Забухавшая феечка

      Очередная волна стресса в виде утопления в собственных слезах не обошлась бесследно: на утро проснулась с красными кругами под глазами, и никакие маски и тоналка не могли меня спасти. Ханбин даже не был удивлен моему звонку посреди ночи, и поэтому осталась спать у него, предусмотрительно отключив телефон. Он выслушал всю мою сбивчивую историю с удивительной выдержкой, хотя я прекрасно понимала, что кровь у него закипала от одного только упоминания имени Квон Джиёна или Сольхи.       — Милая, завтракать будешь? — уточнил Ханбин, когда я выбралась из ванной в относительном порядке.       — А? Да, спасибо, — немного замялась, стоя на пороге огромной кухни: так давно не была в квартире Кима, что всё казалось непривычно чужим. — Я, наверное, в прошлой жизни страну спасла, раз судьба послала мне тебя, — попыталась улыбнуться.       — Наверное, — усмехнулся Ханбин несколько натянуто, присаживаясь за стол.       — А вот ты знатно накосячил, — попытка разрядить обстановку удалась от слова никак.       — Что ты теперь будешь делать?       Под этим вопросом подразумевались наши отношения, но я отвернулась к окну, словно не придавая значения его словам. Я и сама хотела знать, что же мне теперь делать! Простить Сольхи и Джиёна я не могла, каждая мысль или деталь, напоминавшие о них, отдавали гулкой болью в сердце. Именно поэтому сняла обручальное кольцо и убрала в бархатную коробочку сразу, как только оказалась у Ханбина.       — Рисэ? — напомнил о себе Ким. — Ты меня любишь?       — Конечно.       И я была уверена, что это правда. Возможно, мои чувства к Ханбину были не такими яркими и взрывными как к Джиёну, но он ни на секунду не позволил мне усомниться в нём. Рядом с ним, казалось, я даже становилась другим человеком: спокойной, уверенной, серьезной.       — Попробуем сначала? — неуверенность и надежда в глазах Кима были так незнакомы мне, что на секунду не поверила, что это действительно он.       Господи, насколько же он добрый! Это я должна была просить, умолять и валяться в его ногах, чтобы он принял меня обратно! Ханбин не пытался вызвать у меня чувство вины, но я ведь итак была кругом виноватая. Хотелось расплакаться, прижаться и просить никогда больше не отпускать, какую бы ерунду я не придумала. Но что-то останавливало…       — Ханбин, — полушепотом обратилась к нему. — Почему вы с Соль так недолюбливаете друг друга? Только честно.       — Снова ты о ней, — на миг заметила на его лице раздраженность, смешанную с досадой. — На самом деле она сама должна была рассказать…       — Ханбин?       — Хорошо, — он помял плечо. — Ты ведь знаешь, что она рано потеряла родителей?       — И?       — Мой отец отказался лечить ее мать… И она умерла.       — Что?! Это же бесчеловечно!       — Да, согласен… Но случай был запущенный, ее было не спасти.       — Разве Соль не знает об этом?       — Она винит во всем моего отца… И меня… И всю нашу семью, потому что мы богатые…       Слёзы вновь навернулись на глаза. Моя бедняжка! Никогда не рассказывала ни о чем, всё держала в себе, а по итогу даже Ханбин — ее враг, знал о ее боли больше, чем я. Какая же из меня никудышная подруга получилась!..       — Эй, ты чего, малыш? — мужчина обнял за плечи, покрывая поцелуями мое лицо. — Не плачь, солнце. Это всё уже в прошлом…       — Я столько раз обвиняла ее во всех грехах, а сама… ничего для нее не сделала…       — И что бы ты сделала?       — Ну… ну не зна-а-ю!..       — Тот факт, что она до сих пор при каждом случае обливает меня грязью, дает понять, что ей всё еще больно. Поэтому ты ей ничем не поможешь…       — Хотя бы поддержать… Но… Ханбин, ты-то за что ее ненавидишь?       — Не то, чтобы ненавижу… Но любить ее не за что, уж прости. А ты сама-то простила ее за обман?       — Я? Не… не знаю… Нет, не простила. Вряд ли когда-то смогу, это слишком…       Говорят, что время затягивает раны, что время что-то там лечит. Но явно не в моем случае: ни дня не проходило, что бы я не вспомнила о Сольхи и Джиёне, которые перестали звонить после моего недельного бойкота. Лишь спустя пару недель я узнала, что Ханбин не озвучивал подробностей нашей размолвки своим родителям: они были убеждены, что у нас обоих сдали нервы, поэтому мы взяли тайм-аут, чтобы проверить свои чувства. Мои же были беспредельно рады, что их непутевая дочь взялась за ум и оставила детские шалости в прошлом. Естественно, что под главной из шалостей они подразумевали Сольхи, которая не появлялась. Почему-то Джиёна они даже не воспринимали всерьез, что совсем чуть-чуть, но почему-то злило меня. Не упоминали его, словно он был пустым местом, словно его не существовало. И порой мне начинало казаться, что, быть может, произошедшее оказалось каким-то наваждением, миражем.       Всё будто снова стало таким же, каким было до того случая с затянувшимся девичником. Выходные с Ханбином, прогулки по парку длинными летними вечерами. Походы по гостям: в частности, к родственникам, друзьям и коллегам Ханбина. Даже слетали на пару дней на Чеджу. И всё вроде бы было в порядке. Только вот я не могла оставить Джиёна в прошлом, как краткий эпизод. С подростковой влюбленностью было проще, там как-то само собой забылось, даже усилий никаких не приходилось прилагать. Теперь стало сложнее, и я не могла понять, с чем это было связано.       Родители на этот раз сами взялись за организацию свадьбы, запретив теперь какие бы то ни было вечеринки по данному поводу, хотя мне, откровенно говоря, и провести их было не с кем. Выбор торжественного зала, свадебных нарядов, фотосессии, пригласительных, новых колец, — чувство дежавю не покидало ни на секунду, и мне постоянно хотелось пошутить по этому поводу, но было не с кем. Ханбина я боялась обидеть, а родители бы не поняли, точнее, огрели бы меня при удобном случае.       Судьба очередной раз меня испытывала, когда я узнала о дате свадьбы, которую выбрали родители, как идеально подходящую по каким-то там календарям: восемнадцатое августа. Я не знала, как можно было грамотно объяснить свое нежелание проводить церемонию именно в этот день, и поэтому молча убивалась, стоило кому-либо сообщить о ней. В конце концов, мало ли какие праздники или дни рождения были в эту дату? Однако никакой самообман не срабатывал, ведь эта дата была связана для меня лишь с одним человеком, поселившемся в моем сердце, видимо, навечно.       — Увидимся завтра, малыш, — улыбнулся Ханбин, оставляя меня одну в доме с родителями, который мы сняли лишь по случаю предстоящего торжества.       — Да.       В доме расположились также мои родственники: сестры и братья мамы и папы, дедушки и бабушки. Вся молодежь, кто не жил в Сеуле, сняли номера в отелях и гостиницах, предпочитая свободно развлекаться ночью, без надзора старших родственников. Только я была заперта в четырех стенах, но, скорее, это было для моей же безопасности, дабы в пьяном угаре я вновь не учудила чего. Обычно никакие рамки меня не могли ограничить, если бы я захотела сделать что-то, но на этот раз не позволяла себе расслабиться, всё еще испытывая вину перед Ханбином. Наверное, мне стало бы легче, если бы он был таким же косячным, как и я. Но ведь идеальный Ханбин и неуправляемые, сиюминутные порывы были несовместимыми вещами.       — Так вот где тебя заперли, — я чуть не простилась с жизнью, когда услышала посторонний голос в комнате, где находилась одна. — Я всё понимаю, но держать тебя под надзором бабуль и дедуль…       Сольхи влезла в окно с бутылкой шампанского, а я глотала ртом воздух от возмущения, удивления и негодования. Вот всегда она так!       — Тут точно не набедокурю.       — Как будто это тебя остановит? — неуверенно улыбнулась подруга, вытянувшись во весь рост и раскинув руки в стороны. — Я мириться.       — Соль, — бросилась в объятья девушки со слезами на глазах, только в этот момент осознавая, как же всё-таки мне ее не хватало, — к черту все обиды, к черту всё! — Прости, пожалуйста!..       — Дурочка, это я должна извиняться за всё…       Несколько минут мы молча стояли и обнимали друг друга, роняя слезы и улыбаясь полудурошно. Лишь посторонний шум в коридоре заставил нас отпрянуть друг от друга и засмеяться.       — Соль, только давай не напиваться, ладно? — усмехнулась, кивая на бутылку шампанского.       — Э, только одна, для настроения. Чтобы тебя споить, этого маловато, — отметила подруга, разливая шампанское в бокалы. — Я подумала, что обязана провести эту ночь с тобой. Заодно всё объяснить…       — Не стоит ничего…       — Нет, ты заслуживаешь знать всю правду. Из-за страха потерять тебя… я всё равно потеряла тебя…       — Нет, ты никогда не потеряешь меня.       — Ой, хватит, я сейчас опять разревусь, — улыбнулась Соль, подавая бокал и утирая собравшиеся слезы в уголках глаз. — За тебя, моя дорогая, — чокнувшись со мной и сделав глоток, она продолжила. — Моя семья всегда бедствовала… Как и у Джиёна… Прости, если тебе неприятно, что о нем говорю…       — Всё в порядке, продолжай, — да ничего подобного, у меня сердце чаще биться начинает, стоит только его имени быть озвученным.       — Мы с ним не росли в тех же условиях, что ты. Ты ему нравилась еще в школе, но он считал, что ты ни за что не свяжешься с бедняком. Дружить с тобой было бы проще, но он ведь такой гордый, ему одной дружбы мало… Нищета и отсутствие должного воспитания толкают на сомнительные вещи, поэтому мы стали зарабатывать так… Незаконно скажем, — подруга замолчала, поглядывая на меня краем глаза. — Знаю, ты думала тогда, что у меня богатые родственники… Когда я дала тебе денег оплатить учебу, но это… Это был Джиён. Он умолял не рассказывать тебе, поэтому я придумала эту байку с подработками.       — Соль, как же… Если мой отец узнает, — таких откровений я точно не ожидала, поэтому растерялась, с трудом собирая слова в цельные предложения.       — Позже Джи помог мне тоже, но я ему всё вернула, правда деньги, которые дал для тебя, он ни в какую не принимал. С его помощью я открыла своё казино, а кабинет адвоката был отличным прикрытием тем более, что знания юриспруденции не раз пригождались. Спор был глупостью, за которую мне стыдно… Джиён разорвал договор, когда понял, что ты всё знаешь… А когда узнал, что ты всё-таки выходишь замуж, совсем поник… Но я не оправдываю ни его, ни себя, поделом нам обоим…       Он сожалел о содеянном, я ему нравилась со школы… Господи, почему всё случилось именно так? Почему не могло сложиться всё иначе? Для чего нужно было узнать обо всём таким образом? Слёзы стекали по щекам, и Сольхи обняла меня, похлопывая по спине.       — Прости, Рисэ, прости…       — Почему ты никогда не говорила об этом?       — Так откуда же мне знать, что он тебе был не безразличен?       — И то верно…       — Рисэ?       — Да…       — Сочувствую…       Сольхи заснула быстро, а я ворочалась в кровати, терзаемая сомнениями. Действительно было правильным решением выходить замуж за Ким Ханбина? Насколько честной я была по отношению к нему? И как я смогу с ним жить, если сердце принадлежало другому?       Вдруг в дверь комнаты кто-то постучался, и я поднялась, щурясь от света, когда открыла.       — Рисэ, это тебе доставили еще утром, — тётя сонно протянула тёмно-синюю подарочную коробку. — Я совсем забыла. Времени не было передать.       — Гм, спасибо, — взяв коробку, закрыла дверь и села на край кровати.       Когда тётя ушла, то еще несколько минут прожигала коробку взглядом. Подарок, но от кого? Это было бы в стиле Соль, но ведь она уже была тут? Нерешительно коснувшись верхней части, всё же развязала ленту и открыла коробку. В ней оказались маленькая открытка и ещё одна коробка, только бархатная и красная. Я узнала фирменный знак своего любимого ювелирного магазина, и на несколько секунд меня пробил холодный пот. Дрожащими пальцами открыла бархатную коробочку, обнаруживая прекрасное колье с бриллиантами. Одно-единственное во всем мире. Неприлично дорогое.       Едва дыша, провела пальцами по нему и взяла открытку, где оказалось всего несколько строк: «Прости за всё. Любил, люблю и буду любить вечно… Будь счастлива!». В глазах потемнело, стало трудно дышать, и сердце словно прекратило биться. Квон Джиён. Это его свадебный подарок…