Заросли Голубики

Чашка чая была как никак кстати этим разбитым утром. Глаза непроизвольно закрывались, приходилось хорошенько постараться, чтобы развеять туман в голове. И единственная причина такого недосыпа стало так и не законченное зелье для клиента. У него осталось не так много времени, а пара золотых монет уже приятно звенели в кармане — несправедливая цена за такой труд, но больше пока никто не предлагал. Залпом опрокинув в себя чашку обжигающего напитка, Мишико проигнорировал строгий взгляд сова. Пернатый фамильяр не был доволен таким раскладом, что не стеснялся припоминать каждый раз при перевоплощении в человека. Это правда — сов тратил много своего ночного времени на помощь магу, в ответ получая лишь слова благодарности. Конечно, это информация только для верховного совета, информация, приправленная легким слоем лжи и посыпанная недосказанностью. Потому что своими «дружескими» отношениями они противоречат законам, главному правилу их содружества — никаких укреплений связи. Тем более в романтическом плане. Зураб, выщипывая свои перья клювом, жалуется на эту вселенскую несправедливость к этому завету. Мишико с нетерпением ждет, когда же настроение помощника вернется в прежнее русло и он вновь услышит песни лесных птиц. В какой-то мере такой голос можно назвать истинным талантом. — Я не думаю, что твое зелье переварится, пока ты хоть пару часов поспишь, — будучи в своей людской форме, Зураб расставлял травы, цветные колбочки, зерна и при этом старался заботиться о своем маге. — За это заплатили, я не могу допустить осечку, Сако, — промямлил Коркия, устало потирая глаза. — Я за всем присмотрю, — настаивал фамильяр и в силу своей ловкости отобрал пустую чашку. В котле бурлила розоватая вода, добавляя в затхлый воздух легкий аромат сирени, расслабляя и без того сонного мага. Почувствовав, как губы мягко прикоснулись к виску, Мишико наконец сдался. Вариться отвар будет еще часов четыре, он вполне может оставить все в руки Зураба. По крайней мере тот был единственным, кому он доверял не только свое зелье, но и жизнь — и их общая тайна навсегда связала их покрепче, чем дурацкие правила.