Каркнул ворон

Просыпаясь, Габриэль с наслаждением вздохнул, запуская пальцы в колючие волосы. — Бери! — прохрипел сонным голосом, и виновник утреннего стояка снова отстранился, чтобы через мгновенье заглотить его член по полной. И как он мог забыть о таком маленьком Моррисоновском бонусе? — Джек-ки-и, — выдохнул Рейес, неловко приподнявшись пригладить седые пряди, но всего пару секунд спустя зашипел, сжимая затылок любовника. Джек оторвался от своего занятия, приподняв бровь и облизнув губы в понимающей ухмылке, выдал коротко: — Утречка, Гейб, — и вернулся к делу. Моррисон всегда был таким — безотказным. Делить с ним постель было большим удовольствием не только ночами: частенько ненавистным утром сей жаворонок приносил Габриэлю в кровать чашку кофе и незамедлительно требовал себе оплаты. Руки Моррисона вели себя абсолютно по-хозяйски — тогда и сейчас, и Габриэль, прикрыв глаза, таял от знакомого мастерства, стискивал бока Джека коленями, с неохотой вспоминая, насколько тот хорошо знаком с тем, что Габриэлю нужно от этого ебнутого мира в каждую минуту своей паскудной жизни. Вчера Моррисон заигрывал с ним, будто провоцируя. Спровоцировать удалось — Габриэлю снесло крышу настолько, что он смутно помнил, на чем они остановились накануне: разве только то, как Джек стонал под ним — слишком громкий, раскрасневшийся, горячий и влажный. Его хотелось сожрать от диафрагмы под ходившей ходуном грудной клеткой и ниже, куда Габриэль неоднократно следовал поцелуями. Он никогда столько не целовал Джека прежде: от соли горели губы, под одеялами было влажно и душно, кислорода не хватало, а затем, едва ли почувствовав ледяной воздух снаружи, он отключился чуть ли не с последней фрикцией, вбитой в узкое жаркое нутро под собой. Так стоило приходить в сознание, чтобы вновь коллапсировать на его грани? О, чёрт его дери — да! Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и, как правило, не слишком хорошо. И теперь расслабленное тело неблагодарно противилось подчиняться воле вопреки шоковой терапии контрастного душа. Под точно ватой набитой черепной коробкой никак не получалось уместиться ни одной мало-мальски здравой мысли — в два счета проебешься с таким настроем перед делом. Зато Джек по ту сторону стекла душевой кабинки неразборчиво что-то напевал, начищая зубы: гладко выбритый и как всегда отвратительно свежий, почти сияющий — точь-в-точь первая весенняя травка под ясным солнышком. Рейес сплюнул густую тягучую слюну в водосток, недовольно жмурясь. Адски ледяные капли отскакивали от стенок импровизированной камеры Гудини, летели обратно, звонкие и острые, словно маленькие ледышки, разбивались о посеревшую, покрывшуюся колючими мурашками кожу. Но пытка водой принесла-таки свою пользу: вскоре дела пошли споро. После раннего обеда на ожидаемо оживленной кухне они проверили и собрали вещи — всего-то две одинаковых сумки на полу. Джек уложил свою винтовку и визор последними, сел на кровать, отвернувшись спиной. Пистолет с пояса он убрал в сумку, но нож сейчас возвращал в сапог — гладкое, тяжёлое, заточенное до бритвенной остроты лезвие плавно скользнуло в скрытые ножны. Габриэль вспомнил: когда-то покидать ножи было неплохим развлечением (за неимением прочих): в разгар Кризиса те выполняли скорее бытовые функции, роботам они были не страшнее открывашки, разве что оптику ковырнуть. Рейес не помнил, участвовал ли он тогда в соревнованиях своего отряда, а вот Моррисон — этот да, не чурался простых деревенских развлечений и с удовольствием метал ножи в мишени. Скрестив руки на груди, Габриэль наблюдал за тем, как Джек залип за фальш-окно. Яркость настенного светильника была привязана к освещенности базы снаружи, и теперь его бледный и холодный, пусть и приглушенный свет порядком подраздражал. Что ж, хочет Джек посидеть на дорожку — пусть сидит. Заря так делала, хоть особого смысла Габриэль в подобном нарочитом бездействии никак не улавливал. Наконец Моррисон встал, поправил куртку, застегнутую наглухо, — впервые за долгое время водолазка оказалась скрыта — и подошёл к сумкам. Натянул на ладони заткнутые прежде за пояс перчатки. Габриэль скользнул взглядом по тонким белесым губам. — Поехали. Джек никогда не утратит желания распоряжаться. Гостеприимно распахнувший люк десантный корабль завис у самого края скалы. Внутри хозяйничал Уинстон: расставлял немногочисленные контейнеры и коробки с оборудованием, частью — медицинским, судя по инструктажу, устроенному ему Ангелой — та хмурила брови, водя стилусом по планшету. Странным было видеть ее здесь в гражданском. Впрочем, из всех отправляющихся на миссию агентов в униформе Overwatch был только Уинстон — удивительно, как он не замечал очевидного даже с очками на своей плосконосой морде. Что касается ценного груза, в золотые времена организация обязательно привезла бы детской больнице совершенно нескромную по любым меркам гуманитарную помощь — начиная от лекарств и заканчивая новейшей медтехникой, но те времена давно прошли, и на судне не оказалось даров волхвов — исключительно рабочий груз, да и тот легко потерялся, стоило его распихать по углам да зашватровать к полу ремнями. Джек не торопился заходить на борт: обменявшись парой незначительных фраз с Лин Чжоу, он отошел поговорить с Маккри — слишком далеко, чтобы можно было что-либо расслышать. В кои-то веки ковбой не дымил, наверняка дожидаясь отбытия Ангелы. Разглядывать их междусобойчик было откровенно скучно, от помощи Уинстон отказался, и Рейесу оставалось лишь спасать Мэй от надвигающегося одиночества — был у той на этот счет пунктик. И посему китаянка трещала почти без умолку, а Габриэлю приходилось послушно кивать да периодически уточнять, чем именно она будет занимать себя на Гибралтаре в их отсутствие. Очередная метеорологическая поебень, в которой он разбирался еще хуже, чем в безумных, но знакомых не понаслышке экспериментах О’Доран. Прощались быстро. Мэй неловко похлопала Уинстона по плечу и замерла в смущении в объятии Ангелы, Маккри, сняв шляпу, отвесил той нарочитый поклон. Два-три жалких слова напутствия, и тягостное ожидание наконец покинуло Габриэля. В небе он вновь был ненадолго свободен — и от этого места, и от чужих чаяний на свой счет. В конце концов, он провел в десантных кораблях, пожалуй, ничуть не меньше времени, чем в операциях за все годы несения службы — правительству, Фонду и, наконец, Когтю. Полет обещал быть недолгим, однако столь молчаливую компанию в Overwatch ещё нужно было подыскать. Добавь сюда любого из клана Шимада и, надо полагать, повисшую тут тишину можно было бы фасовать по пакетам со знаком стандарта качества. Уинстон наглухо застрял на носу корабля: обрывки его редких разговоров с Афиной и реплик к пилоту почти не доносились до скамейки у здешнего столика, за одним краем которого сидела Ангела, аккурат слева от своей украшавшей салон фотографии. Чиркала что-то в гаджете — в ушах наушники, чрезмерно серьезный вид: слушала доклад очередного старпера из числа светил медицины. Не сложно представить ее в период учебы в университете — та поди еще была заучка, вот с кем нелюдимой Мойре нашлось бы, о чем поболтать. Полки справа от Габриэля, прежде уставленные алкоголем, нынче пустовали. Ну да, ну да, казалось бы, причем здесь Джесси Маккри? Небось, закидывался при каждом удобном случае. Благодаря сентиментальности Уинстона, самый вместительный из сбереженных от Overwatch прошлого кораблей сохранил внутри немного старого бумажного мусора, словно бутылка с древним, но отчего-то еще значимым посланием: 261-й борт навевал воспоминания, и, надо сказать, не все из них были неприятными. Что же насчет Моррисона, тот сидел рядом, настолько близко, что их ноги под столом соприкасались — через броню, ну а толку? Ладони Джека покоились на столе рядом со снятыми перчатками — вздутая подземными реками вен кожа, белая, словно у утопленника; голова откинута назад, глаза закрыты, — Джек то ли спал, то ли, медитировал — хуй его знает. Но покойником точно не был: его бедро было горячим; Габриэль привалился — плечо тоже. Стоило бы не губить утро на пустое ожидание и помедитировать, раз уж обстановка позволяет. Габриэль привычно смежил веки — и как в яму повалился в глубокую, точно кроличья нора, темноту. Напрасно думалось, что будет темно. В 6 утра на базе жизнь уже (и еще) кипела: то там, то тут мелькали огоньки зажженных сигарет, тускло светили над входом в палатки лампы. Вот как бывает: новейшие самовозводящиеся конструкции — всё, скончались, а банальные брезентовые кишки начала века, хранящиеся словно заначка на случай апокалипсиса — вновь в строю. Длинные бурые пеналы налево от Рейеса, когда он шел в штаб, правда, пока хранили угрюмое молчание — ребята из второго и пятого отрядов прибыли только сегодня ночью. Отрядов! Подумать только, прежде Рейес возглавлял один-единственный отряд Overwatch, но с тех самых пор, как он с ребятами стали зажимать, выдавливать омников из Огайо, командование расщедрилось. Еще бы, позиции Штатов в ООН до последних событий оставляли желать лучшего, а тут американский проект не просто взлетел — смял все планы Детройтской омнии и произвел тем самым на Вашингтон эффект взрыва блядской атомной бомбы. Во всяком случае, волна от этого «удара», кажись, в дцатый раз обогнула Землю и сегодня в очередной раз пизданет у Рейеса под боком. Конечно, супергероика ж снова в моде — и исключительно благодаря отечественным ученым и военным. А раз так, то отряд Overwatch просто не может состоять всего из горстки-другой потрепанных жизнью ветеранов. Америка придаст ему вес, чтобы превратить и в политическую силу тоже. И куда ж тут без пиара? Двое перед его палаткой вытянулись по стойке смирно. Только заступили на караул: лица не сильно помятые, но глаза стеклянные, точно у северных сов. Кстати, канадцы вчера освободили Торонто. Или то, что от него осталось — Габриэль не сильно следил за мировой обстановкой, не до того было. Вот кофейку бы сейчас — спать хотелось немилосердно. Он прямым ходом направился на свое место, растирая уставшее лицо, рухнул на складное кресло, тоненько взвизгнувшее металлом (времен вьетнамской кампании вещь, не иначе), и положил руки на чуть менее древний стол. Слева — стопка бумаг, справа — тонкие металлические пластинки цифровых носителей, на которых столько информации, что местная нейросеть уже раз пять давилась, пытаясь ее переварить хоть в насколько-то годный прогноз для принятия следующих тактических решений. Если бы половина этого добра уже не была безнадежно устаревшей, может, что и вышло. Но ситуация менялась критически быстро, и Рейес больше доверял тому, что видел своими глазами, и немного тому, что сообщали спутники: эта информация лилась напрямую из пригорода разбомбленного Вашингтона по военным каналам, которые омники, несмотря на все их старания, никак не успевали прерывать. Вверенный ему четыре дня назад батальон был прежде дважды обезглавлен: сначала благодаря удачной диверсии и Детонаторам лишился штаба и связи, а затем омники, перехватив груз с аппаратурой, совершили вполне успешную атаку на офицеров, выдвинувшихся подразделению на помощь. Оплаченная кровью связистов новая техника была на подходе, но небольшое затишье станет всего лишь увертюрой к последующим боям, к которым этот батальон пока ещё не был готов. В настоящем он представлял собой скорее Франкенштейна, сшитого из остатков людей и техники по меньшей мере трех других аналогичных подразделений. Одно радовало — новоиспеченные бойцы Рейеса уже не раз побывали в схватках с Детройтской омнией и, раз живы, выходит, чего-то да стоили. По большей части ребята знали, что ожидает их на линии фронта и разбирались в тактике противника. Уже лучше, чем местные новобранцы-добровольцы. Габриэль успел провести с вверенным ему батальоном две операции и был крайне доволен результатом. Однако хотелось ему туда, на передовую. Начальство же словно вознамерилось сделать из него очередную штабную крысу. Неужто так жалко терять нового американского героя? Габриэль согласился терпеть обязательные атрибуты благостного отношения начальства к себе с единственным условием — чтобы через неделю-другую ему подыскали замену. Только там, на передовой он чувствовал себя по-настоящему при деле. Впрочем, не только он один — весь его отряд воспринимал эту ситуацию как непозволительный простой, и лишь Моррисон не высказывал никаких возражений, сияя будто начищенное яблоко: ещё бы, третьего дня, как пришла весть о том, что северная граница его родного штата взята вооруженными силами США под полный контроль. А вот Габриэлю было не до веселья. Прежние штабные после нападения на командный пункт оказались кто в военном госпитале, кто в могиле, а кто на полпути домой, и новых ещё не прислали. Большинство офицеров рядом — такие же боевые командиры: какой-никакой управленческий опыт есть, но в нынешних условиях Габриэль хотел бы видеть их работу совсем не на бумаге. Плюс инженеры связи — остатки тех, по кому омники прицельно били последние недели, — пахали на износ. На батальон с перебоями работал единственный выживший каким-то неведомым чудом сервер: Рейес приказал держать его вне штаба, и это удобства ребятам, конечно, не добавляло. Прибавьте сюда то, что чертовы жестянки до сих пор искусно маскировались на местности, уходя в гибернацию, и наносили удар в спину в самый неподходящий момент, а саперы батальона всё ещё не продвинулись отсюда по основным направлениям дальше семи километров (и это при поддержке спутников и сохранившихся в распоряжении батальона средств наблюдения с воздуха). Итогом и так напряженная ситуация начала казаться Рейесу дьявольским мыльным пузырем — того и гляди лопнет. Да, наверху клятвенно обещали, что помощь в пути, и речь идет даже не о днях, а о часах — возможно, однако ж первыми в расположение части прибывают, увы, не обещанные сервера и офицеры. Габриэль постучал по столу пальцами: посередине, прямо перед экраном портативного устройства связи, стояла кружка с подернутыми подсохшей пленкой растительных сливок остатками кофе. Заварить новую ложку химозного порошка не было ни сил, ни желания. Бред: вместо десанта в самую гущу бушующих сражений — вот эта мышиная возня, работа штабным без отдыха и роздыха, и лишь потому, что кому-то наверху нужен смачный новостной заголовок, материал о суперсолдатах, «ведущих американские войска к скорой победе». Блять, да что может быть хуже для базы, чем гражданские журналисты? Ладно б военные корреспонденты, те хоть команды понимают — нет, к ним летели никому не всратые мастера пера и ебнутые фотоживописцы. Командование звонило не далее четверти часа назад и в очередной раз давило: им, видите ли, похуй на напряженную подготовку к наступлению, им подавай свежую журнальную статейку о том, что не всё ещё проебано («У людей должна быть надежда!»), и сколько США сделали для человечества, проведя свои SEP-эксперименты («Патриотизм, Рейес, вы вообще знаете это слово?!»). Да плевать Габриэлю на надежду, которой вот здесь, на линии фронта, и быть не могло — только точный расчет, в котором Омния их явно превосходила. Стоило один раз повестись на эти разговоры, и кто знал, что с той первой статейки в «The Washington Post» градус всеобщего помешательства на отряде Overwatch будет только повышаться? Будто он и его товарищи долбанные рок-звезды: «Встаньте так мистер Рейес, сэр, смотрите сюда, а теперь давайте вы возьмете в руки автомат!» Да, блять, аж скулы сводит! Вот так вчерашние победы оборачиваются новыми, уже сегодняшними, проблемами. Из важнейших задач — выправить новую линию фронта, перебросить сюда недостающие ресурсы и привести работу штаба в порядок — Вашингтон выбирает фотосессию для «USA Today». Им надо показать, как рядовые солдаты перенимают передовой опыт в борьбе против омников! Да разве можно перенять у SEP-парней их легендарное везение?! Габриэль со вздохом отодвинул омерзительный кофе на край стола и, взяв ручку, пару раз стукнул ей о затертую столешницу. Ему сообщили о журналистах аккурат, когда он пытался урвать пару часов отдыха за счет Моррисоновского ночного бдения. Пришлось возвращаться в пустую палатку, казавшуюся с недосыпа холодной, неуютной и слишком темной, и голову ожидаемо вело и кружило — паскуднейшее ощущение. Меж тем за пределами палатки послышался шум. Рейес раздражённо потёр руками лицо и заставил себя выпрямился, с трудом подавив зевок. — Командир… — Вводите. И вот ещё что… Этих, из «USA Today», было всего трое: хлыщавого вида болтливый мужик, женщина со скупыми манерами и приятной молчаливостью на его фоне и усатый седой фотограф, слава богу, не проронивший с момента встречи вообще ни одного слова. Десять минут расшаркиваний и обсуждений, что гости успели повидать на фронте (настолько глубоком, что смогли переообщаться с половиной выведенных из строя местных штабных), и, наконец, две неприятные новости: во-первых, эти бездельники будут шататься по базе и отвлекать вверенный Рейсу состав своими интервью и фотосессиями до самого конца недели. А во-вторых, их главная цель, тот, за кем эти блаженные будут таскаться, заглядывая в рот и ловя удачные ракурсы — он, собственной персоной. Снова шум, едва различимый и такой желанный. Ткань палатки колыхнулась, полог отодвинулся, а за ним видны уже предрассветные сумерки и… — Командир Рейес, сэр! Моррисон — красавчик — все прекрасно понимает, моментально: шаг в помещение начал в расслабленном и явно приподнятом настроении, а завершил — собранным и серьезным офицером, встав перед ним и незваными гостями по стойке смирно. В только что улыбавшихся Габриэлю глазах ни намека на что-либо личное. Образцовый солдат. Как раз такой, который Рейесу в данный момент нужен. Джек читает его как раскрытую книгу — Габриэль и сам знает, насколько плохо скрывает свое раздражение: — Позаботьтесь о наших гостях, — означает «сделай все, чтобы они не мешались у меня под ногами». Остальных вояк смогут смутить если не корочки удостоверений, то известные имена и пышные фразы докучливых визитеров. Улыбашка Джек на это не ведётся. Со всем радушием он может водить дорогих гостей по базе кругами неделями, лично перезнакомит с каждым бойцом, покажет каждую несекретную, но крайне занимательную обывателю щель и расскажет множество потрясающих историй (не раскрыв ни имён, ни званий), которых хватит как минимум на один голливудский блокбастер, однако и шагу не даст ступить чужакам вне запланированного по вверенной ему территории. Настоящее спасение и вот уж действительно — единственная надежда. Джек сразу принялся за дамочку: вежливо улыбнулся, проводил до входа. Обещание разместить группу в лучшем месте лагеря последует после, сначала — леденящая душу история о коварных омниках, как пить дать. Вежливо придержав край полога, Моррисон пропустил гостей вперёд и лишь на секунду обернулся — сверкнул белозубой улыбкой своему командиру — и вышел. Облегчение почти заставило Габриэля застонать. Он запоздало улыбнулся в ответ, скользнул щекой по теплому плечу под ней, не сразу заметив, что оно — чужое, и только затем осознал, что уже проснулся. Дыхание Джека было глубоким и ровным. Ангела рассеянно смотрела сквозь них, задумчиво постукивая стилусом по краю планшета, по-прежнему погруженная в речь докладчика. Отсутствие маски уже не раздражало, как прежде. Габриэль медленно поднял руку и прикоснулся к собственному лицу. Вроде бы секунду назад закрыл глаза, а будто часть жизни пронеслась перед ними и схлынула, оставив Рейеса в растерянности, словно приливная волна — опрокинутого ею краба. Он опять прикрыл глаза, возвращаясь к мыслям об эпохе первого Омнического, когда его имя внезапно оказалось на передовицах всех мало-мальски значимых газет. Отважный командир героического отряда Overwatch — американский суперсолдат, а как же иначе. И человек, которому не было ни интереса, ни времени, ни настроения давать интервью и сверкать улыбкой насевшим на него корреспондентам. На большинстве добытых СМИ в те годы фотографий он смотрел в сторону и хмурился. Просто так сложилось: генштаб присылал им журналистов, Рейес перенаправлял их под крыло Моррисона, и тому приходилось разъяснять, помогать, а то и прикрывать военных и гражданских корреспондентов буквально в одиночку. Вот так Джекки и стал звездой кинохроники. Напялили на него с разок видеокамеру перед боем, взяли интервью, и тем же вечером прайм-тайм Fox News побил все рекорды. Люди ждали этого — увидеть лидеров, тех бойцов, что защищают их от смертельной угрозы. Моррисон зашёл даже фашиствующим придуркам, одержимым ненавистью ко всем омникам без разбора. А потом сверху полились звонки, которые Габриэль никак не мог игнорировать. В конце концов Рейес с раздражением понял: командование от них с Джеком так легко не отстанет, и пару интервью для телеканалов им все же придется дать. На оба Габриэль не явился — работы было невпроворот. Да и, чего таить, Рейес и теперь не знал, куда девать в кадре свои руки и ноги, о чем говорить и зачем вообще что-то обсуждать: вот он — результат работы отряда Overwatch, и не пойти ли командиру лучше заниматься своими непосредственными обязанностями? Насмерть перепуганным людям по ту сторону экранов был нужен герой? Ну так и нахуй Капитана Америку, когда есть Джек мать его Моррисон. Да, так оно и было: Рейсу не нужна была слава, он испугался ее — теперь он точно знал ее цену, сумел догадаться и тогда. Только одного он в то время еще не понимал: как легко под вспышки и блеск объективов подняться на самый верх. Особенно, если камера тебя любит.