Чудовище

      Матушка, королева Аланэри — возлюби ее демоны Обители Мертвых! — в последние годы жизни подвинулась умом, решив, что жила она неправильно, да и вся Империя живет в грехе и пороке, чему немало поспособствовали несколько десятков бастардов, толкущихся у трона супруга. И, поскольку она не могла изменить ни мужа, ни Империю, то решила изменить себя, приняв веру Единого Бога. Она уехала из дворца, забрав с собой младшую дочь — «невинное дитя, еще не испорченное греховным миром», и отец тому не препятствовал — матушкины фортели ему давно надоели. Аллэйре тоже не жалела об уходе матери — ей перешло по наследству некоторое количество оставшихся после нее драгоценных украшений, а любви к экзальтированной истеричной женщине она никогда не испытывала. Не огорчилась и известию о ее смерти.       И вот теперь — сестра…       Аллэйре невзлюбила ее с первого взгляда. Тоненький срывающийся голосок, опущенные глазки, беспомощное овечье выражение на детском личике, вечно приоткрытый рот… принцесса сперва решила, что сестра слаба на голову, и потому никакого вреда от нее не будет. Но вскоре ей довелось оценить чужое коварство!       Должно быть, это была какая-то хитрость, но бледная немочь свела с ума весь двор и отца в придачу! И чем брала только? Дрожащим голоском, да хлопающими ресничками? Показной невинностью? Она же шарахалась даже от совершенно обычных и естественных вещей! Не использовала ни постельных рабов, ни постельные игрушки — Аллэйре проверяла в поисках какого-нибудь материала для порчи. Одевалась, как служанка — в беленый лен, ни шелков, ни украшений! Ела, как служанка — самую простую еду. Жила, как служанка — спать ложилась с приходом ночи, вставала с рассветом, и все время вышивала что-то, да так, словно этой вышивкой кормилась. Читала книги — ладно, ученость не упрек, но ведь не нормальные книги с описаниями дальних стран, диковинных явлений и славных деяний предков! Не «Странствия» — об удивительных приключениях славного принца Тайрина, не «Под пологом ложа» — о даме Линтарэль, ни другие, схожие с ними. Даже не ученые книги «О свойствах веществ», «О движении звезд», «О силах природы»… нет!       Читала она «Путь Сына Божия», книгу, написанную последователями уже после его смерти, и скорее всего, являющуюся выдуманной не менее, чем наполовину, «Слово Господне» с их же комментариями, да «Жития Святых», ценные разве что некоторыми сведениями об обычаях разных диких племен, да описаниями пыток, которым эти самые Святые подвергались перед смертью — причем, судя по красочности описаний втыкания разнообразных предметов в «мужскую суть» и «женское естество» автор «Жития» точно имел какие-то проблемы, причем не только в постели, но и в голове. По мнению Аллэйре, девушка, которая после прочтения подобных книг строит из себя скромницу, краснея от намеков и отказываясь от постельных игр, является лживой лицемеркой.       Тьфу!       Но, тем не менее, отец явно благоволил к этой бледной немочи — так, что Аллэйре даже заподозрила папашу в нехорошем интересе, в конце концов, хоть закон и запрещал, но истории о связи отцов и дочерей не являлись чем-то удивительным. Инцест — преступление, которое не сошло бы с рук даже Императору, пусть он неподсуден, но судебный совет попортил бы ему удовольствие и вынудил отослать дочь-любовницу куда-нибудь подальше. Жаль, что как Аллэйре ни следила, она не сумела добыть доказательства связи отца и сестры.       Время шло, и Мирэни бесила ее все больше. Она в полной мере унаследовала безумие мамаши, считающей, что народ Империи живет неправильно, только вот осторожности и понимания, когда неуместно раскрывать рот, она не унаследовала. Сестры-принцессы по традиции имели право присутствовать на советах, и Аллэйре, если уж пользовалась этим правом, то сидела тихо, слушая, что говорят Государь и знатные люди империи. И если уж высказывалась, то только в поддержку отца. А как же! Она же не полная дура, чтоб против государя идти!       А эта белесая моль, если уж пролазила на совет, то непременно открывала рот и начинала блеять о чудовищных жестокостях и порочных нравах тех, кто, между прочим, был ее согражданами! Ах, какой кошмар, рабов на конюшнях порют, рабынь трахают, а их детей не учат грамоте! От этого ж непременно империя падет, если каждого паршивого сопляка грамоте учить не будут! За каким демоном нужна грамота, например, пахарю или кухарке?       А как она про армию говорила? Славные легионеры империи по мнению этой дуры — жестокие убийцы и насильники, которые только тем и заняты, что бесчинствуют в соседних странах (которые и сами побесчинствовать не прочь, но дурочку это не волновало) грабят, режут бедных селян, насилуют бедных селянок и насаживают на копья невинных младенцев. И значит, легионы надо немедленно распустить. Ну да — а границы от пиратов Ойталы, горцев-головорезов, дикарей из северных степей и колдунов из Золотого леса видно сами собой защищаются и защищаться будут. И куда денется такая огромная куча мужиков с оружием? В империи останется, ведь ветром ее не развеет, и всего скорее — разбойничать пойдет, ведь кроме, как драться, они ничему не научены! И от того, что дурочка похнычет, ничего не изменится!       Со временем Аллэйре стала считать, что младшую сестру отец на совет пускает только, чтобы посмеяться да поиздеваться над советниками. Впрочем, желания ее придушить от этого меньше не стало — стало даже больше, когда в Империю прибыло посольство Золотого леса.       Лесные колдуны Аллэйре не понравились. Все, как на подбор, они были мелкие, худые, бледные и белобрысые, остроморденькие, со слишком большими глазами, по-звериному острыми ушами и неприятно высокими, птичьими голосами. Рэйан, к примеру, хоть и не первый красавец столицы, но на фоне этого сборища тощих недомерков… пусть не драгоценная жемчужина, но чистый и яркий гранат. Единственное, что было красивого в лесниках — это их наряды и украшения.       О, наряды и украшения! Тканей столь тонкой выделки и драгоценных камней столь дивной обработки Аллэйре не видала никогда. Потому и не пошла на совет — чтобы не дразнить себя зрелищем недоступных сокровищ.       И хорошо — ошеломляющую новость ей сообщил Рэйан, когда они были в ее покоях, и у принцессы была возможность отдаться эмоциям…       Мирэни выходила замуж. Отец заключил с колдунами договор, и теперь эта тупая овца, эта белесая моль выходила замуж за принца! За наследника Золотого Леса! И неважно, что этот наследник похож на призрака — такой же бесцветный и тощий — главное, что он, сожри его демоны, принц! Принц народа, умеющего делать такие наряды и такие драгоценности! И, проклятье, в обход обычая — сперва выходят замуж старшие дочери! Ладно, наследница, ей дозволено выбирать, но почему не Аллэйре? Рэйан сказал — вроде, как выбрали младшую за чистую душу, скромность и красоту, но когда это учитывалось в союзах владык? Даже крестьяне в первый черед глядят на здоровье, разумность и приданное невесты, а чистая у нее душа или грязная — то дело жрецов, да богов. Красота же и вовсе — дело десятое, хорошо, конечно, если супруг приятен глазу, но обширные владения и богатый дом глазу еще приятнее… но за Мирэни никакого приданного вовсе не давали, ибо Государь своей землей не торгует, может лишь жаловать вассалам, а брак с принцессой — лишь подтверждение договора о мире и торговле. Так почему она?       Конечно, Аллэйре никогда не мечтала выйти замуж, хоть и предполагала, что такое может случиться. Ее мечтой был трон Империи — займет ли она его свободной девой или с довеском в виде мужа, по сути было не важно. Досада и злость же скорее были обусловлены тем, что младшая сестра словно бы обошла ее, получив нечто, что по всем обычаям должно было достаться Аллэйре. И ладно бы между отцом и правителем Золотого Леса уже существовал договор: мол, третья дочь вам достанется. Тогда Аллэйре бы, зная об этом заранее, и не разозлилась.       Злость кипела и бурлила в ней, не находя выхода…       Возможно, пройди еще месяц-другой, и она бы успокоилась, приняв случившееся и уговорив себя, что так ей самой будет лучше. Но тогда, на следующий же день после Совета, Аллэйре, гуляя в саду, подслушала, как дура-сестра пищит и хнычет, жалуясь своему богу на жестокость судьбы и мира, из-за которых ей приходится «отдать свое тело на поругание» нелюбимому. Аллэйре даже не сразу поняла, о чем дурочка толкует — она же ляжет с законным мужем, да к тому же — принцем! Поругание — это когда пришли враги, убили всех мужчин, а женщин перетрахали, не спрашивая имен и не называя своих. Если мужчина выбирает себе одну женщину, или даже нескольких, как трофей, ведет в свой шатер, и больше никому не отдает — это уже и не совсем поругание, а союз перед лицом богов войны.       А уж законный брак, да еще с принцем…       Ух, как же Аллэйре разозлилась! Так и хотелось выйти из кустов, да оттаскать дурочку за серые патлы! Но она сумела сдержаться, и пошла в свои покои, где принялась за чтение книги Альрайди… и как раз сегодня дочла до того, что и послужило причиной всех последующих событий…       То была повесть о демоне Королевского Рода.       Демон этот, оказывается, был вовсе не мертв, а лишь заточен, и очень этим обстоятельством недоволен. Демон хотел есть — и немудрено, проголодаешься, пожалуй, за тысячу лет. Демон хотел развлекаться — особенно, с молодыми и красивыми людьми обоего пола. А еще демон хотел мести, что было, в общем-то, неудивительно. Но демон был разумен, и с ним вполне можно было договориться, тогда, как многих иных созданий Нижнего мира можно было лишь подчинить и выдрессировать, как зверей.       Вот это удача!       Этого демона не нужно было подчинять, можно было просто договориться! Конечно, и он потребовал бы жертвы, причем — строго определенной, родной крови или любовника. Но это было проще, чем гадать, кого именно требуется убить ради нужного эффекта — подчинения какой-нибудь низшей твари. Конечно, Рэйана было жалко, но он все же не самый красивый мужчина в империи, и когда она взойдет на трон, то найдет себе не хуже. О! а ведь можно и помимо брата завести себе любовников — пусть у демона будет выбор, кого жрать.       Довольно засмеявшись, Аллэйре выстраивала в мыслях свое будущее. Она договорится с демоном, демон поможет ей сесть на трон… и еще…       В книге говорилось, что более всего демон жаждет овладеть чистой душой и телом девой королевского рода. А подходящая дева как раз имеется по соседству. Так Аллэйре одновременно достигнет обоих своих целей — мести и власти.       Загоревшись новой идеей, принцесса не стала медлить — реальные шансы взойти на трон опьянили ее, лишив прежней осторожности. Вдохновленная, она высчитала самый подходящий день для ритуала, соблазнила еще нескольких братьев — одновременно любовники и родная кровь, демону понравится — и занялась сотворением заклятий отвода глаз. А попутно решила не отказывать себе в удовольствии поиздеваться над будущей жертвой — все равно ведь дура умрет, так зачем быть вежливой и сохранять хорошие отношения? Оскорбления, подначки и мелкие пакости посыпались на младшую сестру — сперва от одной Аллэйре, потом и от многих других — как оказалось, многие придворные дамы вкупе со старшей сестрой-Наследницей так же не испытывали к дурочке добрых чувств. Ее терпели, пока она была милой маленькой дурочкой и пока ее глупость не затрагивала слишком многих — но последняя выходка переполнила чашу. Мирэни с рыданиями молила отца не отдавать ее нелюбимому — а это, по мнению знатных женщин, присутствовавших при дворе, являлось не просто глупостью на грани безумия, но и оскорблением одновременно отцу — главе семьи, чья власть над несовершеннолетними детьми неоспорима за исключением совсем уж вопиющих случаев, владыке, чье слово священно, и перевесить его могут лишь объединенное слово полного совета князей либо явно и недвусмысленно высказанная воля богов, и жениху, достойному и благородному юноше, о котором не было известно ровным счетом ничего, что могло бы стать препятствием к браку. Он не болел дурными болезнями, не был калекой, не имел ранее нескольких жен, которые скончались при загадочных обстоятельствах… не был так же мужеложцем, что, в принципе, терпимо, и садистом, с чем так же можно примириться, если оговорить границы дозволенного относительно себя, да завести несколько выносливых наложниц в помощь.       Одним словом, теперь у страдалицы появились весомые поводы жаловаться на жизнь, хотя, порошок огневики в белье и настойка медвежьей травки в тарелке — это отнюдь не так романтично, как грядущее «поругание» на брачном ложе. А уж колкие, но правдивые слова и вовсе не стоили упоминаний! Отец же на все эти развлечения смотрел сквозь пальцы — очевидно, что глупость дочери наконец-то его достала и перестала быть забавной. Похоже, папаша запоздало сообразил, что его союз с колдунами грозит сорваться — и, как судачили ближние слуги, не огорчился бы, если б глупая дева трагично споткнулась на лестнице — тогда государь со спокойным сердцем предложил бы колдунам взамен более умную и здоровую духом среднюю дочь.       Аллэйре, узнав об этом, призадумалась, но ненадолго. У нее появился реальный шанс стать королевой — но, в чужой, незнакомой земле, где не будет союзников, где ее муж не король, а пока лишь принц-наследник, и где вряд ли появится возможность править по-настоящему, даже если она изведет и мужа, и всю его родню…       Нет уж. Пользы и удовольствия в таком было мало — и дева уже окончательно решила действовать так, как собиралась действовать. Скоро уже должен был приблизиться урочный час, полнолуние самого жаркого месяца лета, когда оно одаряет всплеском последней пышности, прежде, чем год покатится к зиме. Тогда придет пора нужных звезд, тогда ослабнут скрепы темницы демона…       Тогда она шагнет на дорогу к трону.