию на поля. Но жизни деревенских вернулись в прежнее русло. Поля засеяны, убранства возвращены. И Рем с Полиной вполне счастливы среди своих сверстников в приютах. Думаешь, ты не спасла их? А Никола… он любит тебя. Но это уже второе. В первую очередь, он Уважает. Слёзы текли по щекам. Я никогда не интересовалась чувствами и мыслями Николы. Всё время держала расстояние, чтобы он не привязался, чтобы ему не было больно. А ведь он не бездумно был со мной. Я не раз восхищалась его умом, при этом забывая, что парень, вообще-то, не только наукой интересоваться может. И… он уважает меня. Он думает обо мне, не просто как о дурочке, которая ему нравится. — Как… — запнулась. — Как мне теперь вернуться? — Просто возвращайся в своё тело. Мы хоть и против воли заключены сюда, но кое-что можем. Я закрою портал изнутри. Хоть какая-то польза от сотрудничества с Вегапанком, — и улыбка во все тридцать два. — Стой! Ты же мертва в том мире. Не надо! — Спокойно. Иди к своему рыцарю. В зад прилетела нога Сары. Ощутимо прилетела. Наверное, потому что я тоже, по сути своей, призрак. Ноги соскользнули с пространства. Мне снова помогают. С теми же словами снова жертвуют собой. Но я должна вернуться, чтобы больше не допустить этого. Прости. Открываю глаза уже в физическом теле. Пихаю Николу ногой за секунду до того, как лиана пронзила его. Кричу пиратам, что сражались с растением внизу, чтобы закрыли шкатулку. К счастью, лианы оказались гладкими. Выбраться из них в одежде не составило труда. Буря прекратилась резко. Мистер Джон упал на снег, и воцарилась тишина. Четыре фигуры в пуховиках валялись на снегу, тяжело дыша. И не верится, что живы. Сквозь макушки ёлок пролегала тонкая полоска горизонта, которая подделась утренним маревом. Под первыми лучами солнца заблестел бесконечный снег. Бэзил Хоккин попытался подняться и тут же поскользнулся. Я села, морозя задницу в снегу, огляделась. А поляна — это озеро. Чистейший лёд не скрывал мелких рыбок, проплывающих прямо под нами. Они поднимались к самой поверхности, причмокивали ртами, будто облизывая лёд. И мне стало ужасно весело. Потому что всё, наконец, закончилось. — Я дома. Потому что дом там, где люди думают о тебе и любят. Схватила одной рукой Николу, толкая в снег. И забрасывала, забрасывала этим прекрасным скопищем снежинок. В макушку прилетел снежок. Шапка-ушанка слетела под его напором. Раздался смех. Зло и безумно счастливо обернулась к Брису. Захотела встать. И шлёпнулась, как недавно шлёпнулся Фокусник. Зато за меня отомстила Котлета, забрасывая пирата снегом задними копытами. Под раздачу попал и капитан. Начала снежная катавасия.

***

Пираты уплыли. Получили чертежи и честно слиняли с острова. Никола готовил лодку. Он закончил с мотором. Котлета каталась по льду рядом со мной. Я обернулась к алтарю со шкатулкой. Сняла Мистера Джона с пояса. Поставила на чёрную крышку. — Позаботься, чтобы никто больше не открыл портал, — со слабой улыбкой на губах проговорила я. — На этот раз не подведи меня, друг. «Я позабочусь», — отдалось эхом в ответ. Глаза широко раскрылись. Я хотела сказать что-то ещё, как меня окликнул Никола. Похоже, пора отплывать. Отряхнулась от снега. Побрела вразвалочку сквозь сугробы. Хотя, после наших игрищ, от сугробов осталось одно название. — Куда отправимся? — поинтересовался парень. — В море. Мы же торговцы, не забыл? И ткнуть в плечо. «Спасибо.»