Формула любви

Лаборатория быстро заполнялась белым туманом с едким тошнотворным запахом. Эсмеральде пришлось задержать дыхание, но она все — равно чувствовала его отвратительный, отдающий рыбой привкус во рту. — Быстрее, лезь! — крикнул Фролло, пытаясь удержать падающую глыбу. — Сначала ты! — Вдвоем не успеем, лезь! Но она отступила еще дальше назад. — Мне нечего делать там без тебя. С оглушительным треском глыба рухнула, полностью завалив выход. — Боже, — прошептал епископ, — что же ты натворила, девушка… *** — Что же ты натворила, девушка… — было первое, что Эсмеральда услышала перед тем, как ее безжалостно тряхнуло и начало выворачивать наизнанку. Мир поглотил запах снулой рыбы. Ей в жизни не было так плохо, кажется, эта самая рыба бесконечно лезла у нее изо рта, носа и ушей. И, судя по ощущениям, не только мальки, но и жирные сомы. В голове металась абсурдная мысль: что такого Фролло намешал в своем купоросном паре, чтобы развести внутри нее столько речной живности? К счастью, в конце концов поток иссяк, Эсмеральда до слез закашлялась и чихнула. (При этом у нее с головы свалилась мятая кувшинка.) Вдруг ее подняли и, крепко притиснув к какому — то работающему на бешеной скорости механизму (поскольку ни одно человеческое сердце не могло бы так стучать), сказали на ухо голосом епископа: — В следующий раз, когда надумаешь выпить реку, лучше предупреди заранее, чтобы я не ставил никаких алхимических опытов. Только тогда картинки у нее в голове, перетасовавшись, заняли, наконец, нужное положение. Все, кроме одной, совершенно не вязавшейся с только что услышанной ею вполне разумной фразой. Резко отпрянув, она уставилась на Фролло во все глаза. И поначалу даже не узнала, потому что епископ, всегда казавшийся младше своих лет (вопреки собственным страхам), сейчас выглядел на все сто (в плохом смысле). Его и без того худое лицо заострилось так, что скулами можно было резать хлеб, широко распахнутые глаза дико и нездорово блестели. На этом фоне даже прилипшие ко лбу мокрые огненные волосы не казались чем — то странным. — Клод, что… — начала Эсмеральда. — А, — кивнул епископ, — ледяная вода прекрасно отрезвляет, если ты об этом. Вода и то, что… Я — я уже думал — все, — добавил он сдавленным шепотом, — Что всего воздуха, что есть во мне не хватит, чтобы заставить тебя дышать. Всей жизни не хватит… — его передернуло. — Как, во имя всего святого, ты там оказалась? Эсмеральда сглотнула, поняв, что сейчас ей придется сказать: «Хотела обругать тебя за то, что отошел от меня на десять шагов, не заметила обрыва и случайно сорвалась» — А ты не помнишь? — спросила она, чтобы потянуть время и придумать хотя бы менее идиотское объяснение своему поступку из — за последствий которого Фролло до сих пор заметно трясло. — Нет, — тихо ответил епископ. — Ты стоял на самом краю, я испугалась. Знаешь, я — то ведь уже три раза думала, что все. Подошла слишком близко, ну и оступилась. — Да уж, спасительница, — через силу улыбнулся он. — не вздумай пытаться сравнять счет, мне вполне хватило одного раза. Если, конечно, не хочешь свести меня в могилу раньше времени. — Кажется, ты обещал жить до ста лет? — пискнула она. — Это при условии, что ты не будешь топиться у меня на глазах, дурочка! — А как ты сам оказался в воде, если даже не помнишь, что со мной случилось? Фролло вздохнул — Понятия не имею. Вероятно, берег и правда осыпался. Но ведь холодная вода могла не подействовать. Или я мог тебя не заметить. И никогда бы не узнал, куда ты исчезла. Это просто случайность. Или, или чудо… — Эй, я здесь, — позвала Эсмеральда, видя, что он опять нырнул в себя представлять другие исходы, — никаких «если», сам говорил. Кстати, а знаешь, что ты рыжий? — Что? — внезапно очнулся епископ, — я что? — Рыжий. — безмятежно повторила Эсмеральда, — с красноватым оттенком. — Тебя головой о камень не ударяло? — с беспокойством спросил Фролло, — еще видения бывают от недостатка воздуха. — Ты — рыжий! Могу выдернуть немного, чтобы убедился. — Н-не надо, — быстро сказал епископ, пытаясь разглядеть то, что находится у него надо лбом. С некоторым трудом, но ему это удалось. — Проклятье!!! Теперь понятно, что было в капсуле! — Ты открыл дверь? — внезапно догадалась Эсмеральда, — взломал код? — Да, — сказал он, — с одной ошибкой, из — за которой теперь похож на мелкого мерзавца Гийома. Потом расскажу, сейчас тебя надо согреть. И о чем я думал? Только теперь она поняла, что дробь, звучащую в голове, отбивают ее собственные зубы. — А как? У тебя есть огниво? — У меня есть солнце, Эсмеральда оглянулась на висящий на полпути к зениту диск. Он, конечно, давал тепло, но на то, чтобы высохнуть, его косых лучей было явно мало. — Хочешь поднять его повыше? На этот раз епископ улыбнулся искренне. — Приятно, что ты считаешь меня на это способным, но нет, просто собираюсь поймать кусочек. С этими словами он по обыкновению резко поднялся на ноги, но тут же зажмурился, схватился за виски и со стоном опустился обратно. — Что? Что случилось? — испугано спросила Эсмеральда, смотря как его лицо из просто бледного становится зеленоватым. — Видимо, то, что наш гениальный поэт описывал, как так называемое похмелье. — не открывая глаз, пробормотал Фролло — Так называемое? — переспросила она, не зная, беспокоиться или смеяться, — ты что, никогда не напивался? — Нет, конечно, это же мешает думать. И если последствия хотя бы на одну десятую напоминают вот это — обойдусь и в будущем! Я выработал устойчивость к большинству ядов. Но мне в голову не могло прийти, что в их число нужно включить купоросное масло. Хотя следовало бы, ощущения были… любопытными. По меньшей мере. Надо будет попробовать. — Нет не надо, — быстро сказала Эсмеральда, — больше никаких опытов над собой! Давай еще раз и медленно. На этот раз они встали оба и со скоростью южноамериканского ленивца, вцепившись друг друга, как вышеназванное млекопитающее в ветку. — Ну, как? — спросила Эсмеральда. — Если игнорировать армию дятлов, рвущихся наружу из моего черепа, то вроде бы терпимо, — ответил епископ, приоткрыв один глаз, — И, скажем так, я рад, что давно не ел. А ты как? — Если игнорировать пруд с рыбками в желудке и Большую Марию в ушах, то тоже терпимо. — Стоим друг друга, — резюмировал Фролло — теперь нужно добраться до той полянки, — он указал на залитый солнцем склон. Легче сказать, чем сделать. На первом же шаге его повело в сторону так, что Эсмеральда была вынуждена напрячь все силы, чтобы они оба не свалились. На втором у нее подломилась нога, и уже ему пришлось ее ловить. — Кажется, я лодыжку вывихнула, когда летела с обрыва. — М-да, задача усложняется. На то, чтобы забраться на небольшой холмик у них ушло столько времени, что солнце успело сдвинуться, удлинив путь на десяток пье. Зато поблизости нашелся родник с чистой водой, к радости Эсмеральды, совершенно не пахнущий рыбой. Что до Фролло, то он просто сунул голову в вытекающий из ключа ручей так надолго, что она испугалась, как бы он там не захлебнулся. Зато пока епископ таким радикальным способом пытался изгнать дятлов из своей головы, она успела набрать сушняка, до которого можно было дотянуться руками. — Ну и как ты собираешься ловить солнце? — спросила Эсмеральда с любопытством, когда он сел рядом. — Если ничего не разбилось, то довольно просто, — сказал Фролло, копаясь в мешочке у себя на поясе и почему — то пряча от нее глаза. — Нужна линза. — От штуки, как у Гренгуара? — А ты откуда знаешь? — спросил он подозрительно, — ты что, подглядывала? — И подслушивала! — шепотом ответила Эсмеральда. — Мне понравилось смотреть, как ты работаешь. Очень познавательно! Прошептав проклятие, епископ извлек на божий свет свои очки. Одна из линз треснула, но вторая оказалась целой. — Ладно, шпионка, — сказал Фролло, растягиваясь на земле рядом с костром, в который Эсмеральда смотрела, как завороженная, начиная с момента, когда на месте солнечной точки показался первый язычок пламени, — снимай мокрую рясу, хотя бы ее высушишь. Думаю, я переживу то, что осталось от цыганского платья, в котором ты впопыхах сбежала. -Эмм, — Эсмеральда на мгновение зависла, не зная, как бы помягче объяснить, что тот наряд сгинул вместе с лабораторией, и под рясой кроме нее самой в общем — то ничего нет, — Я могу и так. Высохнуть. — выдавила она наконец, чувствуя, что щеки начинает жечь. — Послушай, — серьезно сказал епископ, — тебе нужно согреться как можно быстрее, а плотная шерсть надолго задерживает воду, это опасно в конце концов! Ты можешь… Вдруг он замолчал и, судя по непередаваемому выражению лица, понял, отчего она медлит. — Не хочу знать! Не. Хочу. Знать! Он быстро перевернулся, уткнувшись лицом в кочку и для верности еще закрыл голову и уши руками. — Я не знаю! — приглушенно донеслось из кочки. За этим последовало бормотание, подозрительно напоминающее по ритму Отче наш. Эсмеральда сжала губы, чтобы не рассмеяться, потом быстро раздевшись, растянула мокрую рясу между двумя палками перед костром, тем самым соорудив что — то вроде заграждения от чересчур впечатлительных епископов. Отче наш пошел по пятому кругу. — Как ты выбрался? — спросила она, зная, что единственный способ отвлечь Фролло практически от чего угодно — это дать ему возможность поразглагольствовать об изобретениях и решенных им задачках. Бормотание прекратилось. — Дверь открыл. Ты же знаешь. — Да, но как, ты ведь говорил, что код взломать невозможно, а взрывающейся жидкости было мало… — Я его угадал. — сказала кочка, и снова наступило молчание. — Расскажи, — попросила Эсмеральда. — Прямо сейчас? — Эта штука сохнуть будет долго, а просто смотреть на твою спину довольно скучно. С глубоким вздохом епископ повернулся обратно и плотно прикрыл глаза локтем. — Помнишь, Гийом сказал, что лаборатория принадлежала его брату Жаку? Я — то знал его давно и недолго, но и тогда было ясно, что он редкий плут. Скорее всего, у него были и другие черты Гийома: склонность к риску и издевательствам над другими, желание доказать, что он умнее. Должно быть, они друг друга ненавидели. — И какое отношение это имеет к коду? — Да погоди, торопыга! Я просто подумал, что он мог не скрывать код, а наоборот, показывать его всем, особенно братцу, чтобы позлорадствовать, что тот не видит, что у него перед носом. Ведь Гийом умел читать, но не по — гречески — Греческое слово? Разве на замке были не латинские буквы? — Да, он не хотел делать ответ слишком очевидным. — Ну, и где же оно было, это слово? Фролло тихо засмеялся. — В данный момент — у тебя на лбу в обратном порядке. Ты, наверное, за дверью пряталась? На той самой табличке, которой так гордился Гийом. Эсмеральда вспомнила боль, с которой медные буквы впечатались ей в лоб. — Я так и останусь с ним? Что это хотя бы за слово? — Эврика, — сказал Фролло, — по- гречески означает «нашел!». Довольно символично, правда? И нет, не останешься, оно и сейчас уже еле видно. Эсмеральда выдохнула с облегчением. — В любом случае, других идей у меня все равно не было, — продолжил епископ. — как и времени. Так что я начал набирать его. И ошибся на второй букве — там собственную руку уже было не разглядеть, да и в сон клонило. Видимо, тогда и взорвалась первая капсула. К счастью, не с ядом. Думаю, это была очередная шуточка Жака — пометить вора. Он бы его потом быстро нашел по цвету волос, как у братца. Даже не могу представить, какого цвета стал бы сам Гийом, — добавил он с усмешкой. — А что там было? За дверью? Фролло убрал руку с глаз и уставился в небо с мечтательным видом. — Библиотека. Небольшая, но столько редких рукописных книг сразу даже я не видел. Шедевры человеческой мысли. Должно быть, Жак ограбил несколько монастырей и алхимиков, вроде меня. Втирался в доверие, а потом тащил все самое ценное. А прятал из — за богатых окладов, на которые могла покуситься банда. — Дай угадаю, — сказала Эсмеральда, — и ты задержался, чтобы выбрать, что можно прихватить? — Да, — смущенно ответил епископ, — все могло обрушиться в любой момент, я бы перепрятал те, что были в единственном экземпляре, поближе к выходу. Потеря стольких знаний — невосполнима… Жаль, не успел, они пропали. — Да, конечно, взрыв, — сказала Эсмеральда, — я тоже думала, что потеряла нечто невосполнимое… А оно в это время книги выбирало! Повисло молчание. Потом она вспомнила берег. И неживое выражение лица епископа, и его трясущиеся руки, и ужас в глазах, и… вряд ли он также убивался бы из — за книг. — Прости, — пробормотала Эсмеральда, — я несу чушь. — Нет, — возразил Фролло едва слышно, — ты права. Если бы я тогда не задержался, а сразу отправился за тобой в логово, ты бы не упала… — Если бы ты сразу за мной отправился, то наткнулся бы на вооруженную до зубов банду и мы бы сейчас здесь не сидели! А так, все получилось как надо. — Разве? Уж я бы постарался, чтобы они приняли меня за своего главаря и еще денег в дорогу дали! Не говоря уже про лошадь. Вот это было бы как надо. Но после взрыва в проход хлынул дым пополам с купоросным паром. Я даже не помню, каким образом оттуда выбрался! Дальше — пустота. Пока не очнулся под водой и не увидел твое лицо. Если бы я… — Хватит! — заорала Эсмеральда. — Мы здесь и мы живы. Все! Никаких « если»! На этот раз тишина повисла надолго. — Как ты меня нашла? — спросил Фролло, когда стрекот кузнечиков начал действовать обоим на нервы. — Я не искала. Скорее, это ты меня нашел. И она рассказала все, не забыв упомянуть трех чокнутых мышей с ножами, адского коня и призрачного архидьякона. — Ты представляла меня на двадцать лет моложе? Тебе что, седина не нравится? — неожиданно взвился епископ. И тут Эсмеральду прорвало. — Да плевать мне на твой возраст и на цвет твоих волос, — еле выговорила она, давясь от смеха, — так я ему и сказала, и тебе повторю. Хотя… лучше все — таки не рыжий, а то ты на ноготок похож! — На что? — Это цветочек такой. — Caléndula officinális, что ли? — С протяжным стоном Фролло уткнулся обратно лицом в кочку, явно не оценив сравнения с несчастной оранжевой ромашкой. — Только доберусь до своей башни, вытравлю эту дрянь к чертям! (В последнее время епископ практически перестал стесняться в выражениях, но обычно все — таки использовал для ругательств плебейскую латынь) — Главное — не вместе с волосами. — сказала Эсмеральда,. — А тебе что, не нравится… — Нравится! — рявкнула она, — ты будешь мне нравиться даже если твоя макушка начнет отражать солнце! Епископ недоверчиво хмыкнул. — Только… Клод, а как мы доберемся до Парижа? М — да, вторая часть их похода, пожалуй, дала бы фору Одиссее. В эпичности она, разумеется проигрывала, все — таки ни злобных циклопов, ни сладкоголосых сирен им не попалось, зато вредных мифических существ вполне себе заменила подвернутая и медленно распухающая нога Эсмеральды и тяжелое похмелье с элементами отравления у Фролло. Кроме того, оба они уже были до крайности измотаны и голодны, особенно епископ, который последние несколько дней питался разве что духом святым и не спал ни минуты, но, разумеется, пытался хорохориться. Эсмеральду, правда, его бодрый настрой не обманул: спустя короткое время выяснилось, что он, видимо еще ночью, ухитрился распороть себе бок о сучок и дело было вовсе не такое пустяковое, как он пытался его представить, мол, «по сравнению с обычным самоистязанием, мелкая царапина». Ближе к вечеру, царапина в комплекте со всем остальным, вылилась в лихорадку, которую епископ, безуспешно попытался скрыть. (к тому времени, чтобы не упасть, им пришлось передвигаться, тесно прижавшись друг к другу, а в таком положении, если один пылает, как печка, этого сложно не заметить). Тогда же Эсмеральда поняла, что больше не в состоянии терпеть боль, которую вызывает каждый шаг, несмотря на то, что Фролло не нашел перелома и еще у костра крепко перевязал ей ногу рукавами от своего некогда шикарного наряда. Ну и в довершение, им вторично не повезло с рекой: брод, который согласно карте в голове епископа, должен был находиться за ближайшим ельником, оказался на пол — лье дальше. (Что явилось причиной ошибки — неверная карта или зловредные дятлы, так и не выяснили) К этому моменту стало ясно, что им либо снова придется ночевать под открытым небом, либо… — Нет! — отрезал Фролло, стоило Эсмеральде заикнуться, что цыганский табор, который попался ей на дороге три дня назад, должен был расположиться рядом с лесом, то есть, гораздо ближе, чем любая из деревень, где можно получить кров. Упираться он продолжал до тех пор, пока она не села прямо на землю и не заявила, что дальше идти не может. — Ты знаешь, что когда я спросил про тебя, эти… нечестивые люди послали меня в другую сторону? — спросил он, хлопнувшись рядом с ней. — кто знает, чего еще от них ждать. — Просто старуха меня раскусила, — возразила Эсмеральда, — они подумали, что ты преследуешь меня с нехорошими намерениями и решили соврать. А почему ты не свернул? — Потому что знал, что ты наверняка выбрала самую опасную дорогу! — усмехнулся епископ. — Ладно, в любом случае, к этому твоему табору тоже еще нужно добраться. Залезай! — Куда? — удивленно спросила она. Фролло вскарабкался на ноги и наклонился. — На спину ко мне, куда же еще, иначе мы застрянем здесь на неделю! — Ты же упадешь! — Наоборот, твой вес придаст мне устойчивости. И ты, вроде, хвасталась, как хорошо управляешься с лошадьми — поведет в сторону, попробуешь выправить. Если что, спрыгивай, только осторожно. Эсмеральда нахмурилась. — Ты уверен, что так мы куда — нибудь дойдем? — Нет. Но будем просто сидеть, не дойдем никуда. Вопреки опасениям, что епископ свалится через несколько шагов, они даже благополучно преодолели брод, правда, Эсмеральда зажмурилась, чтобы не видеть зеленые склизкие камни, по которым она сама пошла бы только дважды хорошенько подумав. Пару раз положение спасала палка, выломанная Фролло в ельнике. Как ни удивительно, его почти перестало шатать, хотя Эсмеральда ничем не помогала, ей даже не пришлось, как он выразился, «править». Она с трудом поверила, когда в деревьях замаячили просветы, а потом открылось поле и вьющаяся вдоль него дорога, очевидно та самая, на которую свернул табор, когда она поехала прямо. И правда, через два поворота вдалеке послышались звуки бубна и лошадиное ржание. — Эсмеральда, — тихо произнес Фролло, внезапно остановившись. (И ей это совсем не понравилось, почему — то стоило ему назвать ее по имени, как происходило что — то нехорошее) — Лучше слезай. Она расцепила руки и соскользнула с его спины, приземлившись на здоровую ногу. — Теперь недалеко, — сказал епископ и вдруг беззвучно рухнул прямо на дорогу. Она и сделать ничего не успела. И в Вечных двигателях иногда кончается завод.