Четвертая

      Следующие дни дарят мне то, на что я и не смела надеяться — передышку.       Когда я просыпаюсь, на улице по прежнему светит солнце. Я решаю, что прошло совсем немного времени и далеко не сразу понимаю, что что-то не так. Доедаю подаренный хлеб, и сегодня он кажется мне еще вкуснее. Стараюсь не торопиться, но не выходит.       После завтрака достаю бумаги. Прикрываю записку рисунком Джуди, распускаю волосы и низко склоняю голову. Вчера я думала, что план идеален, сейчас же начинаю сомневаться. Вновь и вновь просматриваю ровные строчки и чувствую, как по коже бегут крупные мурашки. Первый восторг прошел, теперь я в ужасе.       Счастье, если я не умру выполняя все необходимые приготовления. И невероятная удача, если меня не прикончит собственная ловушка. Впрочем, вот это уже маловероятно. С учетом того, что я оказалась на Арене, везение явно не моя сильная сторона.       Я перечитываю текст десятки раз и стараюсь запомнить каждое слово, затем сминаю листы. Крепко-крепко сжимаю дрожащий кулак. Стараюсь дышать глубоко, стараюсь не заплакать. Мне жаль рисунка сестры, но от записки необходимо избавиться. Правда я пока не знаю как. Хорошо бы сжечь, но боюсь с этим возникнут проблемы.       Решаю порвать бумагу на мелкие кусочки и засыпать их снегом. В принципе, это тоже должно уничтожить чернила. По крайней мере, сделать их нечитаемыми. Беру нож и иду к выходу. Именно в этот момент в моей голове начинает биться мысль: «что-то не так».       Я чувствую себя удивительно бодрой. Я уверена, что проспала достаточно долго, к тому же, потратила некоторое время на завтрак и размышления, но солнце все еще слишком высоко. Неестественно высоко. По крайней мере для Арены.       Я нервно смеюсь. Удивительно, как легко люди способны привыкнуть к новой реальности. Всего несколько дней, и обычное положение солнца кажется мне странным. По моим подсчетам на Арене уже должен золотиться закат. Мне это не нравится. Покрепче сжимаю нож.       Лестничный пролет преодолеваю без приключений. Я не посмотрела в окно, когда уходила и теперь мне кажется, что я не найду за порогом снега. Но ошибаюсь. И это путает меня еще сильнее. Это убеждает меня в том, что что-то не так. Медленно возвращаюсь обратно.       Проходит еще несколько часов, и я начинаю понимать, что ничего не меняется. Точнее меняется очень медленно. Солнце движется по горизонту, но все еще светит очень ярко, а сугробы за окном даже не думают таять.       Сегодня герб Панема возникает на потолке вместе с тем, как исчезают последние лучи закатного солнца. Звучит гимн. И на этом все. Никто не умер.       Я тяжело вздыхаю. С одной стороны, в глубине души, там где еще осталось что-то человеческое, я рада, что не только я получила свою передышка. С другой, у меня все еще слишком много соперников.       Я весь день прокручиваю в голове свой план. И чем больше думаю, тем больше слабых моментов нахожу. Но все же, к ночи я чувствую себя гораздо увереннее. Возможно, дело в том, что я постаралась учесть все варианты. Возможно, в том, что у меня нет выбора.       На данный момент есть только одна сложность. Мне нужно, чтобы было тепло. Копать мерзлую землю голыми руками — задача изначально провальная.       Мне не хочется думать о том, что будет, если снежная пустыня никогда больше не сменится джунглями. А еще мне не хочется думать о том, что если это все же произойдет, я должна не только успеть сделать все, что планировала до смены климата, но и не встретить других трибутов. Сомневаюсь, что мне это удастся, но гоню прочь все сомнения. Я должна попытаться. Не ради себя, ради других. Тех, что остались дома.       Ночью сплю плохо. Если днем у меня получается избавляться от негативных мыслей, то во сне они бурей врываются в мое сознание, вызывая причудливые, пугающие образы.       Я бегу по джунглям, спасаясь от чьей-то огромной темной тени. Она не приближается ко мне вплотную, но я чувствую ее присутствие. Я выбиваюсь из сил. Я готова сдаться. И тут вижу просвет между деревьев. Я бегу туда в надежде на спасение, но слишком поздно понимаю, что там затаился обрыв. Я не успеваю затормозить, а может просто не хочу. Я падаю. Вижу перед собой глубокую воду. И просыпаюсь за мгновение до того, как касаюсь ее.       На следующий день моя паника почти ощутима. Снег не только не собирается таять, начинается настоящая метель. Чтобы чем-то себя развлечь, я занимаюсь уборкой. С помощью старых тряпок счищаю жижу с ближайших к себе поверхностей. Она изменила свою консистенцию, превратившись в плотную, будто бы каучуковую пленку. Действую очень аккуратно, боюсь ненароком коснуться ее голыми руками, но и сосуществовать с ней в одном помещении больше не хочу. У меня есть подозрение, что она каким-то образом можно влиять на людей. Грег, например, был покрыт чешуйками с ног до головы.       Работаю долго. С учетом того, что у меня болят пальцы, каждое движение дается с трудом.       Я чувствую себя запертой в клетке. Мне страшно. Мне кажется, что этот дом станет моей могилой. Но проблема не только в этом, еще я чувствую жуткий голод. От моих запасов остались лишь крошки.       В конце второго дня вновь есть павшие трибуты. Мальчик из Седьмого. Интересно, он умер в бою или от голода и страха? Интересно, как умру я?       Ночью на меня накатывает отчаяние. Я никогда не оставалась наедине со своими мыслями так надолго. И сейчас мне кажется, что я схожу с ума. А еще мне кажется, что я заболеваю. Посреди ночи мне становится так нестерпимо жарко, что приходится открыть окно. Темнота неестественно непроглядная, поэтому действовать приходится наощупь. Я с трудом поднимаю тяжелую раму.       И смеюсь во весь голос. На меня дует теплый тропический воздух. Перегибаюсь через подоконник и вдыхаю полной грудью. Я хочу выйти на улицу прямо сейчас. Но вовремя себя останавливаю. У меня недостаточно сил для того, чтобы бродить по темноте. Я снимаю толстый костюм и оставляю на себе только легкий. Он уже почти не пахнет кровью. Закатываю рукава и штанины, и укладываюсь спать, не закрывая окна.       Эту ночь я сплю еще хуже, чем предыдущую. Болит пустой желудок. Я лежу, свернувшись в клубок, но ближе к утру терпеть резь становится невозможно. Крошечными глотками допиваю остатки воды, которые удалось вытопить из снега и благодарю Бога за то, что начинает светать.       Природа сильно изменилась. Плодов на деревьях стало заметно больше, а еще я нахожу несколько ручьев, которых казалось раньше не было. Впрочем, могу ошибаться, возможно я просто так до них и не дошла.       Я наедаюсь первым, что вижу, тем до чего проще всего дотянуться. Собираю с ветвей невысокого дерева инжир, а с кустарника у ручья плоды, внешне напоминающие кокос. Кажется, они называются саподиллой. Я не помню наверняка, но уверена, что они съедобные. Ем очень медленно, потому, что боюсь реакции желудка. Я успеваю понаблюдать за тем, как рассеивается утренний туман.       Затем набираю запасы. Все фрукты можно попробовать высушить. Унести все разом в одном рюкзаке не могу, поэтому в джунгли иду двумя заходами. Во второй решаюсь проверить ручьи. И совсем не зря. В воде нахожу съедобные коренья. Пробую сырыми, на вкус они нечто среднее между редькой и ватой. Но я счастлива. Они не сладкие и очень сытные. То, что нужно, чтобы набраться сил. Сейчас мне это особенно важно.       Вообще мне нужно мясо. Но с одной рабочей рукой я не рискну охотиться. А рыбы, к моему огромному сожалению, в мутной воде нет. Однако я не сдаюсь и тщательно обследую камни по краям ручья. По течению ухожу довольно глубоко в джунгли. И в итоге все же получаю очередной подарок. В одной из глубоких расщелин нахожу семейство крупных улиток. Их даже не планирую экономить. Все равно в такую жару не сохранить свежими. Я не фанат моллюсков, дома больше предпочитаю рыбу, но сейчас не привередничаю. Съедаю все, что нашла.       Обратно возвращаюсь уже по палящему солнцу. Жарко даже в легкой водолазке. Плечи ноют под доверху набитым рюкзаком. Но сейчас я могу это пережить. Мое настроение заметно улучшилось после этой прогулки.       Впрочем, когда я подхожу к дому, меня охватывает волнение. Я вдруг начинаю сомневаться в том, что там до сих пор безопасно. Удивительно, что никто из других трибутов до сих пор не забрел на эту часть Арены. Сердце громко стучит о ребра, когда я поднимаюсь по лестнице. Дом пуст, но я все равно дрожу всем телом. Я пытаюсь дышать глубоко, но получается сделать лишь маленький вдох. Тело все чаще меня подводит. Нервы ни к черту.       Мне пора уходить. Я не знаю, как долго будет стоять тепло, не знаю сколько будут длиться сутки, поэтому должна хотя бы успеть обследовать территорию. До завода идти не так далеко, уверена, я справлюсь, но вот сколько придется идти до пляжа я и представить себе не могу. Особенно с учетом того, что расстояние на Арене величина непостоянная. Особенно с учетом того, что я еще вообще ни разу не ходила в ту сторону.       Но я не могу бросить еду, которую принесла. На скорую руку чищу пару разных фруктов и раскладываю их на маслянистый пергамент, на котором лежал хлеб. Укладываю свой нехитрый запас под подоконником. Вероятнее всего они не засушатся, а сгниют. Но если температура за окном не опустится, если будет хотя бы минимальный ветер… Для того, чтобы из этой затеи что-то вышло, нужна большая удача. Но я все равно хочу попробовать.       Вряд ли я за ним вернусь, но все же, если это случится, у меня будет еда. Складываю небольшую часть запасов обратно в рюкзак. И снова плотно ем.       Я опасаюсь увидеть, что солнце клонится к закату, но выглядывая из окна, замечаю, что оно все еще высоко. Судя по всему, распорядители решили не возвращаться к коротким суткам. С учетом того, что они все же меняют климатические условия, это кажется мне особенно странным. Впрочем, здесь все кажется мне особенно странным. Я до сих пор не могу ничего понять. И уже почти не пытаюсь.       Дорога занимает больше времени, чем я ожидала, но дело не в иллюзии, я сама виновата. Я несколько раз делаю привал, а также один раз сворачиваю не туда.       Захожу с той же стороны, с которой мы пришли с Калебом. Кажется это было в прошлой жизни, но на самом деле прошло так мало времени. Сердце тоскливо сжимается, когда я вижу крутую лестницу. Гоню прочь все мысли. Мечтаю о том, чтобы в моей голове был вакуум. Я не хочу ничего чувствовать.       Радуюсь тому, что мне не нужно подниматься во внутрь. Мой путь продолжается. Я обхожу здание и направляюсь к каменной реке. С этого ракурса она выглядит иначе. Камни заложены у самого основания завода, а между ними установлены столбы, которые поддерживают небольшую платформу. Очень удачно для меня. Если смотреть с другой стороны, платформа скрывает почти все, что происходит под ней. Я проверяла.       Мне предстоит долгая работа, и гораздо удобнее, если соперники смогут подойти только с одной стороны. Я молюсь, чтобы никто не решил обследовать эту часть Арены. Но у меня дурное предчувствие. Мне слишком везет. Так не бывает. Нет. Только не после того, что я уже успела пережить.       Я присаживаюсь на ближайший камень и закрываю глаза. Мне вновь тяжело дышать. Нужно успокоиться. Мне нужно держать себя в руках.       Я молюсь успеть до очередного взрыва. У самого основания реки будет очень опасно. Даже если я правильно представляю себе техническую составляющую этого механизма, и оборудование, установленное в этом месте, по нарастанию передает импульсы вниз… Здесь все равно будет несладко. А если я ошибаюсь?       В письме Мэгз сказала, что взрывчатка, которая создает регулируемые взрывы спрятана в камнях. С этой стороны река имеет небольшое углубление посередине. Наверное именно туда складывали породу, которую необходимо было подвергнуть столь мощному воздействию. Взрывы были нужны для того, чтобы расколоть мрамор. По крайней мере, я так себе это представляю. Если выживу, надо будет спросить у кого-нибудь, например у Мэгз, как именно это работает. Надо будет спросить, как вообще работает Арена, может со стороны зрителей все гораздо понятнее. Я ухмыляюсь. Забавно, что у меня находятся силы думать о таких вещах.       Мэгз упомянула, что бомбы находятся в камнях, но разумеется не смогла сказать, где именно. Надеюсь, мне не предстоит перебрать их все. Впрочем, это маловероятно. Вряд ли их засунули под самые неподъемные камни. Если рассуждать логически, даже если одна бомба имеет несколько зарядов, взрывчатка должна находиться там, где ее довольно легко заменить. По крайней мере, так дела обстояли бы на настоящем заводе. Обратили ли распорядители свое внимание на столь мелкие детали? Большой вопрос.       Я стараюсь отбросить все сомнения. Я уже в выигрышном положении. Единственный человек, кроме меня, который знал, что взрывчатка находится именно здесь — мертв. Догадалась бы я где искать, если бы мне не помогли? Вероятнее всего, но мне пришлось бы перерыть весь огромный завод. Хотя кого я обманываю… Я бы не дошла это этого этапа. Я бы даже не догадалась, как собрать пульт управления.       Прячу рюкзак за одним из самых больших камней и принимаюсь за работу. Я перебираю мелкие камни, заглядываю в образовавшиеся расщелины, в узкие и темные промежутки приходится залазить рукой. Боюсь наткнуться на что-то неприятное и опасное, но не нахожу ничего. Вообще ничего. Чувствую, как где-то на краю сознания вспыхивает отчаяние. Я трясу головой. И продолжаю работать еще усерднее.       К закату ко всем моим травмам добавляются нагрубания на здоровой ладони, которые очень скоро превратятся в мозоли. Хоть правая рука уже почти на болит, я все же стараюсь сильно ее не нагружать.       Я перебрала почти все небольшие камни у основания завода. Пора переходить к глыбам средних размеров.       Это гораздо тяжелее. Приходится помогать себе раненной рукой. Из-за этого повязка очень скоро приходит в негодность. Отвлекаюсь на то, чтобы сменить ее и перекусить. Пропитанных медицинским раствором салфеток остается все меньше. Хватит еще на пару раз. Что делать дальше я не знаю.       Стараюсь работать аккуратнее. Помогаю себе локтями. Затем догадываюсь использовать шнурок, которым завязывала паутинку. Очень боюсь его порвать, но способа лучше придумать не выходит. Кое-где подкапываю землю ножом.       С каждой минутой все заметнее вечереет. Сумерки наступают плавно, но неумолимо. А я до сих пор ничего не нашла.       За скрежетом камней далеко не сразу слышу посторонние звуки. Не сразу слышу чьи-то далекие, но тяжелые шаги. Мне везет. Когда я понимаю, что что-то не так, в моих руках нож.       Я холодею, когда вижу между деревьев чью-то тень. Слишком маленькую тень для такого шума. Я пытаюсь занять более удобное положение, и при этом не шуметь. Выходит плохо. Меня захлестывает смесь страха и адреналина. Я почти не дышу. Я жду.       От джунглей отделяется худая женская фигура. Я отчаянно не хочу драться, но выбора нет. Девушка приближается.       Судя по всему, она тоже далеко не сразу меня замечает, потому что в какой-то момент испуганно дергается. Я как могу напрягаю зрение. Стараюсь не отводить взгляд. Хочу предугадать ее выпад. Перехватываю нож поудобнее. Рука потеет слишком сильно. Я боюсь.       А затем все происходит очень быстро. Я слышу громкий хруст, и девушка начинает двигаться быстрее. Но она бежит не на меня, она бежит обратно в джунгли. Похоже она ранена. Ее левая нога подгибается. Видимо именно поэтому она издавала такой шум. И именно поэтому не услышала меня за своими собственными шагами.       Я даже не думаю бросаться в погоню. Я нахожусь в полном оцепенении. Я рада, что удалось избежать схватки, но в тоже время очень напугана тем, что здесь небезопасно.       Чтобы хоть как-то прийти в себя, я опускаюсь на камни над которыми работала. Я не могу выпустить нож из дрожащих рук. Вдруг девушка вернется? Но в тоже время боюсь пораниться. Первый страх оказывается гораздо сильнее, поэтому просто держу его подальше от лица. Я сижу так довольно долго, но вокруг тишина. Никто не возвращается. Мне хочется плакать, и я даже не пытаюсь себя останавливать.       Мне страшно. Мне одиноко. Я злюсь. Я хочу кричать. Я рыдаю, прижав рукав к лицу, а затем вдруг встаю на ноги и начинаю ходить туда-сюда. Чертовы камни! Чертовы Игры! Ненавижу их всех!       Мне хочется куда-то выплеснуть свою ярость. Я со злости, со всей силы пинаю ближайший камень. И вдруг начинаю хохотать. Он сдвигается лишь на сантиметр, но этого оказывается достаточно для того, чтобы заметить нечто блестящее. Край белой коробки виден даже в плотных сумерках.       Я падаю на колени и начинаю копать.