«Одним нужна любовь и чувства. Другим же чувства без любви и боль»
Открываю глаза и сразу же упираюсь взглядом в потолок. Такой серый и мрачный, предрасполагающий к тоске. С середины свисает два провода, но только на одном удерживалась лампочка, отважно взявшая на себя обязанность освещать всю комнату. Приподнимаюсь на локтях и сразу же падаю на бок, свернувшись калачиком. Мне словно ударили ножом вниз живота и несколько раз прокрутили внутри. Эта боль не позволяла выпрямиться, стихая лишь тогда, когда я максимально прижимала колени к груди. «Господи, почему так больно?» — конечно же, понимаю, что это последствия вчерашнего дня. Или это было позавчера?.. Ну вот, я уже теряю ход времени. Делаю глубокий вдох и выпрямляюсь, со слезами на глазах терплю острую боль в мышцах. Я точно больше не выдержу подобного насилия. Встаю на ноги и выгибаю спину, корчась от тех же болевых ощущений. Понимаю, что на мне только джинсы. Наверное, я их одела после принятия ванны, хотя даже не помню, чтобы вылезала из воды. Только как разбила стекло о стену и ревела. Долго, до давящей боли в висках. Вдруг слышу шаги за дверью. Сердце участило ход, а ноги стали подгибаться в коленях. Я закрываю рот рукой и сажусь на кровать, отползая к самой стене. Жаль, что не могу просто всосаться в нее. «Твою мать, кого еще принесло по мою душу?» — огромными глазами наблюдаю за отворяющейся дверью, вдавливаясь спиной в стену. Как же я сейчас мечтаю пройти сквозь нее или хотя бы слиться с поверхностью. Моему ужасу нет предела, когда вижу Джеффа. От одного его лица хочется кричать во все горло, но я держу себя в руках, не позволяя себе даже пискнуть. Он смотрит прямо на меня своими большими безумными глазами и одновременно с этим подходит ближе. Кажется, в его руке какие-то тряпки. — Сара, Сара, Сара, — Вудс спускается ближе ко мне, так что между нашими лицами остается каких-то пятнадцать сантиметров, — неважно выглядишь, дорогуша, — да что ты? Спасибо, что заметил! — Я принес тебе кое-какие вещи, чтобы ты переоделась… Думаю, тебе они сейчас будут очень кстати, — он протянул мне какую-то одежку, позволяя взять. — С-спасибо, — через силу выдавливаю из себя и рукой прикрываю грудь, когда вижу, как убийца пялится на нее. — Я переоденусь… — да он что, намеков не понимает? — мог бы ты м-меня… покинуть ненадолго, — а лучше — навсегда. Еще несколько секунд он молча смотрит мне в лицо, словно заметил что-то новое для себя. Чуть прищуривается, поднимая взгляд уже к моим глазам. Мне не нравится то, как он смотрит на меня. Как хищник на добычу. — Хорошо, — резко и как-то бодро отвечает, выпрямившись. — Жду тебя на кухне, Сара, — и выходит из комнаты. «Где? На кухне?!» — меня передернуло, когда вспоминаю, что там произошло. Там начались все мои мучения, которые после переросли в ужасную каждодневную пытку. Встаю на ноги, придерживая рукой живот, и раскладываю принесенную одежду на кровати. Какая-то юбка и старый свитер. Последнее, конечно, меня обрадовало, но вот юбка… да еще и какая-то короткая… Через пару минут уже кручусь перед потрескавшимся зеркалом. Рукава свитера слишком длинные, а юбка задирается от каждого движения ногой. То и дело спускаю ее ниже, чтобы она хоть задницу могла нормально прикрыть! Интересно, откуда у маньяков женские вещи?.. Стоп, неужто это одежда одной из… Нет, Сара, это не то, о чем ты подумала. Вспоминаю о наказе Вудса, потому уже выхожу за дверь и направляюсь на кухню. Путь туда еще помню, что даже как-то странно. На ходу осматриваю окружение коридора: стены голые, нет ни намека на то, что они когда-то были обклеены обоями; повсюду валяются камешки, кусочки пожелтевшей бумаги и покрытые ржавчиной консервные банки. Редко мне на пути встречались небольшие столики, несущие на себе картонные коробки и ящики с какими-то маленькими бутылочками. Наконец нахожу кухню и, пару секунд потоптавшись у стены, уверенно захожу в помещение. Джефф сидит за столом, что-то выливая себе на руку из бутылочки, после чего рваная рана на его конечности покрывается пеной. Это шипение я слышу даже отсюда. Такие же бутылочки, вроде, были и в тех ящиках. — Ну и чего ты встала? — подозрительно вежливо интересуется маньяк, даже не поднимая на меня голову. — А… ну я… — не могу ничего ответить, потому просто перебираю пальцами и кошусь куда-то в сторону. — Ты, Сара, конечно, просто красавица, но, — Вудс наконец обращает голову ко мне, — настолько тупая, что даже страшно предположить. Скажи мне, — он ставит склянку на стол и спускает рукав, — с какой мыслью ты шла сюда? — Джефф удобнее устраивается на стуле, теперь уже полностью отвлекшись на меня. — Ну, может… помочь или… — и правда, а зачем он потребовал моего прихода? Голова совсем не работает, и я делаю только незначительные предположения. — Задери юбку на пояс, — поднимаю голову, непонимающим взглядом уставившись на Джеффа. Он сейчас пошутил так или как-то меня проверяет? — Я неясно выразился? — Зач… — не успеваю договорить, как меня прерывает его грубый голос: — Задирай свою чертову юбку, маленькая сука, — чеканит каждое слово, почти рычит сквозь стиснутые зубы и сверлит меня раздраженным взглядом. На секунду задумываюсь о побеге, но сразу же отбрасываю эти мысли: Вудс, кажется, уже готов сорваться с места и задушить меня голыми руками, даже если я просто резко дернусь. Глаза наполняются слезами, и я часто моргаю, чтобы влага могла скатиться по щекам. Ноги охватывает пламенем, в них словно воткнулись сотни иголок. Часто дышу и продолжаю смотреть на Джеффа. Пытаюсь справиться с нарастающим страхом, но само присутствие убийцы не позволяет мне успокоиться. Он чуть наклоняет голову вбок, нахмурившись еще сильнее: — Мне помочь тебе с этим, Сара? — угрожающе шипит, нервно постукивая подушечками пальцев о поверхность стола. Я зажмуриваюсь и нехотя тяну подрагивающие руки к подолу юбки; медленно приподнимаю черную ткань и заправляю ее за широкий пояс. Не хочу знать, смотрит он или нет, потому держу глаза закрытыми. Трястись начало уже все тело, и я каждым сантиметром своего тела чувствую его взгляд. Он точно обжигает, заставляет все мое лицо покрыться румянцем. — А теперь сунь свои пальчики в белье и ласкай себя, — уже открыто плачу, содрогаясь от каждого рваного вдоха. Приоткрываю глаза и вижу, как маньяк для убедительности своих слов сжимает нож в руке. Чего он добивается? Хочет унизить меня по полной? Я его, может, огорчу, но за него это уже сделали. И все-таки Вудс настаивает, одним только взглядом прожигая душу. Запускаю руку в трусики, пальцами касаясь половых губ. Я боюсь его. Боюсь перечить Джеффу, этому окончательно свихнувшемуся психу. Кончиком пальца дохожу до влажной дырочки и медленно ввожу половину фаланги. Я вздрогнула и сдержанно проскулила, когда боль вновь напомнила о себе. Стараюсь не обращать на это внимания и продолжаю проталкивать в себя палец. Он плавно проскальзывает дальше, и тут я чуть ли не подпрыгиваю на месте, когда случайно задеваю особо болевую точку. Сдерживаю вскрик, закусив краешек губы, продолжаю двигать рукой и не хочу даже думать о том, что начинаю возбуждаться. — Достаточно, — слышу довольный голос убийцы и моментально убираю оттуда руку, корча нос от отвращения. — Но, Сара, почему ты сделала это? — он что, серьезно сейчас? Сам же сказал! Нет, приказал, по-другому никак. — Я видел, как ты покосилась на нож в руке. Тебе стало страшно? За свою черно-белую жизнь, да? — ничего не понимаю. Вудс только запутал меня своими вопросами. — Ты сам… — Закрой рот, я не разрешал тебе говорить, — рыкнул Джефф, вскочив со стула. — Ответь на последний вопрос: я красивый? — и тут я цепенею. Нет, здесь опять должен быть подвох, без него все было бы слишком просто. Но какой ответ будет удовлетворительным? Если вспомнить, что передо мной маньяк, то ему должно быть важно, чтобы его боялись. Может, он поэтому вырезал себе эту улыбку? Но если подумать с другой стороны и взять во внимание то, что Вудс — псих… Или почему он задает этот вопрос? Нет, я окончательно запуталась в своих догадках. «Ты урод, причем во всех смыслах», — конечно, не говорю это вслух. Вскидываю голову и вижу Джеффа прямо перед собой. Он смотрит на меня сверху вниз, и я только сейчас замечаю, что белки его глаз частично окрасились в красный, из-за чего меня передернуло еще сильнее. Это обезображенное лицо вызывает у меня легкие приступы рвоты, заставляет коленки затрястись от страха. Что он собирается делать? Словно услышав мои мысли, тот хватает меня за горло и больно сжимает, мгновенно перекрывая путь кислороду. Волочет к многострадальной тумбе, откидывает в нее и тут же заставляет повернуться к ней лицом. Мамочки, я забываю, как дышать, когда возбужденная плоть упирается мне в зад. — Нет, остановись, прошу! Я сделаю все, что скажешь, но только не это! — продолжение мне давно известно, почему уже предвкушаю последствия. — А ты и так сделаешь все, что я скажу, — грубо обрезает и заламывает одну руку за спиной, болезненно выворачивая. Вудс теснее вжимает меня в тумбу, так что опять ощущаю ноющую боль, и одним движением спускает с узких бедер черную ткань. Я метаюсь из стороны в сторону, надеясь сбежать; плачу навзрыд, задыхаясь в собственных слезах. Маньяк заставляет меня сильнее навалиться на столешницу, а уже после слышу, как коротко брякнула пряжка ремня и скрипнула ширинка. — Только не снова! Нет! — словно я кричу самой себе, ибо Джеффа не интересуют мои мольбы. Позволяю воздуху вырваться из легких, создавая крик, когда в меня рывком входят и сразу же начинают двигаться. Чуть ли не ломаю ногти о твердую поверхность и крепко зажмуриваюсь, роняя соленые слезы. Внизу живота будто завязался тугой узел из внутренностей, ощущение, словно что-то невидимое скручивало все изнутри, выворачивало наизнанку. Пытаюсь сжать стенки влагалища, но делаю хуже лишь себе. Все равно убийца продолжает с остервенением вколачиваться в обмякшее тело, совершенно не щадя. Чувствую резкий холод, когда он сильнее задрал юбку, заправляя ее подол за пояс. — И все же, сучка, ты мне ответишь: я красивый? — сильный шлепок по ягодице заставил сжать пальцы в кулаки так, что руки начали трястись от перенапряжения. Открываю рот в надежде выдавить из себя хоть слово, но не успеваю ничего сказать, как вновь хрипло вскрикиваю от еще одного шлепка по заднице. Кожа горела в том месте, где, вероятно, уже зиял алый след от его руки. У меня кружится голова, ужасно тошнит, хотя я даже не помню, когда в последний раз нормально питалась. Кашляю, давлюсь слюной и соприкасаюсь лбом с холодной поверхностью столешницы, но в знак протеста меня сразу же оттягивают за волосы, задирая голову. — Говори! — яростный рык, выдававший всю одержимость его обладателя. — Т-ты кра… крас-си… — задыхаюсь в болезненных стонах, каждый раз не могу закончить слово, как рвано и отрывисто вдыхаю несколько прелый воздух. Мою голову отпускают, но тут же понимаю, что взамен одну ногу закинули на грубую поверхность, заставляя раскрыться еще сильнее. Уже почти не касаюсь пола и удерживаюсь только благодаря Вудсу. Он сбивает темп, двигается то медленно, но входит по самое основание члена, то быстрее, больно натирая старые ранки. Дергаю бедрами, не оставляя попытки спасти себя и свою еще пока целую промежность. Вдруг еще один такой резкий толчок, и я звонко взвизгнула, а по ноге стремительно побежало что-то теплое. В том месте меня словно полоснули ножом — настолько невыносимая боль. Кажется, я сейчас раздеру все горло от крика в клочья. — Ну вот, дура, чего добилась? — Джеффа не останавливает моя кровь, а совсем наоборот — еще сильнее сводит с ума, и меня крепче сжимают за бедра, двигая себе навстречу. — Пож… Пож-жалуйст-та, — слышу свои стоны словно издалека. Слез уже давно нет, и я только рыдаю в голос. Маньяк не слушает мой нечленораздельный лепет, оставаясь таким же глухим ко всем мольбам. Рывком входит максимально глубоко, оставаясь в таком положении, прижимается торсом к моей спине и выдыхает в ухо: — Что, уже не такая самоуверенная? Где же ты растеряла всю свою гордость? — этот шепот оглушал, а горячее дыхание обжигало ушную раковину. — Я жду, Сара, — властный тон, на который просто обязаны отвечать. Я щекой упираюсь в столешницу, сглатываю и приоткрываю подрагивающие губы, пытаюсь что-то сказать, но в итоге просто молчу. Забыла, как нужно разговаривать. Стараюсь вновь заплакать, искренно, показать, насколько мне больно. Надеюсь пробудить таким образом в Вудсе что-то святое, если это, конечно, еще не вытеснилось дьявольским безумием. Но он по-прежнему холоден к моему жалобному скулежу в поверхность. Понимает, что я еще не готова ответить на его вопрос, потому опять выпрямляется, продолжая двигаться. Не так резко и не так грубо, словно начал осознавать, что я — такая юная и все еще по-детски хрупкая — могу не выдержать подобного обращения. Он же не хочет убить меня так быстро. Все еще отказываюсь воспринимать происходящее. Нет, это просто невозможно. Так не могло случиться со мной. С кем угодно — с моими подругами, одноклассницами, знакомыми, — но не со мной. Чем такое заслужила? Почему всевышний позволяет им всем иметь меня, как последнюю шлюху на земле, не волнуясь о моих чувствах, удовлетворяя только собственные похабные желания. Джефф до щемящей боли упирается пальцами в спину, словно мечтая раздавить позвоночник. Этими действиями заставляет меня сильно выгнуться и гортанно простонать — далеко не от удовольствия. Худые плечи подергиваются от каждого следующего толчка, что теперь почти постоянно сопровождался зазорным хлюпающим звуком из-за выделяющейся из поврежденного влагалища крови. Тянет за волосы и задает все тот же вопрос: — Я красивый, Сара? — но я уже не могу ответить: нахожусь в прострации, ничего не вижу и не чувствую, беззвучно плачу, еле слышно дыша через рот. Неподвижным взглядом всматриваюсь куда-то в окружение и с трудом заставляю себя держать веки открытыми. Нельзя закрывать глаза, ни в коем случае. Сильный удар кулаком по боку вынудил неожиданно вскрикнуть и начать задыхаться от недостатка кислорода. Я зажмуриваюсь и раздираю глотку от крика, прерывающегося сухим кашлем. — Ты к-красивый, Джефф, — шиплю почти без запинки, особенно сильно выделяя имя маньяка. Часто дышу и пытаюсь справиться с давящей болью в области ребер. Надеюсь, переломов нет. — Не слишком-то убедительно, — он явно не доволен. Что-то раздраженно прорычал и сжал пальцы на бедрах еще сильнее, чтобы они не скользили по покрывшейся капельками пота коже, вновь принялся грубо двигаться во мне. Кровь стала стекать по внутренней стороне бедра еще ощутимее, пачкая тумбу. Моя нога начала скользить в этой небольшой лужице на полу, и я изо всех старалась удержаться и не поскользнуться, иначе член Вудса, вероятнее всего, порвет там абсолютно все. Еще через пару мучительных толчков чувствую, как все внутри стало заполняться теплым семенем, стекающим из промежности к ногам. Меня хватают за талию и рывком приподнимают, уже усаживая на столешницу. Из-за смены позы начинаю трястись, так как спина сильно затекла, превратившись в сплошной оголенный нерв. Моя грудь дрожит от резких коротких вдохов, а глаза опущены вниз. Невзначай смотрю на жилистую плоть маньяка, что частично была испачкана в крови. Моей крови. — Ты просто кусок мяса, — Джефф приблизился к моему лицу, и я, кажется, слышу его тяжелое глубокое дыхание, ощущаю кожей теплый воздух, — ни к чему больше не способный, — сквозь писк в ушах различаю звук застегивающейся ширинки. Веки тяжелеют и опускаются еще ниже. Закрываю глаза и ничего не хочу видеть. Понимаю, что меня подняли. Взяли на руки, не позаботившись о голове, почему она болталась, словно у куклы, и начинала болеть еще сильнее от притекающей туда крови. И как только у меня еще не началась анемия?***
Всем телом чувствую холод и давление сильного ветра. Кажется, мы вышли на улицу. Неужто выход все-таки существовал?..***
Меня укладывают на холодную мокрую землю и посыпают гниющими листьями и мелкими палочками. Зачем это? Чтобы не нашли тело?..***
Прошло минут пятнадцать, может, даже двадцать. Соскребаю с себя все оставшиеся силы и расходую их на то, чтобы выплюнуть изо рта холодный мокрый листик. Каждая такая попытка отзывается сильными спазмами в нижней части тела. Интересно, долго еще я так пролежу, прежде чем умереть?***
Где-то вдалеке грохочет собачий лай. Ближе, ближе, ближе… почти рядом… Горячий шершавый язык соприкасается со щекой, обжигая лицо. Подбегает кто-то еще, стряхивая с влажного тела листья и ветки. — О боже… — нет, не обращайся к нему; мне он не помог. — Потерпи, я отвезу тебя в больницу, — опять мое настрадавшееся тело поднимают и бережно стряхивают с лица всякий лесной мусор. — Не засыпай, не засыпай, маленькая, еще чуть-чуть осталось, — чувствую, как мою свисающую руку время от времени лижет мокрый язык собаки. Зверь оказался добрее человека — кто бы мог подумать.