Вы ненавидите меня так страстно...

Чем старше становишься, тем яснее видишь, что в этом несчастном мире Его Величество Случай делает три четверти работы.

Фридрих Великий (Фридрих II)       Санкт-Петербург таил в себе немало секретов. Тёмные камни помнили все, что забыли люди, каждую царапинку, каждую трещину. Мрачные готические сооружения напоминали мёртвых исполинов, что приняли обет молчания и теперь взирали на всё с толикой презрения и, может быть, зависти. Люди ходили туда-сюда, похожие на тени, которые, однако, были полны жизни. Дамы обмахивались веерами, болтали с кавалерами, галантно ведущими их под ручку. И можно было бы сказать, что мрачность города совершенно не подходила под его жителей. Но если спуститься в глубины…       Алексей Карнивальд, юноша со светлыми прямыми волосами и тонкими, едва начавшими появляться, усиками, был решительно против своей роли в деле. Однако спорить со старшими — до греха не долго, да и наказание последует серьёзное. От Невы веяло холодом даже за несколько километров. Особо задиристые джентльмены, хорохорясь перед дамами, перегибались через мост, грозясь упасть вниз, в объятия воды. Дамы ахали, падали в обморок. Словом, тьфу! Алексей так и сказал бы в лицо этим глупцам, тратящим жизнь непонятно на что. Но ему велено было оставаться в тени — он так и делал. Близился вечер, когда Карнивальд уже совсем разочаровался в своей роли. Ну, простоял он так половину дня, а ничего дельного не увидел, не услышал. Обычные люди, ничего такого, что стоило бы внимания. Все уже давно разошлись, улица пустовала. Алексей уже хотел развернуться и уйти, как вдруг прямо около моста мелькнула тень. Ростом она была, как человек, только сгорбленная. Блондин тут же забыл о желании уйти, начал шарить по карманам, при этом стараясь не отрывать взгляда от тени. Наконец в его руке оказался с виду простой револьвер. Незнающий человек так бы и назвал это оружие, но на самом деле оно называлось Мортемагус, иначе — ведьмина смерть. Мортемагус выдавался как очень почётное оружие, и Алексей жутко гордился, что имеет его. Впрочем, за любую оплошность «револьвер» отберут, и тогда прощай славное будущее!       Тень остановилась, принюхалась. Затем протянула длинную когтистую руку к мраморной статусе льва под аркой, что располагалась неподалёку от реки. Сначала ничего не происходило, но затем глаза льва сверкнули, словно настоящие, а пасть открылась. Один из клыков зверя особенно чётко выделялся в темноте, и у Карнивальда не оставалось сомнений, что именно он — путь к необходимому. Алексей уже приготовил в мыслях эффектную позу для задержания, выпрыгнул из своего укрытия, словно хищник, и совершенно не грациозно споткнулся о камень. Кто его, черт возьми, сюда положил?! Карнивальд поспешно отряхнулся и направил Мортемагус на ведьму, но было уже поздно: она заметила слежку. Быстро, словно сам свет, она вылетела из тени и со страшным рычанием набросилась на охотника. От неожиданности Алексей забыл выстрелить, что стало его роковой ошибкой. Морщинистое лицо ведьмы, покрытое чёрными пятнами, приблизилось к блондину. Острые звериные зубы были готовы вцепиться и разорвать горло Карнивальда, но тот в последнее мгновение все же вывернулся из тисков Смерти. Отпихнув ведьму ногой, он поспешно встал, но… Где Мортемагус?! В голове тут же мелькнуло, что за потерю столь ценного оружия ему главный обязательно оторвет голову. Не ясно было, кого больше боялся юноша: главного или ведьму. Видимо, обоих. Не дожидаясь, пока ведьма поймёт, что оружие потеряно, Карнивальд со всей силы приложил кулаком в лицо нечисти. Существенного вреда это, конечно, не принесло, но знатно её шокировало. Ведьма выкатила глаза, не понимая, как человечишке хватило наглости сделать такое. А сам Алексей тем временем судорожно шарил руками по камням. Да где же Мортемагус, чтоб его?!       Дальше прохлаждаться ведьма охотнику не дала. Осознав, что её только что попытались обмануть и сбить с толку, она бешено заверещала и нацелилась когтями на шею Алексея. Ещё мгновение — и об охотнике можно было бы только вспоминать. Он малодушно закрыл глаза, не желая наблюдать собственную смерть, но… Смерть что-то не особо торопилась. Вокруг доносились возмущенные вопли ведьмы и чьи-то некрасивые ругательства. Алексей решил, что терять ему нечего, и очень робко приоткрыл один глаз. Затем второй. Картина, представшая его глазам, была более чем необычной. Ведьма, рыча и негодуя, отбивалась от невысокого кудрявого шатена и совсем ещё мальчишки в мундире. Рядом с ними стоял брюнет с очень бледным лицом и пистолетом наготове, который буквально сам по себе дрожал у него в руках. Ведьма всё норовила прорваться к нему, но мальчишка и шатен держали её крепко. Наконец сабля с хрустом вошла в её спину и вышла из груди. Нечисть перестала верещать, захрипела, стала царапать грудь руками. По её голым рукам пошли чёрные следы и стали проступать вены. Вместе с последующим хрипом из горла ведьмы полилась чёрная жидкость, а место, куда вошла сабля, буквально стало плавиться. Брюнет, наблюдая за этой картиной, побледнел ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда ещё-то. Однако пистолет он не опустил. Алексей даже зауважал его на три четверти секунды. Наконец ведьма затихла и обмякла. Шатен с помощью мальчишки вынул саблю из тела, которая слегка почернела, и обратил внимание на самого Алексея. К своему разочарованию, Карнивальд имел несчастье знать своего «спасителя». Шатеном с непокорными кудрями был сам Александр Сергеевич Пушкин. Его молодого сообщника юноша не знал, и, честно признаться, знать не хотел бы. А вот брюнета он тоже узнал, хоть и не сразу. Наверное, ещё не отошел от шока. Бледнолицего с пистолетом звали Николай Гоголь. Это имя юноша запомнил очень и очень хорошо, так как часто слышал его от главного. И то, что он слышал о Гоголе, интриговало, но совершенно не внушало доверия. Более того, когда брюнет нетвердым шагом стал приближаться к Алексею вслед за Пушкиным, юноша почувствовал неимоверный холод, исходивший от писателя. Такой, какого не было даже от Невы. Не зря Верховный Бенкендорф им интересовался, ой, не зря…       — Та-ак, а кто это тут у нас? Алексей вздрогнул и перевёл взгляд на Пушкина. Тот улыбался немного глумливо, опираясь на эфес сабли. Мальчишка позади него угрюмо глядел на охотника, пряча руку в кармане — наверняка там был пистолет. Он стоял ближе к Пушкину, и Карнивальду почему-то показалось, что между ним и этим юношей есть что-то большее, чем наставнические отношения. Гоголь тоже не сводил мрачного взгляда с юноши, но ему так и хотелось повернуться и посмотреть на мёртвую ведьму. Пушкин сказал ещё что-то. Карнивальд понял, что надо было бы ответить, и выдавил из себя самую ядовитую улыбку, хотя она скорее напоминала кривой оскал.       — Доброго вечера, господин поэт. Что вам не спится? — как можно более непринуждённо произнёс Алексей. Александр Сергеевич фыркнул, якобы намекая не некомпетентность вопроса, и обернулся к мальчишке. Тот кивнул и наклонился к Карнивальду, очевидно, с желанием поднять того с земли, однако наткнулся на раздраженный взгляд и так и застыл с протянутой рукой. Алексей бестактно проигнорировал её, сам поднялся и отряхнул грязь с пиджака, специально медленно, как это делал главный. Однако сейчас эта медлительность была совсем не нужна. Устав ждать, пока охотник закончит туалет, Пушкин пробурчал недовольно что-то о нечистых и направил острие сабли на Алексея. Юноша сразу побледнел, но упрямо продолжал смотреть на поэта.       — Михаил Юрьевич, поглядите, какой экземпляр нам попался, — шатен, не убирая шпаги, подошёл поближе к Карнивальду, отодвинул лацкан его пиджака, из-под которого тут же блеснул странный значок, — не совсем рядовой масон. Ещё и охотится на ту же ведьму, надо же! Пушкин засмеялся, а потом снова стал серьёзным, даже сердитым, что с ним бывало редко. Острие опасно приблизилось к груди.       — Отвечай, зачем она вам? Очередные заговоры плетете?! Или бессмертие ищите? Прошлой ведьмы не хватило? Судя по тому, как напрягся юноша, сказанное было правдой. Блондин буквально застыл на месте, превратился в изваяние. Губы сжались в тонкую линию, глаза судорожно искали пути спасения. Однако от острой сабли уйти не так-то просто. И всё же Карнивальд рискнул. Оттолкнув лезвие, он рванул в сторону тёмного прохода, туда, где был путь в безопасное место, которое не знали ни Пушкин, ни другие члены Общества Защитников. Однако побег продолжался недолго. Мальчишка оказался очень шустрым на проверку: он настиг Алексея и повалил на землю. Карнивальд больно ударился челюстью о камни, почувствовав на губах стальной привкус крови, и затих. Больше вариантов побега не было. Не стоило и пытаться. Юноша спиной чуял, что дуло пистолета, которое держал брюнет, теперь направлено на него. А значит, нужно попытаться сгладить углы. Мальчишка в мундире ловко поднял с земли поверженного масона, подтащив поближе к Пушкину. Николай Васильевич опасливо сделал шаг вперёд, но всё же отчего-то не поддерживал радость сообщников. Его взгляд выражал подозрительность и угрюмость. Алексей не понимал, с чего такое настроение до тех пор, пока Александр Сергеевич не подозвал брюнета. Карнивальд тут же понял — отпускать его не намерены.       — Ну, — весело произнёс кудрявый шатен, улыбаясь Гоголю, — давайте же, задавайте вопрос. Этот вопрос должны задать вы. Да-да! Именно вы, ведь столько пережить да так сблизиться… Алексей не слушал дальше болтовню поэта, она казалась ему шумной и ненужной. Трёп и не более! Нет, теперь внимание масона было приковано у брюнету. Гоголь медлил задавать свой вопрос, смотрел прямо в глаза пленнику одновременно решительно и робко. Совсем не так, как описывал главный. Наконец Николай Васильевич заговорил, хрипло, но без дрожи в голосе.       — Господин масон, — Алексей даже усмехнулся такому обращению, но, оказалось, рано радовался, — вы знаете Якова Гуро? Сердце сильно кольнуло. Ой, в таком то возрасте? Уже? Ох уж эта работа, в могилу скоро сгонит. И вот, отклониться бы от ответа, солгать, обмануть, не сказать — но Алексей почему-то знал, что Гоголь, с его голубыми глазами, прекрасно осведомлён обо всем. Только не хотел признавать или слышать от других. Хитрый змей. А главный говорил — не лезь к нему, не надо. А вот и сабля ткнула сильнее, почти прокалывая кожу. И Алексей улыбнулся, потому что выбора у него, похоже, нет.       — Да, я его знаю.