20 линий

alter. – dancing with the devil

Чан целует плечи, пока жидкий мёд солнечного марева стекает вниз, вдоль Чониновых лопаток. Закат играет золотом в их волосах, путается драгоценными камнями росы на остывших окнах, вырывается облачками прозрачного пара изо рта. Хёнджин недовольно мычит, садясь напротив младшего, руками скользит вдоль его оголённого торса, закусывает губы. Чонин закрывает глаза, на ощупь путаясь пальцами в Чановых волосах, притягивая ближе, касаясь горячей груди собственной спиной. Он не видит – и ощущения становятся в разы сильнее; Хёнджин закрывает ему уши ладонями – и в этой изоляции он натягивается, словно готовая лопнуть струна. Холодный октябрь оставляет отпечатки по ту сторону запотевших окон, впитывает собой угасающий солнечный свет, чтобы отдать медленно загорающимся светильникам в чужих квартирах. Кажется, Чонину достаётся частичка этого света, потому что в наступающей темноте он светится изнутри, сияет бледными ребрами под тонкой кожей, прячет тени во впалых щеках и ямочках над ключицами. Хёнджин касается пальцами белых плеч, гладит под кадыком, цепляет подбородок, наклоняясь ниже. Ян открывать глаза не спешит - слепо тыкается в чужие теплые губы, оставляя на них вязкий поцелуй со вкусом молочного шоколада. Чан по ту сторону - словно в противовес. Прижимается к спине, водит прохладными пальцами вдоль боков, задевает ногтями затвердевшие от холода соски, царапает еле заметные кубики пресса. Обводит живот ладонями, поддевает кромку жёстких джинсов, медленно вытягивает тканевый ремень из петель. Чонин вслушивается в происходящее, чувствует кожей прикосновения и задыхается. На шее затягивается, словно ошейник, пояс, и Бан тянет его на себя, заставляя прогнуться в пояснице, пока Хёнджин спереди кусает ключицы и мягкими губами водит вдоль покрасневших ран. Чонин дрожит: холод крадётся в приоткрытые окна, лижет тело и перетекает в вены, где разносит страх вместе с кровью. Они вместе уже больше года – пережили все невзгоды бок о бок, научились поддержке, взаимному уважению чувств и стали ближе, почти срастаясь в единое целое. Так чего же он боится? Чонин глотает воздух, чтобы совладать с собой. Впервые всегда страшно, успокаивает он себя. Хёнджин накрывает ладонью его глаза, лишая любой попытки приоткрыть сомкнутые веки, наклоняется и целует живот. Чан сжимает его горло пальцами, заставляя прогнуться чтобы подарить горячий поцелуй. Время тянется, словно густой мёд, совершенно отвлекая от наступившей темени за окном. В комнате тени играют на их телах черно-белыми контрастами и в темноте они превращаются в ярких светлячков, но никому из них нет дела до цветов. Чонин дышит глубоко, приоткрывая от удовольствия губы. Хёнджин стягивает с него джинсы, поглаживая косточки таза большими пальцами, целуя низ живота мягкими губами. Чан прикусывает плечи, пальцами спускаясь вдоль позвоночника. Невесомые прикосновения вызывают дрожь по телу. Внизу живота тянет немыслимой сладостью, и Чонин понимает, как же сильно ему хочется. – Расслабься, – почти в унисон шепчут старшие с разных сторон, и Ян почти теряет сознание от переполняющих ощущений. За окном взрываются красно-желтые фейерверки, когда к нему впервые прикасаются иначе. С нежностью, но желанием. Под оглушительный грохот цветов он открывает глаза. – О, ты проснулся? – улыбается Чан, приобнимая его рукой справа. С другой стороны Хёнджин гладит его ладонь кончиками пальцев. – Я долго спал? – Чонин трёт глаза, отгоняя остатки сна. Чан пожимает плечами, вытаскивая одну руку из-под одеяла. Слышится щелчок, и на экране телефона появляется их общее фото. Чан отправляет его Феликсу с припиской: "У нас тут лишний, забери отсюда Хёнджина" и смеётся под недовольное причитание Хвана. Чонин смеётся вместе со всеми, чтобы скрыть смущение от ночных грёз за радостью. Утро оставляет солнечные зайчики на стенах, отражаясь солнцем от стеклянного столика у кровати. И становится понятно: каждый из них готов подождать, сколько потребуется, если это томное ожидание принесёт счастье любому из них.