Et impera, или Пятый элемент

– Что дальше? – Его тело было тяжёлым. – Есть пожелания? – А вы учтёте их? – Диафрагма протестовала. – Конечно, – пропел Тёмный лорд, нарочито нежно очертив её впалые скулы. – Нет. Ты меня невнимательно слушала. Ей было тяжело дышать. – Вопрос риторический, грязнокровка. – Он принялся нервно заправлять россыпь каштановых кудрей за уши девушки. При наличии должного оптимизма и ещё более внушительной самооценки Гермиона могла бы наделить себя ролью хорошего антиквариата или музейного экспоната. У мисс Грейнджер никогда не было особых проблем с самооценкой – особенно по части интеллекта. Но сейчас она ощущала себя кобылой. И то не породистой. Он щупал её рёбра, выступавшие тазовые кости – оставалось только в рот заглянуть. Гермиона привыкла к физическому контакту, но менее противно не стало – оно претило, как и прежде. – Я грязнокровка, – сказала она, это всегда помогало. Нагайна, лежавшая в углу, неодобрительно зашипела. – Сложно отрицать, – согласился маг. – Но кем бы ты ни была, ты принадлежишь мне. Пора бы это усвоить. – Я отрицаю. Пора бы это усвоить, – огрызнулась она. Звонкая пощёчина. Шипение змеи, как скрежет по пенопласту. Она была из плоти – он из камня. Холодный и тяжёлый, он медленно, смакуя её смущение, неудобство и боль, склонился ниже. – Здесь усваиваешь ты, Гермиона. Пора бы и это усвоить. Ладно, – сказал он, пощекотав дыханием её ухо. – Перейдём к делу. Когда я вернусь, ты должна быть в удовлетворительном состоянии. Мы продолжим работу. Он преднамеренно неуклюже встал, принявшись тут же разглаживать мантию. – Но где Эскулап? – Тебя это не касается. И ушёл вместе с трижды проклятой змеёй. В комнате стало легче дышать – она больше не чувствовала металла в лёгких и на языке, не чувствовала уничтожающей злости. Гермиона не понимала, откуда взялась такая тяжесть. Волдеморт всегда подавлял, всегда топил во тьме, но это ощущалось гораздо легче даже в худшие времена. Даже когда он забросал её круциатусами. Посттравматический период? После попеременных встреч то с ним, то с Беллатрисой, голода и холода в течение нескольких дней должно было быть неприятней. Гермиона думала. Змея! Нагайна удвоила ужас. Нагайна сделала пытку невозможной. Она не была похожа на обычного фамильяра. Сова Гарри, жаба Невилла, даже её кот – всё не то. Живоглот отличался неплохим интеллектом, эмпатией, но змея казалась воистину воплощением хозяина, другой оболочкой. Словно их было двое. Волдеморт в, так сказать, человеческом обличии терзал её душу, пока вторая его часть наблюдала, притаившись в углу. Его часть. Душа? Крестраж? Гермиона тут же отмела странное предположение. У всех живых существ так или иначе есть душа. Разве можно поместить ещё одну внутрь? Это глупо. Всё живое смертно. А душа? Она вспомнила последний диалог со Слизнортом. Подобное растворяется в подобном. Неужели происходившее в подземелье и на утёсе было подобием экстракции? А дальше что? Гермиона Грейнджер экстрагент? Гриффиндорка давно перестала руководствоваться пределами мышления и логикой. Как? Хотелось ответов. Как экстрагируется душа, по каким законам магии, природы, сущего? Почему это происходит именно с ней? И дальше что? Неужели действительно Пятый элемент покинет Эскулапа, неужели поселится в её душе? А дальше? Хотелось ответов. Гермиона должна была вернуться в удовлетворительное состояние, но удовлетворительное состояние не возвращалось самопроизвольно. – Грязнокровка! Его походка казалась летящей. И с чего он взял, что дело прогорит? В голове Гермионы вместо ответов были сплошные белые пятна. – Я желал видеть тебя в удовлетворительном состоянии. Её внутренняя самоирония превратилась во внутренний смех истеричного характера. Девушка украдкой рассматривала своё едва различимое отражение в стекле окна, где карие глаза казались неразличимыми, поблёкшими, как и каштановые локоны. Для Тёмного лорда она выглядела вполне удовлетворительно, но не для себя. – Считаешь себя приоритетней? Ставишь себя выше? Не ярость и не гнев обрушились на плечи Гермионы, хотя даже они не повергли бы её. Это была насмешка. Почти такая же истеричная, как и её нутро. – Кто может быть важнее себя для себя самого? – О милая, – удовлетворённо улыбнулся Реддл. – А говоришь: не усваиваю. Вперёд. Знакомый постыдный страх связал по рукам и ногам и залил её хрупкий силуэт свинцом. Будучи когда-то маленькой девочкой, Гермиона, как и все дети, обзавелась собственной шкатулочкой со страхами, многие из которых были весьма тривиальными. Она вдруг вспомнила, как страшно было сидеть перед сдачей крови в очереди, как страшно было садиться в кресло и ожидать, вдыхая запах спирта, когда проткнут палец или вену. И это был не эксперимент – стандартная операционная процедура. Её жизнь превратилась в Холокост, где Реддл был отнюдь не Менгеле – Реддл правил бал. Фюрер. – Для того, чтобы разум стал недоступен, требуется превратить окклюменцию в привычку, грязнокровка, – сказал он. – Некоторые твои попытки были почти состоятельными, но ты всё так же уязвима. – Для меня это, однако, не такая проблема, как для вас, – спокойно ответила девушка. – Сегодняшний день обещает стать продуктивным, – прошипел он. Коттедж действительно был крошечным. Не окажись он спутником нескончаемого насилия, Гермиона вполне могла бы привязаться к такому дому. Милому, простому, возвышавшемуся над океаном. Но пока возвышалась лишь жизнь. Профессор Дамблдор чётко наказал не превозносить лорда Волдеморта, и Гермиона так же чётко следовала этой установке, ведь Том Реддл лихо спихивал с пьедестала жизнь. Она не собиралась возвышать человека, который унижал её. Слишком «в порядке» она была пока для этого. Гермиона Грейнджер оставалась достаточно самоуверенной, чтобы не преумалять свои способности, но не слишком самонадеянной, дабы отнести собственную персону к однозначному числу – к числу психически здоровых людей. Даже по поводу психической нормы возникали вопросы. Когда-то жизнь лихо спихнула с пьедестала личность Тома Реддла – сразу на несколько уровней. А теперь он, переняв навыки и опыт, занимался тем же самым с чужими жизнями. Она же надеялась, что её обессиленное тело, распластанное по пограничным ступенькам, валяется чуть выше середины раздолбанной личностной лестницы. Ещё пролёт – и всё. Подвал патологии. – Как думаете, мисс Грейнджер, чем мы займёмся сегодня? – лениво и словно ненароком поинтересовался Тёмный лорд. – Безумием. Очередным безумием, – ответила она мгновенно, не задумываясь. Лимиты как никогда приобрели актуальность. Есть ли смысл переливать содержимое из одного сосуда в другой? Отец когда-то учил её остужать так горячий чай – из одной кружки в другую. Только вряд ли Волдеморт занимался садизмом на грани с алхимией с такой примитивной целью. Он брал всё – и не меньше. Если Том Реддл и пил чай, то только в виде кипятка. Злокачественное новообразование, связывавшее их личности, подсказывало: он не просто пришёл к некоторым выводам – проверка гипотезы началась. Положение мисс Грейнджер и без того на протяжении долгого времени оставалось статичным – далёким от завидного. Но теперь и эта даль осталась позади. Людям свойственно искать лёгкие пути – закон сохранения энергии. Остатки человеческого были и в Волдеморте, потому он и выжимал всё возможное из «лёгкого» пути, прежде чем раздробить очередную крайность. Гермиона до последнего надеялась, что бредит. – Знаешь, грязнокровка, твои мысли оглушительно громкие. Невыносимо громкие. Их эхо докучало мне даже тогда, когда тебя не было рядом. Навязчивая девчонка. – Лорд одёрнул её перед самым входом в подземелья. – Как для грязнокровки, ты впечатляешь, но лучше прекращай, иначе… – Что иначе? Гермиона Грейнджер из казавшегося таким далёким декабря 1996 года давно бы залилась слезами. Какой бы она была теперь, не случись с ней тот декабрь, те дни и всё последующее? До декабря 96-ого года встреча с Тем-кого-нельзя-называть могла состояться лишь в дурном сне. Теперь она готова была перечить ему бесконечно. И бесконечно метаться между неравной борьбой во имя выживания и единственным оставшимся удовольствием. Высшую степень наслаждения ей приносило доведение Тёмного лорда до нужной кондиции. – Тц. Что я вижу? Перспектива пыток тебя более не пугает? Или это бесталанная игра? – Будничные события часто становятся незаметными, – ответила она, спустя секунду издевательски добавив: – Мой лорд. – Чего ты добиваешься… Гермиона, – прошипел Реддл. – Не всё в жизни обязано быть преисполненным смыслом. Что насчёт банального удовольствия? И он широко улыбнулся. – Ты истинная гриффиндорка, дорогуша, и признаюсь, одно из лучших моих развлечений за последнее время. Вперёд, грязнокровка. 666 Это продолжалось слишком долго для неё. Но могло продолжаться дольше, будь у него хоть каплю больше терпения. Однако Том Реддл был нетерпелив. Хотел всё и сразу. Несколько сеансов пыток лишь подтвердили – Квинтэссенция достойный соперник, требовавший не меньше, чем это самое всё. Время вновь обесценилось. Условные секунды, минуты, часы… Дни? Такие беспечные в своей бесполезности. Какая разница, сколько времени прошло, если она была не свободна? Какая разница, сколько времени прошло, если Волдеморт оставался бессмертным и непоколебимым в укреплении собственных позиций? – Нам не стоило знакомиться, – мрачно прошептала Гермиона, припомнив как когда-то сама пыталась расшевелить старика Эскулапа. – Не противься необратимому, юная леди. Побереги сопротивление для чего-то более посильного, – небрежно бросил в ответ врачеватель. – Борьба с ним по силам мне! Утверждение это представлялось вполне себе оспоримым потому, как ослабленную замученную Гермиону Грейнджер даже трудоспособной можно было назвать с большой натяжкой. – Ты думаешь я так высоко оценил способности этого сукиного сына? – нахмурился Эскулап в гордом возмущении. – Квинтэссенция, дорогая! Ты пытаешься побороть её волю. Внутренний свет симбиоза его души и Пятого элемента утратил голубизну и воистину воссиял всеми цветами спектра. Тревожные метаморфозы приближали ужасное, казавшееся неминуемым. – Я обещала, что попытаюсь помочь Вам, – буквально выдавила из себя Гермиона. – Но если бы тогда, в самом начале, я не пристала к Вам с разговорами, всего этого… – Забывать стоит быстро либо никогда. На твоём месте, я забыл бы сразу. – Эскулап с явным недовольством наблюдал за тем, как его «боевая подруга» карябает склизкие камни, выстилавшие пол. – «Если», «бы», «если бы»… – Не пришлось бы забывать. Если бы не заговорила. – Ты утомляешь старика, девочка, – закряхтел врачеватель. – Как Вы не понимаете? Он запер нас вместе, чтобы связь крепла! – Не доводилось мне ранее за всё никчёмное существование желать смерти более, нежели сейчас, – прокряхтел Эскулап. Кап-кап. Кхе-кхе. Дежавю. Глаза Гермионы словно никогда не знали света. – Это ты не понимаешь, хотя ты отнюдь не самый глупый организм, который мне доводилось видеть! – Гермиона чуть было не запыхтела от возмущения. – Запамятовала? Правила устанавливает Квинтэссенция. Квинтэссенция, а не тощее пресмыкающееся с необъятным Эго. Но ты ведь всё поняла. И даже больше. – Какой-то сюрреализм. Это бред. – Озвучь то, о чём помыслить страшишься, – скрипящие интонации в голосе старика сливались со всеми звуками и даже запахами вокруг. – А после – помолчи. Хотя бы пять минут. – Его змея – крестраж, а это означает, что живое существо может стать крестражем. – Крестраж непросто уничтожить, – раздражённо перебил Эскулап, выказывая нежелание разговаривать. – Возможно, – закончила Гермиона. – Это и есть брешь в его бессмертии. И он нашёл способ преодолеть эту брешь. Утомлённый её болтовнёй старик обречённо закрыл глаза, лишив их единственного источника света – лишь лёгкое сияние Пятого элемента позволяло различать бледные контуры реальности. Подземелье содрогнулось. Каменная крошка с тонким треском посыпалась узникам на головы. – Дом рушится?! – воскликнула девушка. Она так и не научилась принимать быстрые решения. «Бомбардо!» Гермиона припала к земле, обняв голову руками, принимая осколки камней, что рассекали кисти, предплечья, наносили удары по спине. Угол подземелья обрушился, и за каменной дымкой в ореоле из пыли нарисовался кривоватый силуэт крупного мага. – Об этом заклинании он не удосужился позаботиться, – довольно изрёк старый добрый знакомый. – Профессор Грюм! – Нет времени на болтовню, Грейнджер! Дом не пропустил порталы внутрь. Живо поднимайся! Я займусь стариком. Эскулап издал некий преисполненный возмущением звук, после чего его расслабленные телеса поднялись на полметра и последовали в сторону выхода, а вернее – обрушившегося угла дома. Гермиона шустро, но всё же едва поспевая, принялась пробираться в сторону Грюма прямо за врачевателем. Завалы и без того создавали массу неудобств для покидания гостеприимного жилища Тёмного лорда. – Послушай, Грейнджер, вот-вот прибудет хозяин лачуги да ещё с друзьями. Снаружи их встретят наши друзья. Вот тебе какая-никакая палочка. – Грюм ткнул в неё древком. – Ольха, сердечная жила дракона, 12 дюймов. Порт-ключей несколько – у каждого члена Ордена свой. Каждый имеет своё место назначения. Если всё пойдёт не по плану и доступ ко всем ключам окажется невозможным, хватай старика и уносите ноги – мы отвлечём их. Трансгрессировать можно на границе с лесом… – И на пляже! – перебила Гермиона. – Полетать с утёса вздумала? – рявкнул мракоборец. – Сделаешь, как велено. Чуть что с порталами не так – сразу кышь! Мы отвлечём их. Девушка не успела ответить – её лёгкие поразил свежий воздух, настоящий воздух, а глаза – глаза узрели кристальную первозданную чистоту морского пейзажа, уши услышали шум прибоя. Она успела увидеть вдалеке Тонкс и профессора Люпина, мистера Уизли… Далее поле зрения сузилось до непроглядной плотной чёрной дымки. – Акцио портал! – озлобленно выпалил Грюм. Но Гермионе так и не довелось узнать, что за таинственная неприглядная вещица должна была сыграть роль спасительницы – порт-ключ сгорел в ярком зелёном пламени, утянув за собой в пекло её шанс на свободу. А чернь рассеивалась, словно растворяла и оскверняла свежесть воздуха, синь океана и изумрудную зелень травы. Пожиратели окружали со всех сторон маленькую группу по экстренной эвакуации подруги Гарри Поттера. Разноцветные вспышки ослепили сознание Гермионы, множество путей разбежались мурашками. Сражаться? Уносить ноги с Эскулапом? Уносить ноги одной? – Грейнджер! Найди другой порт-ключ – убирайтесь отсюда! Чьё-то громкое наставление отрезвило её, как и знакомое чувство непреодолимой тяжести. Он был здесь, и Гермиона не имела желания осматриваться. Она предприняла неловкую попытку отлевитировать Эскулапа с помощью новой волшебной палочки, но тот лишь поднялся на несколько сантиметров, а затем снова рухнул на землю. – Беги, девчонка! – приказал врачеватель. – Без тебя ему не будет толку от меня. – Ещё чего! – воскликнула она в ответ и принялась повторять попытку. – Живее, Грейнджер! – Грюм окончательно и бесповоротно вышел из себя, пребывая в ожесточённой схватке. – Мы не сможем отвлекать их так долго. Жалящее заставило её выронить палочку, на что она украдкой метнула взгляд в сторону, откуда прилетело заклинание, и, завидев печально знакомую фигуру немедля подняла палочку, рванула Эскулапа на себя и понеслась со всей возможной прытью прочь. Они оба были слабы и истощены, но всё вокруг буквально кричало, подавало сверхпороговые сигналы. Тело же старика, утомлённое нескончаемой жизнью под солнцем и луной, никоим образом не реагировало на происходившую вакханалию. – Прочь, Грозный Глаз! Авада Кедавра! – Голос Волдеморта рассеивался шипящими истеричными децибелами. Оборвалось – и она резко обернулась на заклинание. Старый мракоборец, оставшийся целым, а главное – живым, привлёк, однако, внимание одного из Пожирателей. – Профессор Грюм! Сзади! – выкрикнула она, тут же напомнив о себе Тёмному лорду. Алая ярость в его глазах вытеснила все цвета спектра, обогащавшие мир. «Вернись, грязнокровка! Ты принадлежишь мне!» «Не надейся, Реддл!» – Гермиона! – услышала она голос Тонкс. Тут же схватив Эскулапа, гриффиндорка помчалась на голос, ожидая принять порт-ключ – простую консервную банку – и наконец обрести покой. «Не уйдёшь!», – шипел Лорд, не отпуская из плена. – Сектумсемпра! Боль. Кровь. Карусель. Карусель из боли и крови.