Всё что оставил на потом – вчерашним дымится костром. Огненной водой туши пламя души, но память не задушить. Бумбокс – «Наодинці»
Огромная тень мелькнула перед ней, и за мгновение Эйва оказалась в чьей-то крепкой хватке. Момент, и твердая стена упирается ей в спину. Секунда, и Эйва оказывается во власти откровенного поцелуя. То ли раздумья и сонный разум, может, обжигающий вены и тело алкоголь, или банальные женская слабость и позабытые приятные ощущение – что-то из этого позволило Эйве забыться. Не просто забыться, но даже ответить взаимностью на нежные прикосновения чьих-то губ. Всего на мгновение и лишь до тех пор, пока ясность не взяла верх над опьянением, заставляя девушку оттолкнуть пылающего желанием мужчину. - Какого… Ты чего, Кевин? - Будто ты сама не понимаешь... В сантиметрах от нее возвышалась фигура Кевина. Срывая дыхание, он стоял перед ней в темноте, которая даже не мешала видеть горящие глаза мужчины. Сомнения, смешанное с пылким желанием. Кажется, он был слишком пьян, чтобы осознавать происходящее, но что-то понимал, так как мутная пелена во взгляде не скрывала полностью тревогу. Похоже, что он специально напился до такого состояния, в котором ему было бы нестрашно сделать… А чего, собственно говоря, он хотел? - Ты просто слишком пьян, Кевин, - словно услышав ее слова, тело мужчины ненадолго зажило собственной жизнью, пошатываясь из стороны в сторону и нелепо передвигая ноги. – Не знаю, зачем вы так напивались на своем мальчишнике… Слушай, тебе нужно прилечь отдохнуть, выспаться, а завтра… - Что завтра? Эйва, ну что завтра-то, а? Завтра что-то изменится? Изменится мое отношение к тебе? Или, твое ко мне? - Завтра ты протрезвеешь, - она уперлась руками в грудь вновь навалившегося на нее тела военного. – Кевин, не дури, прошу тебя! Ты еле на ногах стоишь, давай, я отведу тебя в твою камеру, приляжешь. - А ты останешься со мной? Вытянутыми руками упираясь в стену и не оставляя путей отступления девушке, стоял Кевин. Дыхание обдавало каким-то крепким напитком, а полуприкрытые глаза смотрели на нее с такой надеждой. Все происходящее было слишком нелепым, неуместным. Как показалось Эйве, Кевин не представлял для нее особой опасности, но его необычное поведение, контролируемое алкоголем, немного напрягало. Он выглядел вполне безобидным, конечно, не таким, каким был пьяный Рик, но очень похожим. Просто еще стоял на ногах и говорил что-то более членораздельное. Даже что-то требовал. - Нет, Кевин, я отведу тебя в твою камеру, а сама вернусь в свою комнатку. - Я тоже туда пойду. - Кевин, ты не понял меня. Я либо пойду туда одна, либо вернусь к Карен, у нее еще пустует койка. - Эйва, почему ты меня отталкиваешь? Прозвучавший таким искренним вопрос ввел девушку в ступор. Будто его задавал не пьяный мужчина, изумляющий ее своим странным поведением, а друг, совершенно вменяемый, спокойно и требовательно ждущий ответа. Но какого? - Я не отталкиваю тебя, просто…, - порой, изложить человеку собственные мысли представляется трудной задачей, если еще учитывать тот факт, что обидеть его совсем не хочется. – Кевин, ты мне очень-очень сильно нравишься, не знаю, чтобы я делала без тебя здесь, правда! Ты столько раз выручал меня, всегда поддерживал, радовал своим прекрасным настроением… Ты мой самый близкий друг, и мне не хочется терять эту нашу связь, понимаешь? – Эйва изо всех сил пыталась объяснить свое отношение к нему. - Значит, он, да? Напряжение немного возросло от взаимного непонимания. Казалось, что пьяные в разной, но все-таки достаточно значительной степени, они оба в раз протрезвели. В голосе мужчины едва заметно улавливались нотки негодования, которые он с трудом скрывал, но вздымающаяся от тяжелого дыхания грудная клетка выдавала его. С болью сглотнув пересохшей глоткой, Эйва смотрела на него, чувствуя, что затишье наступило не просто так. - О чем ты, Кевин? Кто – он? – девушка очень хотела, чтобы ее вопрос прозвучал как можно более спокойно - слишком уж накаленным становился воздух вокруг. - Сама знаешь - кто, - повышая тон, произнес Кевин. Мужчина пылал, но уже не из-за их тесного контакта. Уже со злостью, совершенно нескрываемой, он говорил слишком громко. – Чем я хуже, скажи мне, а? Может, недостаточно умный, сильный, смелый? Я что, не смогу тебя защитить? Да я чаще него оказывался в нужное время в нужном месте, спасая тебя! Да пока он сообразит, что к чему, построит свои планы, стратегию… Ты к тому времени могла бы умереть, понимаешь? - Что ты несешь, - усиленно улыбаясь, Эйва коснулась плеча мужчины. – Мне никто не причинит вред, если ты рядом. - Правда? А если он рядом? Скажи, много ли есть шансов, когда он будет рядом? Уже раздражаясь от собственного неведения темы этого неприятного разговора, Эйва начинала сама злиться. Голова раскалывалась на части, и возможность играть в «Угадай-ку» с другом, сменившем свое былое дружелюбие на неадекватность и холодную ярость, девушку не привлекала. - Да кто – он? - Этот чертов коп! – уже проорал ей в лицо Кевин. – Рик, мать его, покровитель всея тюрьмы и доблестный шериф округа заключенных! - Господи, Кевин, а Рик-то тут причем? - Да при всем! Бегает вокруг тебя, заботливый и учтивый, а потом берет и отпускает хрен знает куда черт знает с кем! А тебе все равно на это, да? Запала, значит. Типа лидер, самый главный, самый достойный вариант? Раз с Губернатором не получилось, то, может, с ним получится? - Кевин, замолчи, ты переходишь все границы, - сжимая от бессилия кулаки, Эйва смотрела на своего друга и не узнавала его. – Прошу, просто закрой рот, а не хочу, чтобы… - Чтобы что, а? Чтобы он услышал? И что он сделает, застрелит как ходячего из своего обожаемого кольта? - Если он не застрелит, то я уж точно, поверь мне, - вмешались в их разговор совсем посторонний голос и звук перезаряжаемого оружия. Эйва оглянулась. В конце темного коридора стояли еще две фигуры: вооружившийся винтовкой Тайриз и выглядывающая из-за его спины перепуганная Карен. На прицеле был Кевин, и видимо именно это охладило пыл военного и заставило отклониться от влипшей в стену Эйвы. Переводя взгляд с винтовки на Тайриза, он снова посмотрел на девушку. - Пожалуй, мне тут никто не рад, - горько усмехнувшись, произнес он. – Пойду я, а вы пока обсудите то, что произошло. - Я провожу тебя, - Тайриз проследовал за удаляющимся медленным шагом мужчиной и остановился возле Эйвы. – Ты как, в порядке? Он не навредил тебе? - Нет, ничего, мы просто разговаривали, - уловив серьезный настрой мужчины, она добавила. – Поговорили на повышенных тонах, не более. Эйва надеялась, что дальше дело бы не зашло. Ей бы вряд ли вред причинил, а вдруг бы он захотел что-нибудь сделать спящему Рику? Чего он вообще на него взъелся? - Может, переночуешь сегодня в моей камере? – предложила Карен после утешительных объятий. - Нет, спасибо, я лучше у себя, - «наверное, стоит сегодня подпереть чем-нибудь двери», - не стала добавлять вслух Эйва. - Так о чем вы там спорили? Или, если быть точнее, о ком? - Да так, ничего особенного, - прозвучало не очень убедительно, поэтому Эйва перевела разговор на другую тему. – А вы с Тайризом как здесь оказались? - Ну, он же дежурил - алкоголь не употребляет, вот и предложил ребятам расслабиться и взял вахту на себя. А я…, - кажется, Карен тоже протрезвела, потому как голос звучал ее очень уж неуверенно для подвыпитого состояния. - Ну, просто заглянула, скучно ж ему в одиночестве. Вот мы и поболтали по-дружески. Карен проводила Эйву до библиотеки и вернулась в свою камеру, оставив девушку в компании всякого рода раздумий. Сегодняшний вечер стал для нее настоящим открытием, а недавние события вообще приоткрыли завесу некой тайны. Она нравится Кевину? Не в смысле подруги, а в смысле девушки. Видимо, такой робкий и неуверенный в общении с женским полом, он не нашел другого выхода, как признаться ей в своих чувствах в состоянии алкогольного опьянения. Как говорят, выпил для храбрости. Вот этой самой храбрости ему хватило не только на откровенный разговор, но еще и на конкретные действия. Поцелуй не был противен Эйве. Она даже поддалась ему, ненадолго, но все-таки. Сама же была в не очень ясном сознании, да и вообще – она всего лишь девушка, слабая, ей тоже хочется немного внимания и ласки. Неприятным он был лишь потому, что даровал его Кевин – ее друг, приятель, важный в ее жизни человек, но не до такой степени близкий, чтобы предпринимать по отношению к Эйве подобные действия. Может, он это спланировал, может, это вышло случайно и в порыве эмоций. Проявленные по отношению к ней эмоции вообще были весьма неоднозначны. Обвинение в ее предрасположенности к лидерам двух разных лагерей прозвучали весьма отвратительно. Сама Эйва Кевину ничего об ее как бы личных отношения с Губернатором не говорила. Возможно, проболталась бывшая все то злосчастное время с ней в Вудбери Карен, но ведь она-то знала, как именно относилась Эйва к Губернатору, и не могла изложить все в иной форме – Эйва ей доверяла больше остальных женщин лагеря. Наверное, Кевин не так ее понял, тем более, как выяснилось сегодня, просто очень ревнивый мужчина. Странное проявление ревности в основном было адресовано Рику. Рику? А он-то тут причем? У Эйвы с ним сложились точно такие же близкие отношения, как и с Кевином, и она даже успела познакомиться с ними пьяными, да еще и в один день. С Риком она точно также общалась, где-то отбивались вместе от ходячих, иногда просто пересекались и пребывали в спокойной обстановке. С ним она делилась секретами, как и с Кевином, правда, теми, которые она больше никому не доверила. Просто так совпало – Рик оказался в нужное время в нужном месте. Оказался нужным ей. Наверное, за счет этого она с Риком сблизилась сильнее. Его забота и внимание стали дороги и приятно грели сердце. Эйве даже стало казаться, что он стал относиться к ней более чутко. Стал в некоторой степени открытым, хоть и скрывается по-прежнему за маской отчуждения. Она и сама открылась ему, и, возможно, когда-нибудь довериться ему еще больше, а вот сможет ли он сделать также? Некое отрешение Рика от окружающего мира было более или менее понятным – он испытал многое и, видимо, переживал все в более тяжелой форме, чем остальные. Эйва знала, что его жена умерла при родах, оставив малышку Джудит на попечение отца, который и так был нагружен разными слоями ответственности. Опасности в виде ходячих мертвецов или живых людей преследовали его группу, Рик без перерыва оберегал своих людей и всеми силами боролся. При таком положении дел не каждый будет пребывать при ясном уме и в здравой памяти. Стоило вспомнить того же Губернатора – даже в таком надежном и укрепленном месте, как Вудбери, он сошел с ума. А может, обезумел еще раньше. Остается надеяться, что Рика не постигнет та же участь. Главное, чтобы он не забывал, что жизнь продолжается, рядом с ним так много людей, готовых поддержать его, даровать минуты спокойствия и радости, просто выслушать. Нельзя позволить ему замыкаться и хранить всю тяжесть неприятных мыслей в себе. Слышать о его прошлом и связанных с ним переживаниях от других людей неловко и тягостно. Лучше будет, если он сам откроется. Лучше для него самого.***
Отвратительная сухость во рту пробудила Рика посредине ночи. Вглядываясь в темноте в окружающую его обстановку, он с удовлетворением отметил то, что находится в своей камере, но с разочарованием выявил, что ни одной бутылки с водой здесь не было. Какой-то кувшин с непонятным содержимым, какие-то коробки неясного назначения… Все, что угодно и не нужно, кроме воды. Значит, придется идти в их «гостиную». Стоять на ногах твердо оказалось невыполнимой задачей. Поднимаясь с койки, Рик не удержал равновесие и рухнул на пол. Кажется, никого не разбудил и сам остался целым. Двигаться было тяжко, но все же нужно. Споткнувшись об валяющуюся перед его камерой какую-то рухлядь, он направился в направление гостиной. Кое-как он добрался до нужного помещения, обшарил все вслепую, даже зажигал спички и снова все обыскивал – впустую. Пришлось вспомнить еще одно место, находившееся поблизости, где обязательно есть питьевая вода – столовая. С трудом превозмогая гудящую боль в голове, Рик направился по темному помещению тюрьмы за первой помощью от похмелья. Тело было измотано и заметно ослабло, ноги казались какими-то ватными, движения совершались с огромным усилием. Коридоры нескончаемым потоком встречали своего путника, Рику даже стало казаться, что он заблудился, но сомнения развеялись, когда искомые двери были обнаружены. Но все оказалось зря – двери были заперты. Сколько бы Рик не толкал их и не тянул на себя, они не поддавались. Отойдя немного подальше для передышки, он снова посмотрел на закрытый проход. Кажется, все прояснилось – вход был закрыт огромной деревянной доской, просунутой между дверными ручками, которые еще и были обмотаны огромной цепью, скованной амбарным замком. Может, кто-то по ошибке закрыл эти двери, а, может, была причина. Жуткий грохот и ужасные стоны заставили мужчину даже в его плачевном состоянии подпрыгнуть и сразу замереть на месте. Кто-то ломился с той стороны дверей, раскачивая, им даже удалось их немного приоткрыть. «Ходячие…». Кажется, они прорвались на территорию тюрьмы, и кто-то позаботился о том, чтобы запереть их. И даже написать на двери: «Не открывать. Мертвые внутри». Лампа дневного света заморгала и осветила дверную щель, через которую показались мертвенно-бледные пальцы. Не желая смотреть на это зрелище, Рик, позабыв о жажде, уже хотел вернуться в свою камеру, но отвлекся. Отвлекся на это множество пар рук, что тянулись к нему. Нет, это не мертвые, это живые! Вот он узнает окольцованные руки Мэгги и Глена, испачканные в грязи широкие ладони Дэрила, тонкие пальчики Кэрол и Бет, кисти Хершела со сморщенной кожей, темнокожие руки Мишонн, детские ладони Карла и… - Не может быть.... Рик тянется к манящей его руке. Таким хрупким, изящным и длинным пальцам. Приятным изгибам женственных кистей. Красивой сияющей коже. Блестящему кольцу на ее безымянном пальце. - Лори… Он резко хватает ее за руки. Потерял тогда, но не отпустит сейчас. Она здесь, в его ладонях, она живая, но… такая холодная? Почему? Почему за дверьми по-прежнему слышатся эти хрипы и рычание? Почему кожа близких ему людей в омертвевших струпьях? Почему запястья Лори в крови, которая не стирается? - Нет, нет.. Нет! Пожалуйста! Нечеловеческие звуки усиливаются с той стороны двери. Отчаянный возглас Рика отражается от стен. Чей-то крик стоит в ушах, перекрывая все прочие звуки, заполняемые разум. - Успокойся, все хорошо! Ну же, проснись!