Ты и я

На базу доктор Готтлиб возвращается еще мрачнее обычного. Потрясающий секс не идет ему на пользу, да и мысли о Ньютоне неумолимо воскресают. Германн столько времени потратил, собирая осколки своего сердца с инициалами Н.Г., чтобы спрятать в самый дальний угол, где-то на чердаке своей безупречной памяти. Он так старался, но когда Ньютон Гайзлер по достоинству оценивал его старания! Спустя неделю телефон математика наводняют голосовые сообщения. Смех, подернутый истерическими нотками, бессвязные фразы, шутки которые Германн слышал уже тысячу раз и неровное дыхание в трубку. Математик перезванивает после каждого сообщения, но тщетно. Телефон Ньютона отключен. Всегда. Дока серьезно беспокоит это одностороннее общение. Это бессилие. Словно он в маяке, окруженный бушующим океаном и принимающий сигнал о помощи, а единственная лодка безнадежно разбита. Что-то происходит. Доктор Готтлиб уверен в этом, и он поднимает на уши всю базу. Они должны запеленговать этот номер и все выяснить. Вот только Ньют словно ощутив смятение друга пропадает. Будто уходит под толщу воды и начинается полное радиомолчание длинной в пять лет. Всего лишь пять лет, но для Германна это настоящие сто лет одиночества. Привет вам господин Гарсия Маркес! Так же бесполезно и многолюдно вокруг. А потом приходи в действие протокол «Разлом» и вторжение начинается вновь. Любая битва рано или поздно заканчивается. В любом сражении есть победители и проигравшие, всегда есть тот, кто приобрел и кто потерял. В данном случае доктор Готтлиб на стороне победителей, вот только его тошнит от этой победы, потому что то, что утратил Он невозможно заменить. Новые города строятся заново, егеря восстанавливаются, шедевры переписываются, а вот доктор Ньютон Гайзлер остается прежним. Потерянным и поврежденным. Ситуацию осложняет и то, что лечить военного преступника никто не собирается. Оборонительному корпусу плевать на Ньюта, им нужна информация и они ее получат любой ценой. - Хватит его мучать! – в тысячный раз повторяет доктор Готтлиб на заседании военного совета. Теперь его голос звучит резко и агрессивно, а трость с силой ударяет а край стеклянного стола. Стекло каленое, но сопротивляться той силе с которой математик отстаивает интересы друга очень сложно. - Доктор Готтлиб, он военный преступник! Эти допросы самое меньшее из зол. – напоминает один из маршалов. – Его ждет трибунал. - Он не виновен. - Вы можете выступить с этими словами на суде. Вы будете допущены. - Но его казнят! – напоминает Германн вновь ударяя о хрупкую поверхность. – Он не в себе, это незаконно согласно Гаагской конвенции! - Доктор! Не будьте так наивны. Эти долбанные твари стерли Гаагу с лица Земли! И привел в наш мир их как раз ваш обожаемый друг! - Это было во времена первого вторжения… - бормочет математик, судорожно подбирая слова. - Реабилитация? Как вы себе это представляете? Он чуть не угробил планету! - Но он спас ее в прошлый раз и…. Ему можно смоделировать новые воспоминания! Но сначала терапия. Мне нужно лишь согласие! Я все возьму на себя! - Это слишком милосердно. Он агрессивен и пуст. Примите это. - Нет. – голос ученого падает на несколько тонов. – Вы не последняя инстанция и не вы спасли этот мир. Не в этот раз, господа. – презрительно шипит Германн, прежде чем направиться к двери. - Вы зря тратите время, Док. У вас не выйдет! – бросает военный в спину. – Только не в мою смену! - Значит, я позабочусь, чтобы она закончилась как можно скорее, сэр. – язвительно предупреждает ученый и угрожающе постукивая тростью по столу. На этот раз стекло не выдерживает подобной аргументации. Гладкая поверхность пропускает длинную трещину. - Только под вашу ответственность. Облажаетесь, окажитесь в соседнем боксе. – недовольно выдает маршал, на что Германн лишь коротко кивает. - Явился! Кто бы это мог быть? – вызывающе выдает Гайзлер, завидев друга у стекла бокса. – О! Великий Германн Готтлиб! Собственной персоной! – биолог бросает презрительный взгляд и откидывается обратно на жесткую кровать. – Здесь не на что смотреть! Зря время тратишь. Шоу закончилось. - Я рад видеть тебя, Ньют. – тихо отвечает Германн, вводит код, проходит сканирование. Спокойно, уверенно без спешки. - А вот это уже интересно! – Гайзлер с опаской смотрит на человека с этой стороны стекла и подбирается на кровати. – Откуда у тебя это? Эй, чувак! Сюда нельзя. Н-Никому…. - Мне можно. – Так же сухо. Без гордости, без лишней бравады. Доктор Готтлиб прихватывает стул и устраивается напротив. Несколько минут тишины складываются в десять лет незаданных вопросов, несуществующих ссор, немых шуток, несказанных слов, неисполненных обещаний. Тысячи фраз повисают в воздухе и бетонной стеной встают меж ними. - Ты пришёл за мной. – Первым за стену пытается выглянуть Ньютон. Он просто устал играть. - Я пришёл за тобой. – Эхом отзывается с той стороны стены и Гайзлер взрывается. Он махом хватает математика за грудки, прикладывает головой о холодный металлический стол, перехватывает поперек горла и давит. - Ньют…. – хрипит док, судорожно вспоминая слова маршала о пустоте и агрессии. – Я… Прекрати. Это я… Г-г… Гермс… Я хочу помочь тебе… Ньют! - Помочь он пришел! – грустно посмеивается биолог, надавливая на артерию на тонкой шее. – Где ты нахрен был все это время, чувак?! - руки на мгновение дают слабину и математик врывается. Германн не будет рассказывать о том, как выхаживал друга, как подбирал слюни, как отстаивал право на жизнь и на помилование. Он не позволит Ньютону ощутить этот стыд. На данный момент с него хватит страха. - Где ты нахрен был! – едко сплевывает мужчина, наворачивая круги по своей клетке. Доктор Готтлиб пытается сохранять спокойствие. Спокойствие это то, что Ньюту сейчас действительно нужно, как ощетинившемуся зверю, угодившему в капкан. Слова должны звучать четко и убедительно. Он подробно рассказывает об отмене трибунала, программе реабилитации и ее условиях, о поездке в Дрезден. - Дрезден? Гермс! Ты серьезно?! – вспыхивает Ньют с новой силой. – Чувак, очнись! Эй! Я военный преступник!!! Дальше этой койки и может твоего миленького кабинета мне шагу не дадут ступить! - Ньютон. – Док усаживается на узенькую кровать. Гайзлер вздрагивает, ощутив присутствие рядом. Так непринуждённо, просто и привычно. – Едем. - Прекрати. - Мы едем, верь мне. – доктор Готтлиб выуживает из кармана пульт и нажимает клавишу. Если бы Ньютон никогда не видел голограмм, он счел бы, что совсем сдвинулся. Настолько тонкий свет, скользнувший по стенам бокса, мастерски обманывал. Вот они уже в уютном купе старенького поезда Берлин – Дрезден. За окном мелькает ноябрьский пейзаж, а стук колес вгоняет в приятную меланхолию. - Господи Боже! Гермс… - выдыхает Ньют и тут же прикрывает глаза, ведь оторваться от этой симуляции невозможно. - Если все пройдет удачно, это произойдет через два месяца. – с мягкой улыбкой шепчет математик. Его глаза тоже закрыты, но он уверен, Ньют чувствует его улыбку. - Это невозможно. Это потрясающе. – Я подумал, тебе будет это интересно. Наш путь и все остальное дальше… Можешь побродить по лесу. Оглядеть наш дом, только не напугай Гюнтера. - Гюнтера? – голос Гайзлера дрожит, ведь он понимает, что все это только для него. - Наш пес. – буднично замечает Германн, будто сотню раз рассказывал он нем. Вообще-то так и было, пока биолог прибывал в искусственной коме. - Пару месяцев назад я подобрал его возле базы. Сейчас он дома. Ждет нас. - Гюнтер? Серьезно? Чувак, это китайский пес! - биолог подозрительно щуриться, в глазах проскальзывают знакомые искорки. Заводные и беззаботные. - Кто вообще так собак называет?! Пес это Дружок, ну или Бомбошка… - Он отзывается на Гюнтера! – весело напирает математик. - Черт. Чел! Ты же боишься собак! Да ты боишься всего и всех у кого коэффициент IQ ниже сотни! – лица Ньюта касается грустная усмешка. - Этот пес. Он напомнил мне тебя. - Он в очках и пытался уничтожить мир?- тот же обреченный взгляд, так мастерски прикрытый сарказмом. - Он потерялся. Как ты. - проговаривает математик, осторожно касаясь цветного запястья. - Прости, что я не с тобой. - Ты рядом. Уже почти. Думаю вот- вот и ты, Ньютон Гайзлер, вновь причалишь к знакомым берегам. - Боюсь, на моем корабле ты не обнаружишь прежнего доктора Гайзлера. А этот труп… - мужчина оглядывает свои руки и с силой ударяет кулаком о стекло. Бесполезно. – Он не принесет тебе ни радости, ни…. - Молчи… - предупреждает тихий голос математика. Он увеличивает громкость поезда, но Ньют уже начал. - Этот пустая трата времени. Твоего времени. Твоей жизни… - Пожалуйста, хватит. - Взгляни на меня! Я труп! – не выдерживает биолог. Его голос звенит от отчаянья. Он хочет поверить словам друга, но он ставит под сомнение даже факт этого разговора. – Я все понимаю. Возможно, они пошли на встречу, но сколько времени на это уйдет, а я дальше буду гнить в этом чертовом аквариуме! А теперь еще эта чертова голограмма… Торопливый бормотание биолога будто сверлом для лоботомии порождает боль в голове Германна. Его только что и так не слабо приложили, а теперь еще и эти бесконечные сомнения. Какого черта Гайзлер о себе возомнил!? - Заткнись ты уже! – Буквально рычит ученый. Хватает друга за шиворот и отшвыривает к стеклу. - Это бесполезно… – скулит Ньютон, почти сползая на пол. – Герм, ты неисправимый мечтатель… Что я натворил… - Теоретик, тупица. Сколько раз повторять! – шёпот в самое ухо и твердые руки, что держат на месте. – Но на этот раз, все по настоящему, Ньют. Если бы Ньютону Гайзлеру сказали, что он будет заводиться с пол оборота от голоса немецкого профессора, он бы подумал, что кто-то обсмотрелся знатной порнушки. Если бы Доктору Германну Готтлибу предсказали, что он будет прижимать к стеклу своего коллегу, под прицелом десятка камер наблюдения, док умер бы от стыда. Вот только сейчас, впихиваясь меж нервно сжатых коленей друга, он не испытывает смущения. Обычно сдержанный Док буквально рушит несмелое сопротивление своего коллеги, друга, возлюбленного, а теперь еще и подопечного. Он старается осторожно касаться желанного тела, но выходит слишком нетерпеливо, грубо, болезненно. Вместо поглаживаний он щиплет, кусает в поцелуй, не обнимает – прижимает, одергивает и вновь сжимает до хруста в ребрах. За эти годы Германн не изменился и не разлюбил Гайзлера, он просто бешено изголодался. - Ох, мой мальчик… - выдыхает математик, кое- как отстраняясь от губ возлюбленного. Язык не слушается, голова идет кругом от ощущения Ньюта в руках. Тот стонет прямо в рот, потираясь о жесткое тело. Предлагает себя. Всего. Полностью. Беззастенчиво и жарко. Как раньше. - Гермс… - скулит биолог, цепляясь за острые плечи. – Не оставляй меня. Не останавливайся, пожалуйста. Мы можем… если ты хочешь сейчас. От слов биолога перед глазами Герма вспыхивают искры, а тело моментально вспоминает те жаркие шалости, которые Ньют позволял проделывать с собой. - Ох, Ньют, ты такой… - математик еще раз касается языком зацелованных губ и признается. - Я хочу сломать тебя. - Так ломай. – шало улыбается Гайзлер. – Только не выбрасывай осколки.