~
Привет, Арон, Я заметил, что тебе понравился наш подарок, хороший мальчик. Ты не представляешь, как мы рады за то, что тебе удалось вчера немного повеселиться, особенно с Кёрлззом. Мы очень гордимся тем, что ты смог сделать свой первый шаг к свободе, и очень счастливы, что тебе это принесло удовольствие. Для некоторых из нас всё проходило не так гладко, вот Дэнни, например, пришлось убить парня, чтобы мы его приняли к себе, но каждый ведь из нас имеет свою историю, верно? Надеюсь, ты не сильно был против нашего трюка, это всё было только для того, чтобы заставить тебя сделать то, чего ты так хотел, понимаешь?… чтобы ты не беспокоился о моральных нормах и прочем дерьме, чтобы не беспокоился о бесполезном барьере, который не позволил бы тебе сделать то, в чём ты нуждался. В любом случае, теперь у нас есть вторая запись, где ты развлекаешься с маленьким Мэтти, но не удивляйся, ты ведь умный парень, должен был догадаться сразу. Не переживай, мы не отдадим её ни охранникам, ни офицерам, ты в полной безопасности. Пока что. Более того, мы бы хотели узнать, не мог бы ты оказать нам небольшую услугу. Знаешь, ничего серьёзного, просто нам больше невыносимо терпеть эти клетки, сидеть всё время одним и нихрена не делать. Мы бы хотели, чтобы послезавтра ты провёл разговор с Дэнни, он подробно тебе расскажет о том, чего мы хотим, и, если ты достаточно смел, даже откроет тебе наш маленький секрет, о котором знаем только мы. Не ссы, нам не нужны ножи или что-то вроде этого… мы хотим вполне простых и совершенно невинных вещей. В конце концов, мы ведь хорошие парни, правда? P.S. Прости, я, кажется, забыл упомянуть, что мы можем… скажем так… быть причастны к беспорядку в лечебнице. Не волнуйся, мы лишь пытаемся протянуть руку помощи некоторым больным пациентам, потому что вы, ребята, делаете с ними ужасные вещи здесь. Так или иначе, ещё я оставил тебе небольшой презент, который хотел вручить тебе в прошлый раз, но у меня как-то не нашлось повода. Люблю тебя, хохохо [1]. Срака твоей мамки.
~
Док рассерженно фыркнул, практически сразу догадавшись, кто был составителем этого письма. Он знал лишь одного из его пациентов, кто мог бы одновременно и угрожать ему, и выдавать себя за полного идиота… И этим пациентом был Чарли Син. Он стиснул зубы и злобно прошипел, стараясь не разорвать на клочки лист бумаги; его свободная ладонь, сжавшаяся в кулак, дрожа, висела в воздухе, не в состоянии и шевельнуться. Ублюдки, какого хера им от него было нужно? Им ведь даже хватило смелости накалякать сраное письмо, будто бы они были не опасными преступниками, отправленными в психиатрическую лечебницу, а давно утратившими друг с другом связь друзьями. И о каком вообще подарке говорил Чарли? Под письмом он обнаружил что-то тоже прямоугольной формы, но размером явно поменьше. Охваченный любопытством, док отложил одну бумагу и взял в руки другую, затем перевернул её и чуть было не уронил на землю, осознав, что это такое. Фотография. В кадре сияла безумной красоты женщина с такой яркой улыбкой, которую Арон бы узнал из миллиона. У неё были светлые длинные волосы, два цвета мокко зрачка, красивые настолько, что за секунду могли бы влюбить в себя любого мужчину, а лицо… оно было таким знакомым, что на мгновение Арону в сердце вонзилась острая игла ностальгии. Хлоя. Прочитав под фото подпись, написанную чёрным маркером и едва разборчивым почерком, он понял, что у него паралитически затряслись пальцы.— Было бы обидно испортить столь очаровательную улыбку, правда? —
Картинка выпала из его рук, когда одной из них он прикрыл собственный рот в попытке сдержать вырывающийся наружу отчаянный крик, разбивающий внутри его сердце на куски. Как они узнали? Как они узнали про Хлою? Что они собирались сделать с ней? Они хотели использовать её в качестве предмета для шантажа? Устало вздохнув, он обессиленно рухнул на кровать, всё его тело дрожало от ужаса. Он затряс головой. Его следующим допрашиваемым был Джорел, тот изначальный порядок проведения бесед, который он для себя установил и которому, предполагалось должен был следовать, он забыл окончательно. Теперь ему было необходимо использовать логику, чтобы найти хоть какие-то точки соприкосновения между объяснениями пациентов, если он хочет понять, что произошло на самом деле. Но это… это уже была прямая угроза не только для него, но и для его семьи. План, план, план. Ему нужен был план. Нужно было успокоиться и всё хорошенько обдумать. Итак, первым делом надо поговорить с Дэнни и выяснить, чего эти сумасшедшие хотят. Потом подумать над тем, насколько сильно скажется на нём выполнение или же невыполнение их требований. Потом, если нужно, сдаться, подчиниться и постараться продержаться до праздников. Но ему было так, блять, тяжело. Вздохнув, он перевёл взгляд на часы и подумал о том, что у него есть пару свободных часов до очередного разговора с сумасшедшим. Он опасался того, что могло бы произойти на этой встрече, однако понимал, что именно Джорел является ключом к разгадке ситуации с аварией, потому что именно он потерял над поездом контроль и позволил ему взмыть в воздух. Закрыв на секунду глаза, он чувствовал, как по мозгам всё ещё с силой било похмелье, не позволявшее ему чётко мыслить над определённо важными вещами. Но следом к нему пришло осознание того, что в комнату он шёл с целью поспать и что, даже учитывая то, как сильно он был огорчён тому, что он обнаружил здесь, чего-то конкретного он сейчас сделать не мог. Самым его разумным действием было бы отдохнуть, восстановить силы и затем, набравшись достаточно мужества, вновь встретиться с одним из зловещей шестёрки. Где-то глубоко в душе он надеялся, что судьба будет к нему благосклонна.~
— Так вот, Арон, слушай. Тони сказал передать тебе, что многие этим утром сходили с ума из-за того, что прошёл слушок, будто бы по зданию разгуливает один из критически больных, и он или она так или иначе убьёт их всех, одного за другим. Прикинь? Бля, это ведь самая тупая мысль из всех возможных! Джимми был совсем рядом и говорил достаточно громко, тем самым совсем не облегчая головную боль приятеля. Изначальная мигрень, освоившаяся в его мозгу с рассветом, постепенно сменилась на более-менее терпимую боль, однако с этим светлоголовым охранником, тараторившем быстрее езды поезда, игнорировать её стало невозможным. Они шли по длинным коридорам по направлению к неприятно знакомому крылу отделения. Джимми сказал, что Тай и Джеймс уже ждут их, поэтому им нужно поторапливаться. Но как-то совсем внезапно тот начал безостановочно говорить об утреннем инциденте и изложил как минимум с десяток различных мнений, которые ему освещали обычные врачи и психологи, о том, что же на самом деле произошло. Очевидно, что такие слухи о некоем человеке, собиравшемся резать их, как свиней, пытать, убивать, насиловать и всё такое прочее, неслабо напугали местных больных. По мнению Арона, это просто какие-то идиоты , почему-то подумавшие, что будет отличной забавой распугать всех в здании, даже если и последствия окажутся ужасными. Двое погибших и несколько пострадавших, как среди сотрудников, так и среди самих пациентов. Но хотя бы теперь, спустя уже приличное количество часов после того, как устранили весь царивший хаос, коридоры выглядели вполне спокойными и безопасными, все больные либо просто пришли в себя и тихо сидели в своих комнатах, либо спали. — А потом Вардан крикнул, чтобы ту девушку выпустили, и случилась какая-то потасовка. Ну ты прикинь? Никогда бы не подумал, что Вардан может быть настолько жестоким. Девчушка та на самом деле просто кричала, даже не пиналась, так что охране не обязательно было… ты меня вообще слушаешь, Арон? — Мгм… — кивнув, хмыкнул тот, а светлоголовый друг тут же вернулся к своему красочному монологу. Арону было интересно, что из себя представлял Джорел. С виду… он казался довольно привлекательным, но Арон придерживался мысли о том, что внешняя составляющая человека никогда не соответствовала тому, что есть внутри. Продолжая идти по пролётам лечебницы и следуя за Джимми, пока тот говорил, говорил и говорил без остановок, он почувствовал очередной болезненный пинок в голове и мгновенно пожалел о том, что не поспал подольше. Господи, блять, он вообще собирается замолчать? — Здаров, Ронни. Джеймс и Тай поприветствовали его с искренней улыбкой, а Арон, в свою очередь, улыбку лишь изобразил и, более того, злостно стиснул зубы, услышав ненавистное прозвище; с каждым часом день становился всё более и более раздражающим. — Мы можем уже начать, пожалуйста? — нервно выговорил он, взглядом указывая на небольшой отдел, в который стоило бы поспешить. Джимми неодобрительно качнул головой и вздохнул. — Всегда ты кайф обламываешь, мужик. Пока он открывал массивную дверь, ведущую в само крыло, его подопечные насмешливо расхохотались, а Арон, обиженно нахмурившись, чуть привалился на стену. Троица в униформе, войдя во внутрь, открыли крайнюю дверь слева, док же, развернувшись, медленным шагом двинул в комнату для проведения бесед. Он не знал из-за чего, но одна лишь мысль о том, чтобы оказаться в коридоре в тот момент, когда из камеры выводили Джорела, для него была невыносимой. Он просто не мог находится там, ему было гораздо приятнее смотреть на свои заметки и изучать их в попытке соединить все кусочки столь загадочного паззла. Все версии, которые ему высказывали те, с кем он уже поговорил, друг другу совсем не соответствовали, но, если их рассматривать по мелочам… во всех их историях причиной того ужаса с поездом был именно Джей, поэтому единственный способ добраться до истины — это поговорить с ним один на один. Но в то же время это бы, вероятно, означало и наличие ещё одной версии всё тех же событий, ещё одной частицы паззла, так сильно отличающейся от других и совсем не вписывающейся в общую картину. Боже… как же много всего, чего ему ещё не удалось понять. Как он мог отличить правду от лжи, если один только разговор с этими людьми уже был целым приключением? Через несколько минут он остановился прямо посреди коридора, осознав, что идя и размышляя одновременно, он ушёл от нужной комнаты слишком далеко. Со стыдом из-за потери контроля и с раскрасневшимся лицом, обернувшись назад, док быстрым шагом вернулся туда, откуда и пришёл, заметив, что Джимми хмуро глядит на него с недовольным видом. — Ты где был? Я на секунду отвернулся, и ты тут же исчез. Арон хмыкнул и закатил глаза. — Он уже там? — игнорируя слова мужчины, спросил он. Юма согласно кивнул, а Тай и Джеймс, стоящие позади, были готовы приступить к своей работе. — Да, он внутри. Развлекайся, док. Последнее предложение заставило его подозрительно нахмуриться. Неужели Джимми и правда был тем самым камерным вором? Несколько расстроенный этой мыслью, он всё же кивнул охраннику и помахал головой, пытаясь уже в десятый раз за день перебить в ней собственные мысли. Джимми — его друг, он должен был доверять ему. Затем, войдя в комнату, внимание его уже было приковано не к старому приятелю. Он резко сглотнул, глаза его потерянно метались с одной стены на другую, будто бы он только что понял, где находился. Он видел этого парня через небольшое окошко в камере, но в этот раз всё было иначе. Арон почувствовал, как у него глубоко внутри что-то переменилось, словно его сердце в грудной клетке забилось и запульсировало так, как никогда раньше, в попытке вырваться наружу. — Д-Джей…? По центру комнаты мирно высиживал человек с неловкой улыбкой. Волосы у него были чёрными и каштановыми, по бокам были аккуратно выбриты, на лицо ниспадала короткая взъерошенная прядь, из-за которой он будто выглядел моложе. У него были красные, будто намазанные помадой, губы, однако Арон понимал, что такой насыщенный цвет был результатом нервозности, поскольку даже сейчас, когда вошёл психолог, тот интенсивно пережёвывал их. Но всё же самым впечатляющим элементом в нём были глаза. Его глаза в темноте казались совсем чёрными, но, как только Арон сосредоточился на них, то увидел проблеск светло-коричневого цвета, такого его тёплого оттенка, напоминающего горячий шоколад. Он в то же мгновение вздрогнул. Господи боже, что это за внезапная эмоция? Что это за чувство одновременной нужды, счастья и безумия? Будто бы… они уже встречались ранее, будто бы всё его существование было лишь жалкой подготовкой к этому моменту, к конкретно этой сцене. Он не мог не чувствовать всего этого, он просто уставился на него пристальным взглядом, глаза были широко открыты, а по его мозгам в это время искрился чистый шок. Его кровь словно начала петь нечто схожее с песней, струясь по жилам вслед за той скоростью и тем ритмом, которые так хорошо знало его сердце. Любовь. Это слово всегда до чёртиков пугало его, потому что он знал, на что готовы люди ради любви. Они убивают, умирают, страдают за эту любовь и напрочь теряют рассудок, плачут от боли, но по-прежнему испытывают счастье из-за такого незначительного чувства, из-за крошечной улыбки того человека, с которым хотят быть больше всего на свете. Вот поэтому психологи ни за что не должны влюбляться в своих пациентов: это меняет ход их мыслей, делает из объективного анализа ненадёжный и фальшивый, такие эмоции и чувства оказывают огромное влияние. Быть верхушкой лечебницы крайне опасно, если один из заключённых внутри неё — человек, которого ты любишь, потому что шансы на то, что ты его освободишь, очень и очень, блять, высоки. И что теперь? Сука, господи, неужели это была та самая любовь? То, чего он так боялся? Потому что теперь… теперь, когда он прочувствовал это, он мог с уверенностью сказать, что это было самой лучшей вещью в мире, сильнее любого оргазма, любого счастья, отчаянней любой боли. Это было чем-то непорочным и одновременно жестоким настолько, что Арон на секунду даже забыл, как дышать. Как он мог бояться чего-то столь прекрасного? Как? Это ведь блаженство, этому нельзя сопротивляться. Он не услышал того, как закрылась дверь, но внезапно для себя почувствовал, что остался наедине с чем-то важным, с каким-то событием, которое так ждало его нутро. К нему была прикована пара красивых карих глаз Джея, поднявшегося со стула. Он двигался молча, как призрак, обошёл стол и оказался прямо перед Ароном, для которого его губы изогнулись в улыбке, а радужные оболочки стали самыми успокаивающими и нежными. И вот настал тот момент. Момент, которого Арон ждал всю жизнь. Он чувствовал это, всем своих существом чувствовал, как это мгновение важно для него, его разум вопил от счастья, радости и свободы, его тело сводило спазмами от внутренней целостности картины. — Дьюс. Его имя. Мгновение. Одна секунда, которая навсегда изменила его жизнь, изменила путь, приведший его к славной смерти и бесконечной жизни. Это было его имя. И оно останется у него навечно. Он, шокировано открыв рот, стоял совершенно неподвижно, его глаза были неспособны сосредоточиться на чём-либо, кроме Джея. Он видел его раньше, видел через окошко, но теперь… теперь всё было по-другому. Раньше был барьер, разделявший их, заставлявший чувствовать Арона отдалённым, но теперь они стояли лицом к лицу, и это было невероятно. Он чувствовал тепло, исходящее от тела парня напротив, он чувствовал его аромат, смотрел в эти шоколадные радужки, чётко видел их. Никакой границы, никакой стены со стеклом, лишь они вдвоём, стоящие друг перед другом. Пациент и доктор. Мыль об этом вырвала его из некого оцепенения, он смущённо прокашлялся. О чём он думал? Это всего лишь секундная потеря контроля, вот и всё. Он не был влюблён, боже, это всего лишь мгновение, не более. Да, только и всего; ему просто нужно было провести эту беседу и затем поспешно вернуться в безопасную зону, где никто и ничто не сможет навредить его разуму. — Эм, д-давай всё же начнём. Хорошо? — как-то неловко пробормотал он в попытке вернуться к работе. Джей медленно кивнул и, послушавшись, вернулся на свой стул, как хороший ученик перед своим профессором. Арон тоже присел и тут же закашлялся, чувствуя, как дрожит всё его тело, начиная с кончиков пальцев на ногах, заканчивая головой. Он был в самом настоящем шоке, ему никогда не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда был не в состоянии сформулировать связные предложения перед одним из своих пациентов. Это ведь всего лишь мгновение, он должен был быстро преодолеть его. Он попытался отвести взгляд в сторону, но чёртовы глаза Джорела смотрели прямо на него, и он ничего не мог поделать с тем, чтобы смотреть на него в ответ, дрожащими пальцами раскладывая бумаги перед собой. — В-в общем… — снова ляпнул он, пытаясь вспомнить все слова и любые вопросы, которые хотел задать. Его обычный голос застрял у него где-то глубоко в глотке и теперь срывался наружу каким-то едва разборчивым хныканьем или жалким писком. Джей умилительно улыбнулся, его звонкий смех вдруг наполнил уши доктора и заставил того передёрнуться. Блять, всё это было ненормально, он точно знал, что должно случиться что-то на самом деле плохое. Парень, поддавшись вперёд, сократил между ними расстояние, а Арон тяжело сглотнул, опасаясь того, что с ним собирались сделать. — Привет, — произнёс тот, улыбнувшись успокаивающе, очень тепло и приветливо. Эрличман на секунду расслабил плечи, его сердце стал приходить в норму, когда пришло и осознание, что у него есть работа и, в конце концов, достоинство, и в конкретно этой ситуации он был тем, в чьих руках находилась власть. — Да, здравствуй. Итак… твои друзья сказали мне, что вина за крушение поезда лежит на тебе. Можешь ли ты побольше рассказать мне об этом? Он был искренне удивлён тому, что смог говорить уверенно и без запинок, но затем его губы сомкнулись в сплошную линию, словно он забоялся, что что-то совершенно ненужное слетит с них. Джорел с задумчивым выражением лица несколько неловко поёрзал по стулу. Затем кивнул и принялся говорить. — Понимаете… парни хотели, чтобы я украл поезд, но я до сих пор не знаю, почему они сказали сделать это именно мне. То есть, я ведь нихрена о поездах не знаю, да и почему вообще должен был знать? Мне кажется, что они просто хотели переложить на кого-то ответственность за возможный несчастный случай, а я был отличной жертвой для этого… — рассказал он, опустив левую руку на стол, чтобы из-за будоражащей нервозности прикусить палец. Психолог натянуто улыбнулся, побуждая того продолжить рассказ. — В общем, я зашёл в вагон и вырубил двух чуваков. Потом я потянул за какие-то рычаги, и поезд тронулся, но чересчур быстро. На повороте он сошёл с рельсов и сломал металлическую ограду. Помню, что был в ужасе, я не знал, что делать, единственное, что я видел, это сломанный металл и искрящееся электричество, летающее в воздухе вокруг меня. Помню, как Чарли и Фанни кричали, как Джонни кричал на меня, чтобы я сделал что-то. А потом… люди. Я не видел их, но чувствовал их страх, слышал хруст их костей и то, как рвётся на куски плоть, всюду была кровь… на моих глазах, лице, на теле, даже во рту… Джорел на какое-то время остановился, в его глазах сверкнула влага, а тело затряслось. Арон потрясённо смотрел на него, вторя у себя в голове, что нужно прекратить разговор и сделать что-нибудь, что облегчит страдания этого парня, сделать что-то, что сможет заставить его перестать плакать. Но сейчас не это было его целью. Ему нужно было выяснить, что произошло во время аварии. — Мне… мне жаль, — единственное, что ему удалось из себя выдавить. Джорел махнул головой, на его лице по-прежнему читался страх, он в буквальном смысле готов был сломаться. — Это моя вина, это всё моя вина. То есть… да, мои друзья совершали плохие поступки, но мы всегда держались вдали от полиции, и наша жизнь… она была хорошей. Мы, вроде, были даже счастливы. А потом я сделал эту ёбаную ошибку, я потянул не тот рычаг и… и проебался… Док инстинктивно потянул руку вперёд, чтобы дотронуться до него, однако что-то, похожее на стыд, не позволило ему это сделать, поэтому, когда он попытался остановить себя, его пальцы позорно затряслись в воздухе. Заметив это, у Джея на лице мелькнула лёгкая улыбка, он стал тоже двигать собственную руку, приближаясь и почти касаясь чужой. — Я знаю, что вы не такой, как все… — тихо, будто опасаясь, что его может услышать кто-то, шепнул он. Сглотнув, Арон впервые смог отвести от парня взгляд; где-то под солнечным сплетением образовывалось новое чувство. Почему он перестал контролировать свои эмоции? Это ведь была его работа, он учился этому, но с тех пор, как в его жизни появилось шестеро сумасшедших, он с каждым днём чувствовал себя более потерянным, будто ребёнком, неспособным понять, из-за чего вдруг он позабыл все свои методики самоконтроля. — Я… Он понятия не имел, что должен ответить. Он должен оттолкнуть Джея? Должен кивнуть, разозлиться и оскорбиться такой близости? Арон не знал и, возможно, даже не хотел знать. — Остальные врачи сторонятся меня, как будто я просто очередной псих. Но… я живой, у меня есть чувства, я жалею о том, что натворил. Я чувствую и стыд, и вину, и грусть. Я даже спать по ночам не могу, потому что всё ещё слышу крики и звук трескающихся костей… я просто… просто не могу… Док, сам того не осознавая до конца, двинул рукой дальше и коснулся ею руки Джорела, ощутив, как некая электрическая искра пролетела по их телам, вынудившая его широко открыть глаза и с удивлением уставиться на сидящего напротив. Арон, нет, это неправильно. Убери руку. Не трогай его. Не разговаривай с ним. Уходи, он опасен. — Тебе… нечего бояться… Чужие карие глаза блестели от скопившейся в них влаги, покрасневшие губы с удивлением разомкнулись из сплошной линии, его рука страшно тряслась под рукой Эрличмана. Нет, нет. Остановись. Это ловушка. Арон, прекрати, не делай этого. Не… — Я с тобой. Улыбка собственного пациента вмиг стёрла этот приглушённый голос внутри черепной коробки, его внимание теперь привлекло выражение лица Джея, оставив всё остальное совершенно неважным и не имеющим никакого отношения к ситуации. — Мне так страшно, — пробормотал тот, опустив смиренный взгляд в пол, кончиками пальцев почти невесомо касаясь Арона, по венам которого с каждым ощутимым прикосновением кровь циркулировала всё быстрее и быстрее. — Д-Джоре… — Джей, — тут же поправил его он, основательно фокусируясь на психологе, его зрачки неслабо расширились, оставив за собой лишь светло-коричневое колечко в радужке. — Зачем… эти имена? — сам озвучил он вопрос, витавший уже долгое время в чужой голове. Его пальцы уже сплелись и сжались с пальцами Арона. В момент наступившей на недолгое время тишины их пальцы бережно гладили тыльную сторону ладоней, они касались друг друга так, что Арон ощущал себя крайне странно. Ему было почти хорошо. — Это наши имена. Мы были совсем другими до того, как встретились и поняли, в чём на самом деле состоит жизнь. Изменились наши души, и наши имена должны были отражать то, кто мы есть, поэтому мы просили людей, которых любили больше всего, дать нам новые, построить нас заново. Старые имена больше ничего не значат для нас, они лишь эхо потерянных людей, которых уже нет. Единственный, кто всё ещё носит старое имя, Дэнни; у нас не было времени, чтобы выбрать ему новое, да и он не знал, кто именно должен ему его дать… У Арона в мозгу что-то вспыхнуло, нервы завопили от чего-то, очень похожего на счастье; чувство, о котором, по его предположениям, он уже давно забыл. — Так… то, как ты назвал меня… когда я вошёл в комнату… — Твоё настоящее имя, — с несколько виноватым видом закончил Джей. У другого на миг перестало биться сердце и работать мозг. — М-моё… и-имя. Неловко улыбнувшись и поёрзав на стуле, парень посмотрел на него со страхом и трепетом одновременно. — То есть… если ты хочешь. Я был слишком высокомерен, позволив себе быть тем, кто даст тебе имя, но, думаю, Джонни захочет быть обладателем этой привилегии. В конце концов… он наш лидер… а я никто… Полностью сосредоточившись на этом моменте, Арон покачал головой. — Нет, нет. Мне нравится это имя. Ты… ты важен… по крайне мере, для меня. Ты можешь дать мне имя… я хочу, чтобы ты дал мне его. Что, блять, он сейчас ляпнул? Он сошёл с ума окончательно? Он сыграл с ними в их же игру, потому что было элементарным понять, что новое имя означает принятие его в их группу, что, в свою очередь, означало бы, что он предал свою работу, свои принципы и всю свою хуеву жизнь. Но ему нравилось. Он вновь ощутил на себе это чувство принадлежности кому-то, такое согревающее сердце и обнадёживающее. Ведь у него было бы место, в котором он может чувствовать себя «своим», у него были бы люди, которые могли бы принять его, пожертвовать ради него собственной кровью, жизнью. В действительности это выглядело, как потрясающая перспектива на будущее: иметь возможность основательно отречься от работы, которая, в общем-то, скорее была чёртовой каторгой, нежели любимым занятием, потому что он всегда переживал за то, какие задания получал, за то, чтобы побыстрее получить повышение, и за то, что он не мог видеться с сестрой тогда, когда он сам этого хотел. Но если он присоединится к ним… если станет одним из них… он может измениться, может с ног на голову перевернуть свою жизнь и лишь один он будет ответственным за свою судьбу. И, помимо этого, он может остаться с Джеем. Который продолжал пристально рассматривать его. Арон чувствовал, как краснеют щёки, однако не смог себя удержать от продолжения того небольшого физического контакта руками, который с каждой секундой вынуждал его хотеть большего. — Джей… — едва слышно прошептал он. Тот поднял на него уже почти родные глаза. — Да, Дьюс? И снова это имя. — Я… хотел узнать… что… что ты думаешь обо мне? Док внутренне покончил с собой. Как ему вообще пришло на ум задать такой глупый вопрос? Ему должно быть наплевать на то, что думает о нём Джей, потому что он сам был единственным, кто мог судить его за ложь, он был единственным ответственным за это. Но всё же Арону сейчас казалось, что он младше, менее опытнее и слабее Джорела, в котором так нуждался. Тот, прикусив губу, уставился на их переплетённые пальцы. — Я плохо тебя знаю, но думаю, что ты похож на нас. Я уверен, что глубоко внутри себя ты ненавидишь всё, что делаешь, ненавидишь эту работу или эту больницу. Я всё ещё не знаю, почему ты не бросил всё это раньше. Присоединись к нам, стань одним из нас, стань свободным. Мы можем быть свободными… вместе. От этих слов Эрличмана передёрнуло чувством вины за то, что он сейчас же готов вскочить с места и всё принять, готовый броситься в эту убийственную пропасть. В конце концов, единственное, что по-прежнему держало его на этой работе, не учитывая местную славу, полученную благодаря куче наград, это возможность финансово помогать Хлое и видеть её. Но было ли это сейчас так важно? — Джей… я… — Пожалуйста… прошу тебя… Он поднял удивлённые глаза на собеседника и тут же усилил хватку его руки, увидев выражение его лица. — Дьюс, я знаю, что ты напуган, знаю, что не доверяешь нам… я всё понимаю. Понимаю, почему ты не можешь выпустить себя, но, поверь… я был таким же как ты. — К-как я? — дрожащим голосом выговорил док. Джорел согласно кивнул. — До того, как присоединился к ним, я был гитаристом, играл и пел в множестве разных групп. Можешь себе представить, насколько прогнившие деньгами наши музыкальные лейблы? Можешь себе представь, каково мне было понимать, что тексты, которые я пишу, будут считать поганью, мусором, который люди никогда не станут слушать? Я был песчинкой в море, я был никем. Кого вообще должно было волновать то, что я говорю? Я был один, был сломлен, злился на самого себя, злился на свою работу, но потом я встретил Чарли. Тяжело сглотнув, Арон не стал ничего говорить, внимательно продолжая слушать. — Он сказал мне, что, то, через что я проходил, было несправедливо, потому что искусство не должно быть соревнованием. Он сказал, что этот мир неправильный, что это общество неправильно, и что он хочет, чтобы его запомнили за что-то. Неважно, за плохое или хорошее, важно, чтобы о тебе говорили. Поэтому он предложил мне место в их семьи и дал мне моё имя. Я стал тем, кем должен был стать давно, и теперь я рядом со своими братьями. Плевать, где мы, потому что мы всё ещё вместе, и это… это утешает меня. Тот по-прежнему ничего не говорил, лишь молча глядел на смущённо улыбающегося Джея с чуть покрасневшими щеками. Он так невероятно был красив. Не понимая, что делает, он поддался вперёд, приблизившись к лицу Джея, продолжая водить пальцами по его запястью, подушечками ощущая грубую кожу от нескольких старых шрамов. А затем, когда его мозг окончательно оцепенел, а чувства задавились где-то глубоко внутри, он, осторожно опустив правую руку на его плечо, ощутил, как повиновавшийся его движениями пациент осторожно прижал друг к другу их лбы и переплёл пальцы левой руки. Он понятия не имел, что происходит, а единственное, что крутилось у него в голове — слова «Джей, принадлежать, любовь, безопасность». Его сердце сумасшедше барабанило, он потёр свой нос об чужой, понимая, насколько чертовски близко его губы находились рядом с губами Джея. Ему хотелось этого, хотелось прикоснуться к нему, почувствовать его, хотелось быть с ним. Их дыхание стало одним целым, Арон заметил, каким смущённым был Джей, будто бы он хотел одного и того с ним. Это было то чувство, которое просачивалось сквозь кости, инстинкт, проявивший в момент их первой встречи и не требующий того, чтобы они узнавали друг друга. Секунду спустя они поцеловались. Весь мир Арона просто рухнул и исчез. Он ждал этого момента ровно с тех пор, как впервые увидел Джорела, запертого в собственной камере. Это было так великолепно… как миллионы вспышек в небе, как последний вздох перед смертью, как невероятная красота самого дорого на свете камня. Это было бесценно, необыкновенно, запретно и так, блять, неправильно. Но, если он чувствует себя хорошо, почему это должно быть плохо, верно? Он коснулся губами губ Джея, чувствуя, как его тепло переливается к нему в таком искреннем, чистом поцелуе. Блять, как же хорошо. Он дал себе обещание, что будет целовать Джея всю эту ночь, все оставшиеся ему дни и годы своей жизни. Кому какое дело до Лечебницы? Как можно сравнивать яркий поцелуй с Джеем и работу в этом отвратительном месте? Он хотел быть как Джей, хотел быть свободным, и цена этого решения совсем не имела значения. Ему нужна была семья, любовь, и эмоции, которые он сейчас испытывал, были сильными настолько, что ему казалось, что за это он готов отдать жизнь. И отдал бы её без сожалений. Он чувствовал руки Джея на своих, чувствовал его губы. Это был один из тех длинных поцелуев, которые могут разделить только настоящие влюблённые, поцелуй, который ты никогда не сможешь увидеть в фильме или представить, читая книгу. Это была та самая горячая, страстная, чувственная любовь, которая пылает подобно гигантскому кострищу, поглощая тела, губы, сердца. Через несколько секунд им пришлось прерваться; лицо Джея полностью покраснело, а глаза по-счастливому сияли. — Дьюс… Арон ощутил, как передёрнулся позвоночник, он моментально прижался собственным лбом ко лбу Джорела. Они были вместе, и он не мог представить себе чувства лучше, чем это. — Я… я думаю… я могу… то есть… Пациент неразборчиво перебирал какие-то слова, будучи так сильно смущённым тем, что только что произошло, но, несомненно, этому обрадованный. Подумав об этом, Арон крепче сжал его пальцы, вновь прижимаясь к его губам, вновь тепло целуя его, но уже быстрее, чем в прошлый раз, оставляя лишь краткие поцелуи на губах, чтобы просто выразить свою любовь. Арон уже успел забыть о своей работе, обязанностях и даже о том, для чего он сюда вообще пришёл. Потому что весь его мир теперь был сфокусирован в человеке, сидящем перед ним, в его губах, в его невероятном лице и блестящих карих глазах. Ему хотелось снести этот стол между ними, но он понимал, что уже совсем скоро придётся звать Джимми, давая ему сигнал о завершении беседы, поэтому эта огненная прелюдия стала чем-то совершенным. — Дьюс… послушай… — на выдохе пролепетал Джей, пока Арон целовал его челюсть, медленно переходя на щёки и шею. Док остановился напротив его ангельского лица, продолжая покрывать его кожу поцелуями. — Да? — пробормотал он, всё ещё поражаясь красоте Джея. — Пожалуйста… прошу тебя. Приди ко мне ещё раз… я хочу снова увидеть тебя… пожалуйста… — умолял тот содрогающимся от поцелуев и укусов в шею голосом. Видя, как пациент трясётся от его прикосновений, Арон чувствовал себя чертовски прекрасно, его буквально переполнял экстаз. Он даже представить себе не мог, какого это будет заниматься с ним сексом или просто спать рядом и обниматься, какого будет быть с ним парой, делить на двоих весь жизненный путь и рисковать вместе. Он так отчаянно нуждался в этом, нуждался в том, чтобы присоединиться к ним, стать частью их группы, стать… — Дьюс… прошу… — Я приду сегодня вечером, обещаю, — прошептал он, целуя его губы и поглаживая руки. — Я приду, и мы будем вместе… ты ведь тоже этого хочешь, правда? — спросил он, по-прежнему будучи не уверенным в том, как на самом деле относится к нему Джей. Но тот только кивнул, целуя его в ответ, на губах оставляя множество поцелуев и прижимая друг к другу их лица и носы. — Конечно, я хочу этого. Я хочу тебя, Дьюс. Так сильно хочу… Арон застонал, понимая, что ему нужно остановиться и позвать Джимми, потому что «беседа» уже должна заканчиваться. Мысль об этом приносила какую-то чрезвычайно непереносимую боль, а он продолжал задаваться вопросом, как случилось так, что он влюбился в человека, которого до этого видел лишь пару дней назад и то мимолётом. Но сопротивляться он всё равно не мог. Это было нечто глубоко физическое, подталкивающее их друг к другу, но дело было и не только в этом. В их поцелуях были чувства, нужда, желание. — Я… мне нужно идти, — запнувшись, ляпнул он, слыша, как расстроенно пробурчал Джей и поцеловал его в последний раз. Ответив на поцелуй, док отстранился, на его лице было ярко выраженное сожаление. — Сегодня вечером, хорошо? Я приду сегодня вечером, Джей, — шепнул он, видя, как тот с таким же печальным лицом отстраняется от него, отводит взгляд и кивает. — Хорошо… — ответил он, выглядя теперь потерянным и растерянным. Сердце у Арона вдвое сжалось на долю секунды, затем он обернулся, пошёл к двери и занёс кулак, планируя ударить по ней, однако всё ещё не зная, стоит это делать или нет. Он хотел провести время с Джеем ещё, побыть с ним в комнате, но понимал, что уже поздно, интервью задержалось на слишком подозрительное время. С грустным лицом он несколько раз вдарил по двери; затем последовало несколько секунд молчания, а после явился Джимми с усталой улыбкой на лице. — Закончил? — спросил он. Позади него стали Тай и Джеймс с заранее подготовленными наручниками. Арон старательно подавил расстроенный вздох, отводя взгляд. — Закончил.