home sweet homicide

— Посмотри на это! — перед лицом растерянного Маркуса, который как можно быстрее сворачивал окошко Твиттера на своем служебном компьютере, шлепнулась газета. Тонкие желтоватые страницы зашуршали под его пальцами. Манфред раскрыл выпуск поудобнее. — Молодой инспектор спас ребенка из плена сектантской семьи, — пробормотал он, разглядывая свое растерянное лицо на фоне кареты скорой помощи. — Звучит паршиво. — Согласен, можно было лучше, — пожал плечами босс. — В любом случае ты у нас теперь звезда! У меня в кабинете двое штаны просиживают, уговаривают вызвать тебя для интервью. Чтоб ты рассказал, что да как… Маркус нахмурился. Его сложно было вывести из себя, но сейчас он начал раздражаться. — Я просто проверил дом по жалобе соседей… — И нашел там родителей ребенка, которого нам подкинули кучу лет назад. И спас второго! Иди и поговори с ними, они мне покоя не дадут! Маркус тяжело поднялся со своего места, со скрежетом отодвигая кресло с заевшими колесиками. Двое в плащах цвета какао поднялись синхронно, а один из них протянул руку. — Доброе утро, мистер Манфред! Меня зовут Крис, я возьму у вас короткое интервью для местного телевидения. — Хорошо, — Маркус немного растерялся с непривычки, а начальник ушел, как назло, оставляя его с этими двумя наедине, — что вы хотели бы узнать? — Сколько вы работаете в инспекции? — диктофон возник рядом с ним как по волшебству, а Крис уселся напротив него. Второй, который не представился, шустро управлялся с громоздкой камерой. — Около двух с половиной лет. — А до этого? — Сидел на телефоне, принимал звонки от детей, подвергшихся насилию со стороны членов семьи, — Маркус старался говорить только самую суть. Не нравилось ему это показное внимание, которое растворится через пару дней, когда эта тема будет всеми обсосана. Есть у людей такая черта — один раз ситуации сочувствуют, потом думают, что этого сочувствия хватает, и забывают об этой теме. — Эта работа всегда была вашей мечтой? — Не знаю, насколько извращенцем нужно быть, чтобы мечтать забирать больных детей из жестоких семей, — нахмурился Маркус. — Моей мечтой всегда было то, чтобы подобные этим родителям Бейли никогда не появлялись на свете, а дети никогда не страдали от этого. Он сам не заметил, как повысил голос и вцепился пальцами в один из подлокотников. Просто, кажется, эта картина с беззащитным ребенком под двумя взрослыми людьми, его родителями, она никогда не выйдет у него из головы. Он чувствовал, что чертовски недостаточно сделал тогда. Кажется, он недостаточно остановил их. Маркус не знал, как это описать, но это чувство заставляло его напрягаться и испытывать нечто похожее на злость. — Расскажите, как все происходило? Манфред поднял взгляд с пола. — Серьезно? Вы серьезно хотите, чтобы я рассказал вам, как нашел ребенка в самый момент, — он замолк, подбирая слова, — в самый момент того, чего с детьми делать нельзя? Вам нужны подробности того, как над беззащитным измывались те, кто имел на него влияние и кому он верил? Да вы, черт возьми, ничем не лучше этих стервятников, которые питались слабостью и покорностью своего сына. Проваливайте, я ни черта не хочу рассказывать вам. Маркус вылетел из кабинета, быстрым шагом направляясь в уборную. Он не мог держать это в себе. Руки била крупная дрожь, горло и всю грудь сдавил мощный спазм, а глаза щипало от слез. Никогда в своей жизни он не испытывал столько ярости и жалости одновременно, желания защищать и покрывать, и рвать каждого, кто посмеет воспользоваться чужой слабостью. Холодная вода подействовала лучше пощечины, Манфред подобрался и откашлялся. Немного успокоил дыхание и бешено колотящееся сердце (он чувствовал его где-то в горле). А потом понял, что у него есть более важное дело, чем просиживать штаны в офисе, листая Твиттер. Широким шагом он уже тащился по служебной парковке в поисках своего автомобиля, чтобы затем на всех порах умчаться в центр реабилитации жертв насилия в семье. По дороге пришла отличная идея — подарить что-нибудь мальчику при первом знакомстве, но что подарить, Маркус не знал, поэтому решил прийти сегодня с пустыми руками, а затем, немного узнав мелкого, подарить что-то действительно нужное и важное. Через пятнадцать минут он был на месте. — Добрый вечер, вы к Саймону? — молодая улыбчивая блондинка кивнула ему в знак приветствия, на что Манфред закивал в ответ. Немного неловко было понимать, что эта девушка знает, кто он и к кому. А все треклятые газеты! — Да-да, к нему. — Сожалею, — выдержав небольшую паузу, сообщила девушка, — но к нему пока нельзя. — Он пришел в себя ночью, часов через шесть после того, как ваши привезли его, — Маркус обернулся, с интересом слушая мужчину, который подошел к нему на расстояние пары шагов, — не увидел знакомых лиц, случилась истерика. Как следствие, обезвоживание. Он до сих пор спит. И я не уверен, что вас он будет воспринимать, как спасителя. — Правда? — Маркус растерялся. Признаться честно, эта мысль кольнула даже обидой отчасти. — Все пока что зависит от нас. Позже — от работника, которого приставят к нему. У Саймона все очень плохо с навыками общения и нахождения в обществе, это все надо будет выстраивать практически заново. — Да? — Маркус призадумался. — Скажите, ему не было бы трудно, если бы меня приставили к нему? — Оу, — доктор нахмурился, — мы не говорили с ним, только с его родителями. Нам не удалось выяснить у него, видел он твое лицо или нет. Теоретически, это может послужить тем еще триггером для воспоминаний, но, опять же, стоит учитывать контекст. Видя взгляд Маркуса, полный недопонимания, мужчина пояснил: — Контекст в том, как с ним обращались родители. Они упоминали какое-то Семейное Собрание, как они это называли, и я вполне могу предположить, чем это собрание является с технической точки зрения. Так что Саймон мог не видеть в этом ничего плохого. Маркус в немом ужасе поглощал всю информацию, которую грязными помоями выливал на него доктор. В голове не укладывалось, как можно обращаться так с родным ребенком, бог с ним, с живым существом в принципе. — Давайте так, — видя замешательство и откровенный шок на лице Манфреда, доктор переступил с ноги на ногу и повел плечами, отвлекая. – Я оставлю вам свой номер телефона и позвоню, когда Саймон восстановится до такой степени, чтобы начать выходить за пределы комнаты. Вы начнете общаться с ним несколько раньше, чем предписывают ваши протоколы. Если, конечно, Саймон вам позволит. — Я так и не узнал ваше имя, — оттаявший Маркус кое-как вспомнил про нормы вежливости. — Доктор Андерсон, Ричард, как вам угодно, вот, — белая бумажка с цифрами под огромным наклоном опустилась в ладонь Манфреда. — Удачи вам. — Всего доброго. Маркус вышел на крыльцо, с удовольствием отмечая, что небо серое, без единого намека на лучик солнца, а значит, сегодня возможен дождь. Будет куда приятнее сидеть в офисе под шорох дождя снаружи, чем ловить шепот коллег. Все мысли занимали планы на тот отрезок времени, когда Саймон уже придет в себя и восстановится достаточно для первой их встречи. Маркусу это виделось каким-то интересным времяпрепровождением, а Саймон в его воображении имел вид чрезвычайно интеллигентного многогранного человека, личности, с которым интересно будет поговорить. Лишь потом Маркус вспомнил о том, что, в общем-то, подросток был заперт всю жизнь с сумасшедшими родителями… вряд ли это хорошая почва для развития и взросления. Но он твердо вознамерился помочь. До конца дня особо делать было нечего, Манфред только заполнял бумажки и ловил на себе откровенно недовольный взгляд босса из-за утреннего инцидента. Что ж, Маркус очень надеялся, что его поймут и простят ему эту маленькую слабость. После окончания рабочего дня делать было совсем нечего. Мужчина заехал в продуктовый, потом увидел недавно открывшийся книжный и посчитал неправильным не заскочить туда. Желание купить новую книгу или даже две всегда было сильным, а время на это, к счастью, находилось. Побродив по светлому, но уютному помещению, пахнущему новым ремонтом и свежей типографской краской, Маркус определился с выбором для себя, а потом затормозил на пути к кассе. Может, стоило взять что-нибудь и для Саймона? «Знать бы, какую литературу он любит» — не угадать с этим было бы очень обидно. Манфред решил выбрать что-нибудь на свой вкус, надеясь, что его подарок хотя бы из вежливости примут. Определившись с книгами, Маркус не мог устоять перед искушением прихватить удобный на вид скетчбук, а затем направился к кассе. — Добрый вечер! Пакет? — Нет, спасибо. — У вас есть наша карта? — Нет. — Желаете завести? Карта дает… — Нет, спасибо. — Хорошо, оплата картой или наличными? Маркус едва сдержал себя от ответа «нет», молча протянув карту. — Всего доброго! — Манфред только кивнул в ответ и скорее вылетел из здания подальше от слишком громкого для книжного магазина продавца. Как бы он ни держался на работе, но он уставал. Чудовищно уставал, иногда мучила бессонница, но приходилось работать, а иногда он задерживался на работе так, что заезжал домой только ради душа и еды. Поэтому сейчас, едва заползая домой, Маркус был по-настоящему счастлив светлым стенам и Коту. Он не успел дать ему имя, когда тот был котенком, так что тот остался просто Котом. Кот имел прекрасную, успокаивающую хозяина, привычку. Он с громким мяуканьем несся к двери, едва услышав скрежет ключа в замочной скважине, а потом запрыгивал на плечи Маркуса, свесившись с его шеи и оглушительно мурча. В такие моменты инспектор уж точно любил жизнь. И особенно котов. Шерсть животины очень приятно согревала, а вибрирующее мурчание расслабляло всегда уставшую шею. — Я говорил, что люблю тебя, солнце? — Маркус погладил Кота по голове и почесал за ушком. — У меня есть кое-что вкусное для тебя. Едва заслышав о еде, кот потерял всякий интерес к хозяину, спрыгивая и убегая к своей миске. Переодевшись из формы в удобную домашнюю одежду, Маркус отправился разбирать сумки и кормить своего зверя. — Если ты будешь так меня пихать, я клянусь, я запнусь и умру, а ты не получишь еды! — Манфред кое-как балансировал, пока Кот восьмерочкой вился под ногами. Наконец удалось вывалить консервы туда, где им было самое место, и коту резко перестало быть хоть какое-то дело до Маркуса. Ну и хорошо. Остаток вечера Маркус провел за чтением, а уснул, кажется, раньше обычного. Может, потому что теплый Кот успокаивающе мурчал прямо под ухом, а, может, просто потому что парень чертовски устал.

***

Мелкий снег колючей стружкой обдавал щеки, умудрялся попасть в глаза, а еще, несмотря на снег, было ужасно жарко. Саймон стоял где-то на улице. Он совершенным образом не понимал, что ему следует делать, он не бывал на улице без присмотра родителей. Но вокруг их не наблюдалось. Вокруг вообще никого не было. Он стоял под старым фонарем, а огонек там колыхался при каждом сильном порыве ветра, то есть постоянно. Он стоял на клочке заснеженной земли, посреди ничего, кругом была черная пустота, в шаге от него земля постепенно кончалась. Он знал, что где-то позади, в темноте, его дом, а еще было ощущение, что туда ему никак нельзя. Сай не помнил, что бы сделал что-то плохое, а еще он хотел домой всем сердцем, но разумом он точно уверился: он не вернется назад. Это как знать, что деревья зеленые. И ему даже не было обидно за это. Саймон медленно обернулся лицом к фонарю. Ветер был холодным, льдинки, что касались его щек и шеи, что путались в волосах, тоже заставляли его дрожать, но воздух, которым он дышал, был горячий. Сай не знал, как долго он будет здесь, но фонарь был единственным, что у него есть. И он был красивым. Ненамного выше подростка, кованный, а стекло вокруг маленького огонька немного закоптилось, самую малость. И, кажется, на самом стекле был узор… Бейли-младший опустился на землю, устало привалившись спиной к фонарю. Оперся локтями на колени и вздохнул. Он помнил, он отталкивал каких-то людей в белых халатах от себя, родителей нигде не было, но была стерильная комната и еще одна очень мягкая кровать. Казалось, это было вечность назад… но когда это было на самом деле? Пытаясь напрячь память, Сай не смог этого вспомнить. Должно быть, приснилось? Или то, что происходит сейчас, сон? Едва он подумал об этом, налетел порыв ветра такой силы, что его заколыхало из стороны в сторону, а фонарь потух.