«Там, в конце туннеля будет лучезарный свет. Который ты ждала. Который так отчаянно искала».
Нежная старинная мелодия, словно вот-вот играющая из-под пластинки, негромко звучала на территории особняка, придавая работе садовода, крутившегося с острыми ножницами и лейкой в руке, больше художественности в ухаживании за цветами, изящными кустами, что так сильно манили взор. В этот момент Соджун поедал свой завтрак из охранной каморки и радостно посмеивался над чересчур романтичным стариком, который на ходу здоровался с растениями, когда-то назвав их определенным именами. Его рабочий день начинается именно с этой прекрасной иллюстрации, которую, по всей видимости, решили нагло нарушить. — Что я тебе плохого сделала? — уныло промолвила девушка, совершенно не поспевая за мужем, который бодро шагал, крепко сжимая скреплённые руки. — Пощади бедную рабыню! Пребывая где-то между сонной прострации царство Морфей и жестокой жизнью, Мэйли широко зевнула, ощущая в животе невыносимо голодающую пустоту. Она чувствовала, как болезненно вибрировал мозг, как по тонким сосудам на висках пульсировала кровь. Ей стало мгновенно жарко от греющего дотла солнца, хоть и, на минуточку, была одета в длинной футболке парня, перекрывающей спортивные шорты пыльно-розового цвета. — О пощаде молить будешь ночью, а сейчас разминка в саду, — Чонгук глянул через плечо и улыбнулся, увидев кислую мину девушки, что выпучила нижнюю губы и периодически громко зевала. — А, и всё? — Мэйли приподняла брови, с надеждой смотря в широкую спину. — Тогда я согласна! — Какая смешная, а бегать за тебя кто будет? — прежде более ли менее радостное лицо вновь приняло угрюмость, усталость и вселенскую боль. Девушка опустила голову и плечи, всем сердцем желая вернуться в теплую кроватку. — Айщ, ну, пожалуйста, только не бегать! — запрыгнув на спину мужа, она обхватила руками шею, а ногами торс, невольно принюхиваясь к душераздирающему аромату духов, создающих вуаль наслаждения. Поводя кончиком носа по шее около любимой родинки, она соблазнительно сглотнула, ощущая восхитительные нотки фиалки и груши. — Я же тебя так люблю! — Не, малыш, сегодня твои уловки не пройдут, — отрицательно махнув головой, Чон с тяжким усилием спустил Мэй на землю, что прилипла, подобно маленькой коале. Прелестнейший сад хранит в себе волшебное свойство очаровывать каждого, кто наступит на загазованную траву, лицезрея непередаваемую ни одним словом живность природы. Дорожка в виде различных цветов окутывала всю территорию, придавая серой палитре капли сочных оттенков, посреди сада находится небольшой фонтан, издающий характерные приливающие и журчавшие звуки воды, а прямо на этот обзор стояли три скамьи черного цвета из железа, где чаще всего просиживала госпожа Чон, дабы отдохнуть от всей суеты, прибыв в упоение и умиротворение со своими мыслями. — Гукки, а ты мне сделаешь тут гамак? — уголки её рта приподняты, а большие карие глаза заинтересованно хлопали ресницами, в надежде услышать положительный ответ, в котором она почему-то даже не сомневалась. Ведь он всё для неё сделает… — Это зависит от того, как ты порадуешь меня, — Чон лукаво ухмыльнулся, притянув девушку ближе. — И болтайте меньше, ученица. Вы сегодня опоздали на мой урок. — Извините, сонсенним, это был последний раз, — широко разведя руки, подобно арестованной преступнице, Мэй артистично состроила испуганное и невинное личико. Встав напротив девушки, Гук начал показывать базовые движения, не отводя ни на секунду изучающего взгляда от изгибов стройного тела, чем вводил её в пунцовую краску. Кажется, теперь она пожалела, что надела излишне короткую форму, ибо сердце от смущения пробивала позывные удары, заставляя огонь внутри пылать искрами. Непросто вытерпеть самодовольную ухмылку на лице парня, что намеренно проводит кончиком языка по нижней губе и соблазнительно потягивается, открывая вид на подкаченные участки тела, до которых появляется безумнейшее желание дотронуться. — Всё, я так не могу! — не выдержав удушающей борьбы, Мэй выпрямляется, складывая руки у груди. — Хватит так делать! — Как делать? О чём ты? — Чонгук как ни в чём ни бывало удивляется, продолжая вести игру в свою пользу. — Не нужно притворяться! Я не могу сосредоточиться, когда на меня так пристально смотрят. Просила же не делать этого, — Мэй наконец-таки спокойно выдыхает, ощущая, как жар в теле постепенно проходит, сменяясь на прежнюю температуру. — Иди ко мне, — разворачивает к себе спиной, нежно касаясь утончённой талии. Она от неожиданности вздрагивает, сжимая непослушные руки в кулак, что норовят дать ответную реакцию на ласку. — Мы столько всего прошли, а ты по сей день смущаешься, как в первый раз, когда я встретил тебя в том уютном кафе со стопкой папок. Быть может, рядом со мной тебе неуютно? Тишина. Сглатывает накопившуюся слюну, едва краем глаза замечая напряжённость парня, который на мгновение забывает о разминке. — Офигела? — Чон тыкает пальцем в бок Мэй, что, чертыхнувшись, заливается смехом, из-за боязни щекотки. — Ты не должна была даже задумываться! — Ха-ха, сам виноват, зачем такой абсурдный вопрос задаешь? — звонко расхохотавшись, она обессиленно падает коленками на пол, после касаясь спиной колючей травы. Чонгук садится на Мэйли и, забираясь пальцами под задравшуюся футболку, продолжает безостановочно щекотать. Беззаботная пара каталась в объятиях по теплой траве, совершенно не замечая, как из-за высоких окон за ними наблюдает женщина, что сжимала в руках плотные полотна штор, прищурившись. Не давая себе отчета, та отчуждённо засмотрелась на интересную сценку, где Чон распускает волосы жены и кидает резинку куда-то в сторону, после растормошив их так, словно ранее они были задействованы реакцией электрического тока. — Йа-а! Что ты сделал с моими волосиками? И где моя резинка?! Ну-ка иди сюда, подлец, — из приоткрытого окна дул приятный ветерок. Госпожа Чон поправляет гардину и, отрицательно махнув головой, восторгается ребячливым поступкам. Шагнув в сторону двери дочери, та простукивает три раза, и только, когда слышит утвердительный ответ, заходит, замечая полный мрак с беспорядком, среди которого как раз-таки валялась на небрежной кровати Еин. — Доброе утро, — когда занавески широко распахнулись, в комнату просочился озорной лучик света, что в долю секунду заставил девочку поморщиться. — Мхм, — шмыгнув беспечно носом, она откидывает мобильник на подушку, наблюдая за тем, как родитель придирчиво оглядывает нескромную обитель. — Дочь, повторять я не люблю, прибирай за собой вовремя, чтобы остальным было приятно заходить сюда, — госпожа Чон отряхивает приталенный жакет фарфорового цвета и присаживается на бархатный пуфик у косметического стола. — Прежде чем поесть, не забудь принять витамины, которые я для тебя заказала. После школы сходишь на дополнительные занятия, а абонемент на пилатес куплен на месяц. Если понравится у них, то продлишь время. — Спасибо. Ма-ам… — Еин кусает заветревшиеся губы и сминает край одеяла, сквозь ресницы глядя на внимательную женщину, что стучит небольшим каблуком по ковру. Пытается как-то подобрать дорожку к упрямому характеру матери, дабы услышать всё же желанные слова, — можно, я сегодня с девочками схожу погулять? — Куда и с кем? — тотчас задается вопросом, приподняв нос к верху. — С Шухуа и Вики в Инсадон, — школьница запрокидывает одеяло, надевая на ноги пушистые тапочки. Госпожа Чон теребит лихорадочно кольцо с бриллиантом, прокручивая какие-то витающие мысли, создавая логическую цепь суждения. — Нет, — строго выдав, женщина поднимается, шагая к двери. Прекрасно знает, что дочь со скрежетом сжимает зубы, впиваясь ногтями в кожу и решаясь задать один мучающий вопрос, поэтому останавливается. — Школа, дополнительные и пилатес. Ехать примерно полтора часа, не считая пробок. Так, во сколько ты собираешься возвратиться домой? — Ну, вернусь я немного поздно. Разве мне не позволено один раз в жизни отдохнуть? — дотошно вздохнув, Еин закатывает глаза. — Как обычно. — То есть, хочешь сказать, что мало уделяешь времени прогулке с друзьями, между прочим, которые имеют не особо приличное воспитания, но я пока об этом усердно помалкиваю, — женщина вздергивает бровь. — Прежде чем просить, нужно взамен что-то отдавать. Вместо того, чтобы бесконечно жаловаться, оглянись вокруг получше. Забудь. Прошел момент, когда я исполняла каждую твою прихоть. — просверлив взором несколько секунд расстроенную девочку, та о чем-то подумывает, но мысли не озвучивает. — Долго не засиживайся, твой любимый завтрак будет готов с минуты на минуту. Покалывающее сердце с презрительной болью вдалбливалось в рёбра, скручивая внутри все наизнанку. От неприятной липкости, девушка потирает медленно стекающий пот футболкой, на которой сразу виднеются следы. Неожиданная жажда одолеть дистанцию и принципиально вытерпеть всю таившуюся боль заставляет забыть о жалости к себе. Образовавшийся привкус крови во рту вызывает тошноту, которую она пытается коим образом заглотать. Но не может. Обессиленно, не по своей воле падает острыми коленками на асфальт, пытаясь перевести дух. Подле неё мир замирает. Предметы приобретают противоестественную окраску и двоятся, стук сердца прорезает уши напоминая омерзительный звук вилки, кончиком которой проводят по блюдцу. — Блять, Мэй! Что с тобой? — Чонгук подхватывает истощённую девушку, сажая на скамейку поблизости. Убирает назад запутавшиеся волосы и нежно проводит большим пальцем по покрасневшей до одури щеке. Начинает изрядно нервничать, когда та не отвечает на его вопросы. — Онемела что ли? Мэй! — Голова кружится, — тихо щебечет, прикладывая голову к плечу мужа. — Хочу воды. Без всяких слов Чонгук приковывает её в крепкие объятия, давая время для отдыха. Ласковое прикосновение, поглаживание по голове всегда с трепетом успокаивали будь то в волнительные иль пугающие ситуации. Как хорошо иногда просто молчать, слушая едва вьющийся ветер, и не поддаваться излишнему беспокойству, что больше докучает, чем проявляет заботу. — Я переутомилась из-за того, что кое-кто не дал мне подкрепиться, — заурчавший живот принуждает встрепенуться тех, кто с теплом греются в чутких объятиях. — Ну, не перед бегом же, — цокнув, он усмехается, целуя девушку в лоб. — Ладно, думаю, нам нужно начинать с малого к большему. Мэйли вдруг досадно охает, ногтем рисуя по ногам какие-то узоры, что отпечатывались красным следом. — Почему ты меня любишь? — смотрит исподлобья, а затем печально опускает голову, больно кусая губы. С трудом проглотила вставший в горле ком, собираясь с мыслью. — Я вообще бесполезна в этой жизни. У меня ничего не получается, постоянно всем всё порчу, не могу даже нормально заводить разговор, потому и приходится молчать. Что уж говорить, даже элементарно побегать не могу. Во мне нет ничего хорошо, и понимаю это, но всё равно не пытаюсь что-то исправить… — А ещё ты ленивая, сентиментальная и, разумеется, наивная, — подтверждает Чонгук наблюдая за тем, как пальцы Мэйли всё никак не прибудут в упоение терзая покрасневшую кожу. — Ты постоянно треплешь нервы чересчур глупыми поступками, постоянно заставляешь поучать, злиться, больше переживать. Когда сижу с друзьями, на работе, либо где-то в другом месте, я всё думаю, не натворила ли маленькое чудо дел, которые придётся долго разгребать. И знаешь, если бы не ты, то кто тогда бы на свидании опрокинул на себя шоколадный торт? Кто тогда бы бегал за мной и говорил, что знает хорошую, но дешевую забегаловку, где готовит её тётя? В конце концов, вспомни мазь от попы. От излишне уютных воспоминаний, пролетающих киноплёнкой перед глазами, на её душе стало тепло и грустно одновременно. Время не вернёшь никогда. Оно всё бежит длинную дистанцию, концу которой вовсе нет, и не даёт возможности вкусить суть жизни. В такие моменты люди понимают, что необходимо ценить каждую секунду, проведенную с близкими, ведь потом уныло поминать будет поздно. — И ты небесполезная. Разве кто-то сможет так отменно сделать мне массаж, м? — юноша приподнял подбородок девушки, пальцами скользя по мягкой щеке и всматриваясь в столь родные черты лица, впившиеся в сознание глубоко и надолго. Касается подушечками пальцев покусанных губ и медленно тянется своими, ощущая её небольшую скованность, хоть и старается робко выпрямиться, поддаваясь навстречу дразнящим ласкам. Несколько миллиметров отделяют их от прикосновения губ, лишь рваные дыхания встречаются друг с другом, сливаясь в единое целое. Чонгук с победной ухмылкой смотрит на сомкнувшиеся ресницы и сжатые руки, что обеспокоенно тянутся к нему. — Я люблю тебя, — Мэй обвила руками его шею, неприметное касание губ тут же переросло в полноценный затяжной поцелуй. — Среди бело дня извращают природу, — из бездонной эйфории их вытолкнул ворчливый голос бабушки, что монотонно стучала тростью по выглаженному асфальту, издавая такой необычайно пульсирующий звук. Вопреки пожилому возрасту, она довольно-таки хорошо ухаживала за собой судя по волосам, где не было места седине, на сморщенных глазах едва виднеются отблески теней, а морщинистые губы окрашены в гранатовый оттенок. — Дожили! Теперь на улице нормально не подышишь свежим воздухом. Оскверняют священные места. Нехотя отпрянув друг от друга, парочка кинула взор вслед уходящей бабушке, что молвила себе под нос скрипучие слова, то ли чтобы донести им, то ли поддерживая разговор со своим «Я».***
Впервые Мэй уяснила, что реклама в действительности одна из умнейших вещей, придуманных человечеством, в знак нескольких минут паузы и отдыха от головокружительного, но душераздирающего сериала, доводящего её до сумрачной печали и потока нескончаемых слёз. Кажись, было плохой идеей ремонтировать комнату в особняке под зал для кино, ведь оттуда нынче так сложновато выбраться, когда киноиндустрия выпускает столь занимательные сюжеты. По правде говоря, она не понимала такой траты денег. Зачем? Придёт тот день, когда особняк опустеет, оставляя лишь привычный запах любимых. Будут ли госпожа и господин Чон вместе смотреть кино, зная их усердность в работе? Хотя, если и рассуждать, то вряд ли Еин так рано уйдет из родительского дома в путь самостоятельности. Скорее покинет лишь тогда, когда выйдет замуж, а этого ждать ещё подолгу. К слову, тут вытекает вопрос, на который ответ взаправду сложно найти. Прежде они с Гуком общались на тему собственного жилья, но так и не пришли к чему-то положительному, ведь девушка сомнительно, больше подозрительно относится к покупке особняка по своему страху оставаться одной среди богатых и тихих районов, где убьёшь — не услышат. Она мечтала об обычной квартире в высотных домах на облачный вид города, где, по крайней мере, имеются соседи, внушающие доверие своим существованием. Не спеша топчась босыми ногами по скользкой лестнице, Мэй шуршала упаковкой мармелада, подобно зависимой пробуя таящую сладость нескончаемо долго, дабы оттянуть этот незабываемый момент подольше. Поскольку образовавшееся послевкусие сахара портило усладу, словно заполняя желудок по не хочу, она держала прямой путь за ледяным стаканом воды. — Айгу-у, посмотри, как они мило смотрятся, — возле ажурного столба небесно-голубого цвета негаданно донеслось глухое пищание, заставившее остановиться и прильнуть особым вниманием. Две служанки стояли под балконом, спрятавшись с обеих сторон за небольшим высоким столбом, и делали щелчки фотографий, совсем не примечая включённую вспышку. — Какой же он секси-бой, — расплывшись, проговорила вторая, затуманено кусая прядь волос. — Интересно, — кусочки мармелада внезапно выпали с рук, рассыпаясь на ступеньку. Мэй досадно застонала, скоропостижно собирая всё в пакетик, при этом не отрывая поглощенного взора с Тэхена, разговорившего по телефону. Столь омерзительная Ирон невзначай касалась его шеи, воротника, и прочих мест, малость нагибалась, интимно шепча извинения, в то время, как старший пытался уловить ход мыслей партнёра. Облизнув липкий палец, Мэй протирает его об одежду и откладывает лакомство на столик с вазой, инстинктивно шагая к радостной девушке, дабы стереть с самодовольного лица явную улыбку. Ноги норовились в один миг прямиком сменить путь на сто девяносто градусов, потому что отношения её со старшим братом мужа были натянуты и напряжены. Не объяснить то чувство, что хранится в сердце девушки при мимолетном приветствии. Правильно ли это? Поневоле в ней закладывается сомнения в своих же действиях. Тысячу мыслей за одну секунду бурлят в крови, будто она лишается чести. Задирает голову вверх, сливаясь в облик свекрови, приобретая изрядно серьёзную отвагу. — Кхм, ты можешь идти, — ткнув осторожно указательным пальцем в спину служанки, проговорила Мэй, сосредоточенно улавливая её реакцию. — У тебя некрасивый узел получился. Тэхён окинул её недоуменно спокойным взглядом, внимательно прислушиваясь к партнёру по бизнесу, что оперативно тараторил в экран мобильника. Ирон со скрежетом сжала зубы, возмущенно опуская брови. Неохотно отступив, та усмехнулась, после чего с халатностью кивнула и удалилась, конечно же, наперекор игриво виляя бёдрами. Редкая парфюмерная композиция, напоминающая мягкие аккорды сладкого, но в тоже время чего-то массивного, назойливо ударяется в нос, постепенно просыпая сильное головокружения. Прочистив горло, смущенно распускает неопрятно завязанный галстук, мастерски переделывая, как это видит. Смакует губы, не решаясь поднять ресницы к верху. На несколько долгих секунд ей привиделось, что она находилась в вакууме, где внутренняя оболочка остановила движения напрочь, учащая какой-то непонятный стук, больно прорезающий уши. И он с силой куда-то давил настолько сильно, что сжатая ткань с горем пополам образовалась мятую поверхность. Лишь внешний голос вывел от кошмарного ужаса, не успевая понять происходящее. — А… — замотав головой, Мэй смотрит на опешившего Тэхёна, который давно закончил разговор и схватил её за плечи, всматриваясь в зрачки. — Ты не здорова? — осторожно спрашивает, облизывая едва заметным кончиком языка пересохшие губы. — Всё в порядке, просто я решила переделать твой галстук на гораздо красивее, — учуяв в очередной раз этот неприятный, в основном удушающий запах одеколона, не приходящийся по душе, Мэй с неловкостью отходит, стараясь не принюхиваться. — Прости, если отвлекла. — За помощь не извиняются, — Тэхён с усмешкой подмигивает, ощущая витавшее в воздухе напряжение, и ему это подавно не нравится. — Спасибо за чудесный галстук, мне обычно делают стандартные. Сошедшийся разговор на пустое нет дал плоды, поскольку в кошмарном молчании было слышно тиканье наручных часов, отбивающих четкий ритм. Сославшись на излишнюю занятость парня напротив, Мэй удаляется вон, держа веселый путь на кухню, откуда уже исходит изумительный запах жаренного стейка. В изрядно большом помещении крутились несколько человек, нарезающих овощи, моющих посуду и готовящих прочую еду во главе с мисс Квон. В принципе, это одна из причин, почему Мэй редко радует всех своей стряпнёй. Ей по душе одиночество, в котором она влюблённо готовит любимую еду, придумывая различные техники на фоне сериала, либо музыки, под которую она часто отплясывает. Посторонние взгляды, звуки, и досадные вздохи убивают всякое желание творить. И ведь Мэй немаленькая, понимает, что мисс Квон чувствует себя на кухне хозяйкой, которая не предпочитает остальных лидеров, что без всякой её воли решают самостоятельно трогать те или иные приборы. Открыв с характерным «чпоком» бутылку, она дотронулась губами до краев узкого горлышка, с наслаждением отпивая глотки лимонного сока. — Эй, ты, как тебя там! Послышался звук закрывшейся входной двери, осторожный топот звонких каблуков, и из темноты возник знакомый силуэт девушки, что держала в руках непонятное взору количество массивных пакетов, где, по всей вероятности, были новые покупки одежды, никогда не повторяющейся на стройном теле. Мэйли с неким волнением обернулась, удовлетворяясь, что данные слова пришлись не по её адресу, что и оказалось правдой. — Ну что ты там встала?! Отнеси в комнату давай, — Наён раздражённо пихает тяжелые пакеты служанке, что слонялась удачно по первому этажу. К изумлению, простое чёрное платье выше колен смотрелось на девушке прелестнее вычурных нарядов, искрящихся блёстками и прочими декоративными аксессуарами. — Плохое настроение? — Ужасное, — Наён оскалилась, потирая шею. — Разбила вторую машину Тэ. А всё из-за его постоянного ворчания, я ведь никогда прежде даже штрафа не была удостоена. Узнает — убьёт, ведь она у него новая, — девушка провела пальцем по пухлым губам темного алого оттенка помады, задумчиво перебирая варианты. — В Сеуле такую марку не купишь. Только если отвлечь сильно его, ожидая доставки с Швейцарии. Айщ, сложно! — А сильно разбилась? Починить никак? — после уверенных слов о покупке нового автомобиля, когда под боком много других, Мэй недоуменно оскалилась транжирству дамы напротив, что безоговорочно бросается деньгами. — Лобовое стекло треснуло, разбились нешуточно фары и с колёсами что-то. Два часа стояла, пока оформят всё, так устала, — утомлённо проведя рукой по собранным в высокий хвост волосам, Наён зашипела, едва касаясь поцарапанного запястье. — Ладно, я пойду отдохну. Вы когда-нибудь задумывались, какое место занимаете в жизни? Приносите ли окружающим пользу? Интересно ли будет в будущем читать постаревшую и пожелтевшую книгу, пахнувшей теми воспоминаниями, о которых хотелось бы не забывать, читая с радостными слезами на глазах? Или вы один из тех непритязательных типов, что не поддаются никакой литературе, надежде и божеству, оставляя всё на самотёк? Если последнее заставило сердце больно застучать, то необходимо задуматься. Чтобы не жалеть. Как Мэйли. Она никогда не стремилась к каким-то возвышенным мечтам, целям. Приземленность и реалистичность портят весь пейзаж своей серостью, угрюмостью, характером. А почему? Помнится, когда она начала встречаться с Чонгуком, первое, что ему сказала:«Если разлюбишь, скажи. Не обманывай». Всем нутром недолюбливает до кончиков ногтей боль, что переносит неимоверно дурно, впадая в глубочайшую депрессию. Вот и старается не выходить из зоны комфорта, не пробовать что-то новое, дабы не ощущать отчаяние со смятением. Однако, всегда так не бывает. И осознала она это давно, но горделиво не хотела признавать слова мужа, что уверял её учиться, пробовать и порывисто мчаться к огромным возможностям. И она хочет чего-то. Но пока не знает. Крутящиеся в стопке непочатых дел, проблем и радостей окружающие всего-навсего начинали досаждать своим присутствием, проявляя в Мэйли ощущение безделье, которое, подавно, раньше ей доставляло удовольствие гораздо больше, чем сейчас. И она со странным ощущением поднимается обратно в кинозал, где будет о чем-то грезить, долго думая.***
Прости, я была не права. Я так устала. Помоги мне, прошу… Одно сообщение воспламеняет в груди незнакомые, скорее приводящие к волнению чувство. Сжимая кулак, парень сердито вздохнул то ли провокации, то ли действительно правде. Сколько раз он искренне старался встать на её место, чтобы наконец-таки понять глупые действия, да не мог. Прокрадывающаяся мысль оставить всё это и продолжить работу не давала покоя, раз незамедлительно взял ключи и удалился по указанному адресу, пришедшему через десять минут. Входную дверь открывает пожилая женщина. Что-то показывает руками, а после стукнув себя по лбу, достаёт блокнот и судорожно черкает ручкой, где черным по белому написано: «Здравствуйте, я домработница. Пройдемте за мной». Тихо, мрачно, и только раздаются сдавленные всхлипы. Тысяча мелких осколков рассыпались повсюду, грязная земля из горшка оставила след на скользком полу, а различные подушки не имели четких грань. Все разрушено дотла. Умиротворенно сидящая девушка, поджала под себя ноги, прокручивая в руках широкий бокал красного вина, строя из себя вид, словно всё, что сейчас происходит в порядке вещей, несмотря на потекшую тушь, покусанные губы, порезанную случайно руку. — Что тут произошло? — Чонгук догадывался на девяносто процентов, но из приличия решил задать вопрос, дабы узнать всё в подробностях. Присаживается на корточки, и наклоняет голову ближе к ней, чтобы развидеть буквально убитую всем девушку. На её щеке красуется красноватого цвета синяк, малость расцарапанный и едва заметной каплей крови. — Он в очередной раз так поступил со мной. Невыносимо больно ударил. И ушел, — её голос дрожал, хотя она изо всех сил надеялась, чтобы он звучал спокойно и ровно. Вновь пускается в усладу боли и рыдает, ударяя бокал куда-то дальше. — Не плачь из-за такого мудака, — цокнув, Чонгук притягивает Нуру ближе к себе, приобнимая за плечи. Успокаивающе медленно проводит рукой по спине и шепчет поддерживающие слова в ушко. Когда судорожное дыхание сменилось на размеренное, а слова стали внятнее, парень разорвал их так называемое объятие. — Завтра будет лучше. Этот ублюдок не стоит жизни, чтобы ты так отчаянно горевала. Нура потирает больной висок, где опухли вены и отрешенно поднимает взор, разглядывая давно чужие глаза, родинку у губ, и шрамик, что так отличал его от других. Она снова ошиблась. И будет ошибаться. — Тебе нет понять, Гук, — истерически усмехается и заводить выбившуюся прядь надоедливых волос за спину. Шмыгает носом и сдерживает ядовитый крик, благодаря которому хочется сорвать голос. — Я люблю его. Очень сильно. Ослепленная слабостью, призмой любви и красок, окутывает себя копной проблем, не приносящих с каждым разом пользы в виде небольшого урока, вывода, что идёт после каждой усердной работы. Дальше определенно не станет лучше, лишь из-за нескольких жалких слов. Пока человек не поймет, что его дорога осквернена ложью, поражена теми, кто кидает в личико камни и озорно улыбается, ничего совершенно не изменится. Никогда. Нура толком не знает в каком именно состоянии написала Чонгуку. Да и отчего? Детские отношения были давно прерваны, оставляя след воспоминания выжженной татуировкой в памяти, куда возвращаться уже нет потребности, а место второй половинки кому-то, к счастью, а кому-то, к сожалению, занято. — Есть такой тип людей, что с годами не меняются. От слова "совсем", — Чонгук проводит большим пальцем по щеке девушке и усмехается, когда она невольно опускает веки. — И что бы ты не делал, они будут упёрто стоять на своём, ссылаясь на то, что много знают, а остальные мимо проходящие занозы, не прошедшие тяжкий путь. Так вот ты такая же, Нура. Точно такая же, дура. Чонгук со вздохом встаёт, отряхивая пыль с чёрных брюк. Смотрит сверху вниз на жалкое создание, в глазах которых отголоски слёз, презрения, веры и лжи. — Взрослей скорее.***
Незнакомая неприязнь к каждому шороху донимала настолько, что можно было бить в колокол азбукой Морзе в знак спасения своей же жизни. Бедная служанка, попавшаяся под горячую руку, ненароком удивилась чрезмерно гулкому вздыханию и шипению девушки, что опустила угрюмо брови, отражая сердитость и злость. Сейчас девушке хотелось разбить то сверкающее и чисто отмытое зеркало, над которым она пыхтела час, дабы не оставить ни одного развода от тряпки. А всё напыщенные люди вокруг, что словно специально беспокоили своим чрезмерным существованием, неприятным лицом и голосом, которого слышать не хотелось Что-то в ней поменялось, и она чувствует, но не может осознать. Или пытается играть в актрису? Сгоревшая надежда на лучшее, как маленький бутон цветка расцветает, побуждая искренне надеяться. И она этого не хочет. Очень сильно не хочет. Знает, что результата не будет, но поднимается босыми ногами, не найдя махровые тапочки, и шагает к шкафу. Так отдаленно, через силу тянется к золотистому сундучку, не решаясь отворить. Может, не нужно разочаровываться? Кусает язык, всё же достав оттуда последнюю упаковку. Последнюю надежду на хорошее будущее. Ранее в ванной комнате Мэй всегда было уютно находиться. Тепло фиолетового и бежевого цветов грело душу, но сейчас ей даже милая детская утка не помогает, что всегда улыбается и плавает на воде. Холод пробирается дрожью во всё тело, отдаваясь импульсами в сердце, что рьяно бьётся от невиданного страха. — Это просто тест, — неуверенно шепчет себе под нос, пытаясь мысленно успокоиться и прямо на месте от безысходности не зарыдать. Почему ей кажется, что всё будет плохо? Была бы её воля, Мэй побежала бы за помощью к госпоже Чон. Да. К ней. Почему-то сейчас она так нуждается в её совете. Не хватает смелости позвонить маме, так как будет плакать от родного голоса, по которому скучает безумно сильно. Однако в такие нужные нам секунды, рядом никого, кому можно доверять. Потирает рукой шею, сглотнув накопившуюся слюну. Ком в горле блокирует ей возможность спокойно дышать полной грудью из-за чего становится тяжелее. Несмотря на то, что применение теста на беременность знает наизусть, всё же вчитывается в каждое слово, дабы не пропустить ни одну запятую, которая может изменить весь контекст написанного. Спустя несколько минут, закрытыми глазами кладет тест на мраморный столик на против зеркала. Тянется чертовски ледяными руками, но тут же отдёргивает, словно обжигаясь о кипяток. Боится. Унять бы дрожь холодных губ. Трусость вот-вот даёт вверх, раз она пристально смотрит на мусорное ведро. Надо сделать это. Главное, не сломаться. — Будь что будет. Ничего уже не изменить, — уповая на Всевышнего, Мэйли досадно вздыхает, разворачивая этот тест. Так медленно скатывающиеся градом слёзы щекочут кожу, выливая наружу все мучительные чувства, которые были закрыты на замок глубоко в сердце. Испытывать каждый день на пролёт удушение, когда видишь маленького ребёнка в действительности сложно, ведь он мог быть у неё тоже. Как бывает сложно совладать с собой, собраться с силами и ответить на все выплывшие вопросы. Как бывает сложно побороть зло внутри, дабы раскрыть истинные ощущения, ведущие цветочной дорогой к раю. Мэйли обессиленно падает на колени, срывая с уст громкий плачь сердца, что неохотно сжималось, терпело и преданно ждало чудо… Сквозь пелену слёз она смотрела на использованный тест. Смешанные чувства оковами охватили ноги, не давая выбраться из страшной бури. Она так этого ждала. Так хотела увидеть. Две полоски.