садисты, однозначно

      Боже, как же меня так угораздило… Я уже сто раз пожалела, что мечтала об этой встрече! Пожалуйста, верните все на свои места.       А ведь всего пару недель назад я являлась самой обычной среднестатистической девушкой-подростком, живущей в вполне счастливой семье, где есть и мама, и папа, и даже бабушка. Почти ни в чем не отказывали, любили больше собственной жизни.       Из школы всего две подруги, но какие! Самые лучшие, самые веселые, самые преданные. С классом отношения натянутые: меня редко замечали сверстники, на Дни Рождения не приглашали, а на свои внеурочные вечеринки тем более. Да я и сама виновата в этом: постоянно молчу и стараюсь не привлекать к себе излишнего внимания. А самой ужасной пыткой было то, что изредка пацаны начинали меня подкалывать. Нет, ничего унизительного они не делали, все было на уровне слов. Да и не так все было обидно… но все равно я перевоплощалась в спелый помидор, потому что не знала, что ответить.       Ненавижу себя за свою стеснительность и замкнутость. Всячески стараюсь заставить ее действовать мне на руку: замазываю синяки под глазами толстым слоем пудры, крашу ресницы глубоким черным оттенком, так что сама же становлюсь похожа на монстра с глазами на ладонях из фильма «Лабиринт фавна», и пытаюсь выглядеть миленькой стеснительной девочкой. Ничего не выходит — пудру сильно заметно, а реснички слипаются и выглядят некрасиво. Все стираю и иду в школу с грустной миной и мешками под глазами, в которых только картошку и хранить. Еще мне доставлял много неприятностей шрам на лице, а точнее — на губе. Он полностью пересекал верхнюю губу и часть нижней, делая на тех светлую полосу. Да, в детстве я была очень буйным ребенком — так говорила мать.       Дома же я вылезаю из шкуры замкнутой личности и взамен становлюсь распутной бунтаркой, у которой что ни день — то депрессия. Конечно, никакой душевной болезни никогда не было, и так я пытаюсь привлечь к себе больше внимания со стороны взрослых. Да, еще я эгоистка, которая мечтает об идеальной фигуре и красивом лице.       С некоторых пор начала увлекаться разными маньяками и прочими серийными убийцами. Возомнила себя будущим психологом, пытаясь понять, что же творится в их голове, что заставляет убивать и нравится ли им это? Насмотрелась на десятки «ми-ми» картинок с ними, от которых разве что кровь из носу и в один момент перекрывает дыхание, начиталась сопливых историй о самой искренней и крепкой любви между серой мышкой, которую все так пинают и унижают, и… маньяком. Как же странно это говорить.       И надо же мне было идти… Нет! Не в лес! Я же не настолько ненормальная, чтобы блуждать меж деревьев, выискивая взглядом убийцу. Тогда я просто сошла с метро — ехала от подруги — и направилась за странным мужчиной, что так упорно смотрел на меня всю дорогу. Кажется, ничего особенного в его внешности не было: светлые джинсы, оранжевая худи и черная маска с рисунком грустного смайла в руке. С масками, в общем-то, в тот день был каждый второй — Хэллоуин же. Даже я в кои-то веки решила заметить этот праздник и прикупила милую маску кролика. Вернемся к мужчине. Он украдкой поглядывал на меня, стараясь отвести взгляд сразу же, как только я это замечала. Наивная я подумала, что он так со мной заигрывает или просто считает привлекательной. Такой редчайший шанс, конечно же, упускать не желала, почему вышла за ним. В голове уже строила небоскребы из планов, как случайно столкнусь с ним, после чего он обязательно должен узнать мое имя и попросить номер телефона. Вот и весь план. Шаткий и банальный. А еще, оказывается, опасный и непродуманный. Я уже ничего не могла поделать, когда мне кто-то зажал рот холодной мокрой тряпкой, после чего сразу же отключилась. В расплывчатом взгляде еле различила того самого мужчину в оранжевой толстовке, что даже не пытался мне помочь.

***

      «Тут вообще бывает еда? — подумала я, в очередной раз открывая старый холодильник. Только куча ржавых кастрюль, скукожившихся от времени овощей и несколько пакетов молока. Взяла один и принюхалась. — Не скисшее», — закрыла холодильник и после направилась к тумбам.       Я всегда знала, что являюсь жуткой неудачницей, но чтобы настолько… Запуталась в собственных ногах и выплеснула часть молочной жидкости на пол. Все бы ничего, да вот только прямо за моей спиной, за кухонным столом, сидел тот, видеть кого я хочу в самую последнюю очередь. Джеффри Вудс, а в простонародье — Джефф Убийца.       Из тех немногих маньяков, которых мне уже пришлось наскоро повидать, этот показался самым противным. Вернее, не он сам, а его лицо. Господи, самым мерзким, что я только видела в жизни, было его лицо (ну ничего, я еще не видела рану на щеке Тикки Тоби). Эта морщинистая от ожогов и выбеленная кожа, черные прижженные веки, от которых его безумные глаза становились еще больше, но главное — улыбка. Вернее, рана, подразумевающая улыбку. Оттуда иногда сочилась кровь, и почти всегда ее сопровождала корочка гнили, образовывавшаяся рядом с почти зажившими порезами. Если смотреть на это лицо, то каждую секунду будешь замечать что-то еще, причем не менее отвратительное. А если пялиться на него секунд двадцать, то только уж приготовившись пополам согнуться и сдерживать рвотные позывы.       Он точил свой нож о специально для того созданную точилку и, кажется, смотрел мне в спину.       — Ничего страшного — просто вытри, — его голос донесся до меня невероятно спокойным и безразличным.       Так, где подвох? Почему он такой апатичный? И если бы я включила мозг… Открыла шкафчик, что висел на стене, достала оттуда тряпку и, склонившись к полу, стала тщательно вытирать лужицу. Дома почти не убиралась, почему опыта в этом не было, и я только размазала все по полу. Хотя причем тут я?! Это тряпка ничего не впитывает!       — Нормально вытирай, — ох, нет, спокойствие как ветром сдуло. Теперь голос был даже угрожающим и приказывающим.       — Отстань от меня! Занимайся своими делами дальше! — язык мой — враг мой. Я только потом осознала, что умудрилась нахамить маньяку. И обернуться не успела, как вновь его голос:       — Сама напрашиваешься на наказание? — и тут я услышала пугающе-подозрительный звук, будто ремень выудили из шлеек брюк. Так, мне это не нравится. Я вся сжалась от переполняющего изнутри испуга, медленно обернулась к Джеффу через плечо, все еще находясь на полу.       «Нет-нет-нет!» — он сложил кожаный ремень пополам, легонько постукивая им о ладонь своей руки. Все, теперь мое тело начало само по себе трястись от страха, а руки и ноги как-то обмякли, отчего я чуть не растянулась на полу.       Встаю на ноги и пятой точкой прижимаюсь к тумбе так сильно, что копчиком чувствую столешницу. Не спускаю взгляда с Вудса, что жестом приказал мне повернуться на сто восемьдесят градусов. Я же отрицательно махаю головой и сжимаю в кулаке полусырую ткань. Ну, тряпка, ответишь же ты мне! Сожгу нахрен!       — Не вынуждай меня применять силу, Сара, — да, кстати, мое имя. — Поворачивайся и спускай джинсы, — начал подходить ближе, сжимая и разжимая ремень в руке. — Это послужит тебе уроком, как нужно разговаривать со старшими.       — Давай ты просто объяснишь мне словами? — пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит. Руками упираюсь в грудь Джеффа, отворачиваясь от его изуродованного лица. Меня сейчас вырвет.       — Быстро! — это уже крик, который буквально против воли заставил меня повернуться к маньяку спиной. Я замерла, почти перестала дышать, в то время как сердце только чаще пропускало удары. — А теперь — нагнись к столешнице, — кто-нибудь, пустите мне пулю в лоб, пожалуйста. Я не хочу даже думать об этом, не то, что делать. Но тогда чувствую, как к горлу приставили холодное лезвие. Вудс был так близко, и все его внимание сосредоточено точно на мне. Как же страшно.       Сбивчиво дышу, но все же подчиняюсь ему и прижимаюсь грудью к грубой поверхности. Пожалуйста, не надо.       — Джинсы, — крепко зажмуриваюсь и тяну дрожащие пальцы к бедрам. Медленно стягиваю ткань до колен, после положив руки на тумбу. Не могу успокоиться. Пытаюсь вжаться в поверхность еще сильнее, надеясь отдалиться от маньяка. Лучше бы просто перерезал горло, чем заставлял меня так унижаться, правда.       Его грубые пальцы касаются мягкой черной ткани, отправляя мои трусики вслед за джинсами.       «Ненавижу тебя, — не решаюсь произнести вслух, а всячески матерю Джеффа в мыслях. Больно врезаюсь ногтями в поверхность и пытаюсь представить что-то более красочное. — Единороги, да, я так люблю единорогов».       Вудс заставил меня расставить ноги чуть шире и нежно провел ремнем по ягодицам. Мои коленки начинают подкашиваться, почему я удерживаюсь только благодаря тумбе. Знаю, что необходимо приготовиться к резкой боли, но никак не могу сосредоточиться. Разные мысли крутятся в голове, и мною овладевает паника. Дергаюсь каждый раз, когда холодная пряжка ремня касается кожи. А Джеффу это, кажется, нравится: он смеется, проводя ладонью по внутренней части бедра.       «Да хватит! Делай, что задумал, и закончим с этим!» — и тут синхронно этим мыслям я чувствую резкую жгучую боль ниже пояса. Вскрикиваю и сильнее упираюсь в тумбу, роняя на ее поверхность несколько капелек слез.       Маньяк опять медленно и почти невесомо проводит ремнем по коже, и опять удар. Еще сильнее, заставил меня выгнуться в спине и сжать пальцы в кулаки. Третий удар — я прикусываю нижнюю губу и стараюсь подавить крик. Уже четвертый — пытаюсь вырваться, но при виде ножа в руке Вудса оставляю эти попытки. Очередной удар — закусываю губу так сильно, что она начинает кровоточить. Кричу от ужасной боли, глубоко дышу и готовлюсь к следующему удару; однако, на мое удивление, его не последовало.       Джефф рывком заставил меня выпрямиться, прижался к моей спине, вдыхая запах волос. Поглаживая живот, сунул ладонь под майку и, добравшись до лифчика, начал ласкать грудь. Вторая его рука потянулась ниже. Он пальцами раздвинул половые губы и стал надавливать на клитор, упиваясь моими стонами.       Меня трясет от неутихающей боли и возбуждения. О черт, мне уже плевать, какое у него лицо, — я хочу его. Пусть трахнет меня, пожалуйста, хочу почувствовать его плоть в себе.       — Давай же, — умоляю. Пытаюсь не задохнуться в собственных стонах, глотаю воздух, надеясь как-то потушить в себе жаждущее пламя.       — Нет, — грубо отрезает, пальцем приближаясь к влажному входу, — не сегодня, — и тут же отходит от меня, заставляя простонать еще сильнее из-за резкого наслаждения.       Он выходит из кухни, оставляя меня одну. Падаю на тумбу, медленно и почти рефлекторно натягивая на себя трусики и джинсы. Все еще содрогаюсь от возбуждения, полностью перекрывшего страх. Пытаюсь выровнять дыхание и собрать мысли воедино.       Как вы понимаете, больше к молоку я не притрагивалась.