I'm not bulletproof

      Не отрывая взгляда от чёрных омутов глаз напротив, Хосок натягивает тетиву с отравленной стрелой, прицеливаясь. В его глазах пылает огонь победы, хвост с острым шипом на конце в нетерпении бьётся о пол, желая поскорее пронзить жертву.       Хосок искал Чонгука очень давно. На его счету смерть не одной сотни ангелов, все они боялись за свои жизни и Хосок с лёгкостью находил их именно по сладкому запаху страха. От этого ангела Хосок не чувствует страха, тот никогда от него не исходил. Сейчас Чонгук смотрит на него своими огромными глазами и в них только смирение и принятие.       — Ты так и не вспомнил, — скорее констатирует факт, чем спрашивает Чонгук.       Хосок скалится, не понимая, что за игру ведёт ангел. Он намеренно оставлял зацепки, тонкую белую нить, свечение и запах сахарной ваты, до последней минуты не пропадая из места, куда Хосок мчался за ним по оставленному следу. Каждый раз на секунду их глаза встречались и Хосок на эту секунду застывал, не в силах контролировать собственное тело, а ангел только шептал «пожалуйста, вспомни», прежде чем раствориться в воздухе. Хосок отмирал, но было поздно.       И вот сейчас ангел наконец не успевает исчезнуть, Хосок сковал его ноги огненной цепью. Он смотрит на Чонгука, пытаясь понять. Глупый мальчишка даже не пытался сбежать, а может не такой он и глупый? Хосок чувствует подвох. Не в его компетенции разбираться, он обязан слепо выполнить приказ — убить ангела, но что-то его останавливает, что-то, чему Хосок не может дать описания и рационального объяснения.       Не сводя прицела, он решается попробовать, нарушая правила, предписанные ему подземным миром, обращаясь к Чонгуку:       — Может всё же скажешь в чём дело? Я убью тебя в любом случае, но обещаю, что не буду пытать, если ты объяснишься. Как там у вас говорится, не хочешь исповедаться перед смертью?       Хосок крепче впивается руками в лук, стараясь выглядеть устрашающе. Он всеми силами подавляет закрадывающиеся сомнения и чувство неправильности происходящего. Пытается взять себя в руки, не обращая внимания на скользящую от виска капельку пота. Он тысячу раз это делал, и даже Чонгука ему не жалко, такой же ангел, как и все до него, может, чуть красивее, с гипнотизирующим взглядом, но Хосок не был бы демоном, если бы вёлся на такую ерунду. Просто впервые всё идёт не по сценарию, впервые ангел чего-то от него хочет, и это что-то совсем не помилование.       Чонгук часто моргает, не сводя глаз с Хосока. Понимает, что больше попыток не будет, что всё бесполезно — Хосок ничего не помнит. А значит Чонгуку больше ничего не остаётся, как сдаться и, возможно, попробовать в следующей. Чонгук может рассказать Хосоку о чём угодно – о погоде, о мире, даже послать матом может, но как только он открывает рот, чтобы сказать главное, слова застревают в горле, вырываясь наружу облачком дыхания. Ангелы не в праве раскрывать прошлое, чьё бы то ни было. Глупый запрет и глупый непомнящий Хосок. Перед Чонгуком жестокий демон, убийца, но он тянется к нему всем своим существом, не в силах произнести заветное «хён». Как же больно молчать, когда твоё всё на расстоянии вытянутой руки по незнанию рушит ваши жизни.       Хосок понимает, что ангел ему ничего не расскажет. Он не будет искать причины и пытать его тоже не собирается, шанс упущен. Он выпускает стрелу, целясь в сердце. Со свистом она несётся на пораженье, а перед Хосоком проносится вся жизнь. Не последняя демона — все жизни до, каждое перерождение, в котором они с Чонгуком были вместе. Были коллегами, друзьями, братьями, любовниками, не предназначенными друг другу, но борющимися до последнего. Хосок пропускает через себя несколько жизней и миллион чувств, запахов тела, нежных слов, касаний до дрожи, и переполняющую любовь, скручивающую сердце, пылающую, взаимную, неиссякаемую.       Хосок роняет лук, с грохотом на пол падает эфемерное сердце демона, рядом на кафель оседает Чонгук. Хосок мотает головой, не в силах поверить. В обман, в несправедливость судьбы, но только не в то, что между ними было. Он подлетает к Чонгуку, удерживая его в своих руках, укладывая на колени, прижимает ладони к ране, задерживая кровь. Чонгук, его вселенная, его жизнь, его маленький мальчик, бесячий и приставучий, смешной и открытый, заботливый, с душой нараспашку, понимающий без слов, следующий за ним, всегда рядом. Хосок не вспомнил, собственноручно убил самое дорогое, что когда-либо у него было. Он готов разнести ад и рай на кусочки, стереть всё с лица земли, только бы в этих глазах не затухала жизнь.       — Чонгуки, — шепчет он, укачивая младшего, — кем мы только не были друг другу...       — Врагами? — сплёвывая скопившуюся во рту кровь, улыбается Чонгук. — Ты вспомнил, хён, — кряхтит он.       Яд действует, мгновенно поражая органы, стремится по венам к сердцу. Чонгук чувствует приближение смерти, но не боится её. Это самая ужасная жизнь из всех ими прожитых, дурацкая шутка, совсем не смешная. Единственный раз, когда они были не вместе. Но сейчас Хосок с ним, его Хосок, тот самый, родной и лучший в мире хён. Чонгук тянется ладонью к его лицу, проводит по мокрой от слёз щеке, оставляя алый развод, смотрит в горящие глаза и улыбается, искренне, с облегчением.       — Я люблю тебя, хён. Не тупи так долго в следующей жизни, пожалуйста.       «Не буду» Хосока заглушается диким приступом кашля. «Я люблю тебя» Хосока звучит в звенящей тишине.       Утром в заброшенном доме под перьями белых крыльев находят два тела, убитых одной стрелой, прижатых друг к другу ангела и демона.