Война

Возвращаться в часть было страшно, но и остаться в доме насовсем Валерка тоже не мог. Нужно было уходить. А немец теплым змеем обвивался вокруг Аркадина, заставляя того плавиться в объятиях и откладывать свое возвращение снова и снова на пять минут... на полчаса... В конце-концов, когда Валерка добрался до части, на лес уже спускались сумерки. Заглянув к дежурным на кухню и отметив про себя, что в расположении стало слишком тихо, он все же поплелся в землянку. Уже на подходе Аркадин понял, что в ней кто-то есть: воротца были настежь распахнуты. Догадаться, кто был у него в гостях, труда не составляло и Валерка, вдохнув поглубже и морально приготовившись к встрече, нырнул внутрь. На топчане Глеба сидел, сгорбившись и сняв с головы пилотку, Самойлов-старший. Он вздрогнул, не сразу осознав, что теперь не один, затем спросил глухим, не своим голосом: - Вернулся? - Так точно. - Валерка прошел вглубь, достал с полки коптилку и поджег. Землянка озарилась слабым светом. С одной стороны, даже хорошо, что Вадим тут сейчас сидит. Наверное, без него, в первые секунды, тишина и пустота землянки резанула бы очень остро по живому. Аркадин старался не смотреть на Вадима, но чувствовал, как тот буравит его спину взглядом. Выдержать. Главное - сейчас выдержать. Валерка почему-то вспомнил, как они лежали на деревянном полу, когда немецкие самолеты кружили над частью. Как улыбался и подмигивал лейтенант, подбадривая оцепеневшего Валерку. Как восхищался Аркадин тогда своим командиром. "Своим"... от этого слова стало неловко. Почему очень часто происходит именно так, что "свои" как-то незаметно становятся "чужими"? А те, кого никогда и не думал подпускать к себе, вдруг превращаются в самых близких... Как же непредсказуема жизнь! Всего лишь за пару недель Аркадин стал предателем родины, из-за него, выходит, погиб Глеб и... много чего еще произошло... в том числе, в воздухе пахло будущим дезертирством. Всего за пару недель он отказался от своих идеалов, которые даны были ему с детства, которые он впитывал с молоком матери... Отказался от них, сам еще того не осознавая, когда опустился на колени перед раненым немцем, помогая тому бороться за жизнь. Хотя, мать никогда не навязывала ему политических взглядов и воспитывала совсем не в духе партийных лозунгов. Ей, в первую очередь, важно было, чтоб он - Валерка, рос человеком. Интересно, что она сказала бы в данном случае, если бы узнала о том, что происходит в части... За исключением подробностей происходящего между Валерой и Димой, конечно... такое Аркадин матери не рассказал бы никогда. И в этом тоже состояла трудность их с Димой отношений. Людям никогда этого не понять. Не принять. И рано или поздно, если они доживут до окончания этой войны, им придется очень несладко... Внезапно Вадим поднялся с топчана, прерывая поток мыслей Валерки и направился к выходу. Задержавшись на пороге, Самойлов невнятно, не оборачиваясь процедил: - Завтра в расположение новое командование поступает. Считай, что в этом тебе повезло. Ну и к остальному будь готов... Валерка еле расслышал эту последнюю фразу. Сразу же защемило сердце, неприятно свело судорогой желудок. Но внешне Аркадин не хотел себя выдавать ничем, поэтому достаточно дерзко ответил Вадиму: - Всегда готов! Самойлов замер на секунду, то ли собираясь сказать еще что-то, то ли оценивая наглость Аркадина, но в итоге, не проронив больше ни слова, вышел, так и не надев пилотку. А Валерка остался наедине с собой, с услышанной информацией и с пустотой землянки. Глаза его закрывались сами собой и последнее, о чем он подумал, устроившись на своем топчане и проваливаясь в липкий сон, что сейчас отдал бы все на свете за то, чтоб сзади его обвили теплые руки немца... любимые руки... он так отвык от одиночества. * Трудно было предположить, каким именно образом капитан Иванов дослужился до капитана. Развязанно и сверху вниз оглядывал он личный состав, задерживаясь взглядом на каждом солдате и, словно галочку у себя в голове ставил - отмечал каждого. В роте он не вызвал ни у кого особой симпатии даже с первого взгляда, по крайней мере, так показалось Валерке. Солдаты стояли хмурые, как будто заспанные и тихонько перешептывались. Высокий, крепко сложенный, с какой-то прокуренной хрипотцой в голосе, ходил Иванов перед солдатами взад-вперед, заложив руки за спину. Вадим стоял здесь же, перед личным составом, и явно проигрывал новому командиру: гимнастерка на нем болталась, даже перехваченная ремнем, губы нервно поджимались. Лицо его выражало некое страдание и одновременно желание, чтоб все поскорее закончилось. После передачи командования, Вадим просил перевода в другую часть, чтоб не оставаться там, где все напоминало о брате. А, что Глеб был ему братом, теперь это уже не являлось секретом для солдат. Начальство же, вряд ли, знало о настоящей причине такой рокировки и списало все на внезапный нервный срыв Самойлова старшего. Валерка не знал, будет ли Вадим командиром на новом месте или займет менее громкую позицию, а то, что его больше не будет здесь, давало Аркадину надежду на лучшее, но и заставляло действовать скорее. Перво-наперво, необходимо было определиться с направлением движения, потому как вести немца в неизвестную ему самому сторону, Валерка не мог. Да у них просто могло не хватить провизии на бесцельные скитания. Даже с учетом Глебова сухпайка, который тот запасливо хранил "на черный день" в землянке и которым Валерка планировал воспользоваться при побеге. А чтоб точно знать, куда идти, нужна была карта. Карта лежала в штабе. Значит, оставалось лишь пробраться туда тайно или под каким-либо предлогом. Наконец, так называемое знакомство было окончено. Солдаты разбрелись по землянкам в ожидании обеда, перемывая косточки новому и старому начальству. Валерка решил заглянуть к Татьяне - в связи с собственными проблемами он даже не поинтересовался у девушки, как она себя чувствует после случившегося с Глебом. Ведь давно уже среди бойцов ходили слухи о их романе. Но увидев на пороге санчасти Богданова с папироской в зубах, Аркадин свернул вправо и потопал в сторону землянки. Нужно было обдумать план побега.