Мужчина с опытом

      Нет тех, кто не сказал бы: его жизнь — заглядение. Толпы женщин, море алкоголя, стопки денег и свобода. Кто не хочет так жить? Хеймитч Эбернети. Ему так это все надоело, так вымотала эта, по правде, блядская жизнь, что он открывает утром глаза и думает: «Опять проснулся». В его жизни все заволоклось серой пеленой, и нет тому просвета.       Драматичности этой никчемной жизни добавляет тридцатилетняя Тифани, чьё поведение больше похоже на подростковое. Она ни на секунду не отводит взгляд от Хеймитча и остаётся недовольной, когда она перемещается с первого плана на второй. И это она ещё не знает, что он так-то вообще не считает её частью своей жизни. Рубака сказал, что можно было бы найти способ и попроще, чтоб получить спонсоров, тем более, что все говорят о ребятах-аутсайдерах, но вместе с тем Хеймитч решил и поразвлечься. Кто ж знал, что все полетит к чертям? Тем временем в голове Эбернети невольно появлялось убеждение, что Тифани принадлежит ему, как вещь. Это его игрушка, и никто не посмеет играть ей, кроме него. Он не мог объяснить это собственничество, но оно было. Как была и тяга к Эффи.       Пообщавшись с другими менторами, Хеймитч поднялся в свой пентхаус. В гостиной он увидел Эффи, которая сидела на диване и что-то писала в своём блокноте. Эбернети подошёл к ней и заглянул, что она там делает. — Это что? — спросил он, не поняв букв верх ногами. — Расписание, — ответила она, не поднимая глаза на довольно трезвого ментора. — Почему в нем нет меня? — заигрывая продолжил ментор и плюхнулся на диван рядом. — А с чего бы там должен быть ты? — закатив глаза, удивилась Эффи. — Думаю, ты была бы не против провести время со мной. — Ты очень сильно ошибаешься. Я не знаю, сколько нужно выпить, чтоб захотеть провести время вместе с тобой, — сказав, Тринкет закрыла блокнот и встала с дивана. — Кого ты собралась обмануть? — встав следом, он схватил её за запястье и нахмурился. Их лица оказались так близко, что Эффи стало жутко неудобно. — Отпусти, мне больно, — попыталась вырваться она; ментор не отпускал, — Хеймитч! Он разжал её руку, глядя в испуганные прекрасные глаза. Эффи, смерив его недовольным взглядом, вмиг покинула менторское общество, направляясь к выходу. — Стой, принцесса, — Эбернети остановил её, схватив за локоть. Та развернулась к нему лицом, не зная, чего ожидать. — Ты же следишь за статистикой трибутов. Что там у Китнисс и Пита? — Почему тебе это стало интересно? — спросила она. — Если спросил, значит надо. Логично, неправда ли? — Ну, пусть и отвечает тебе тот, с кем тебе позволено так разговаривать, — Эффи поджала губы и уже намеревалась уйти. — Ой, приношу свои извинения, госпожа Тринкет, — театрально проговорил Хеймитч, — не соизволите ли вы проинформировать меня по данному вопросу? — Прекрати паясничать, — закатила глаза и тяжело вздохнула Тринкет. — Нечего строить из себя не пойми кого. — Это я строю из себя? Это, по-моему, ты ходишь, где попало, развлекаешься! Ты обещал помочь ребятам, а что в итоге? — эта карусель завелась и не видно ей края, — Вспомни, в каком состоянии ты появился вчера ночью? — Я ж не к тебе приполз! И вообще, ты мне не жена, чтоб отчитывать за мою личную жизнь. — Ещё б ты ко мне приполз! Это просто выходит за все рамки приличия! И ты не берешь ни доли ответственности за ребят! — Когда меня интересовали рамки? А на счёт ответственности, то это ты много взяла! Ты прекрасно знаешь, что эти гребанные спонсоры — вот такая часть вероятности победить! — Эбернети показал расстояние между пальцами размером обручальное кольцо, — но нет, ты борешься и сражаешься. Неужели ты ещё не поняла, что никто не может идти против системы? Они с яростью смотрели друг на друга, страдая от невозможности повернуть реку Игр в обратную сторону. — Я и не стараюсь. Это ты — любитель показать всему Капитолию, что тебя никто ничем не сможет зацепить, — она проговорила каждое слово чётко в отдельности. — Я не такой искусный актёр, как ты, Тринкет. — А я и не актерствую! В их фразах было столько гнева и яда, что можно было бы перетравить всех крыс в канализации. — Конечно, — протянул ментор, разводя руками, — ты у нас святая. Только куда же делась эта ангельская Эффи Тринкет во время нашего времяпровождения? — Ты лучше расскажи, куда пропадает Хеймитч, который готов понять и любить? И откуда он появляется? — ударив в не менее больную точку, произнесла сопровождающая. — Один — один. Эбернети почувствовал, что проиграл. Тем не менее только ей он мог позволить эту победу. Тринкет мигом прокрутила в голове ту ошибку молодости, что совершила в прошлом году, и решила не сдавать позиций, иначе этот манипулятор возьмёт верх. — Я бы могла и выиграть тебя, но остановимся на ничьей, — кокетливо сказала Эффи. — И правда, а то ты бывает заигрываешься, а потом обвиняешь меня в непристойной близости, — произнес ментор и, самодовольно ухмыляясь, ушёл в неизвестном ей направлении. Тринкет покачала головой, услышав его фразу, но решила поскорее забыть, потому что нужно сосредоточиться на том, что сможет помочь ребятам.       Хеймитч только вышел из лифта, как его тут же встретила Тифани. Она уцепилась за его руку и довольно улыбнулась. На этот раз она почти ослепила ментора, надев платье с золотыми пластинками, в которых с лёгкостью отражался свет и Хеймитч. Он смотрел будто в разбитое зеркало и понял, что так и есть. Уже двадцать с лишним лет он не может собрать себя воедино. — Привет, милый, — поприветствовала она, что Хеймитчу не понравилось. — Здравствуй, рыбка, — отшутился он, — не называй меня так больше, ладно? — Договорились, — кивнула капитолийка, не выпуская его руки, — а почему ты вчера не пришёл? Они сели за столик на террасе, где оставалось подождать Рубаку. — Я поздно закончил все дела. Не стал нарушать твой сон, — мастерски наврал Эбернети. — Я бы пустила тебя к себе в любом случае. А может ты вовсе был с Тринкет? Я видела, как ты на неё смотришь, — начала закатывать скандал Тифани. — Так, не надо мне тут истерик и ревности! Если что-то не нравится — иди, я тебя не держу, — резко выпалил Хеймитч, зная, что никуда она не денется. — Ну, ладно. Прости, — жалобно выдала она, поглаживая того по плечу. Хеймитч ничего не ответил. Его так бесил её голос, её движения и даже дыхание, что он готов был разорваться на тысячи маленьких кусков. Вдалеке он завидел фигуру друга, что не могло не порадовать. — Хеймитч, а я у тебя не первая? — вдруг спросила женщина. — Было б странно, если б к моим годам ты была бы первой, — засмеялся тот. — Ну, значит, ты уже с опытом, так? Она улыбнулась, словно тает рядом с ним, и одарила того похотливым взглядом. Этот вопрос слышал Рубака. Он подошёл сзади к другу, положил руку ему на плечо и, дернув бровями два раза вверх, сказал: — Ещё с каким… — Пошёл к черту! — рассмеялся в ответ Эбернети и обнял мулата ради приветствия. — Ладненько, мне пора, — сказала относительно молодая фифа, — Кстати, сегодня вечером у меня массаж, а завтра я свободна. Придёшь? — Обязательно, рыбка, — пообещал ментор Двенадцатого. Тифани ушла. Она была так довольна, думая, что все эти уменьшительно-ласкательные являются комплиментами и проявлениями чувств. Дура наивная. Хеймитч облегчённо выдохнул, развалился на диване и заказал себе порцию коньяка. — Ну что, как тебе уздечка? — так Рубака назвал её, потому что она лишала Хеймитча определённой свободы. — Как же она меня задолбала своей тупостью, — выдал Эбернети. — Раньше этот фактор тебя не особо заботил, а теперь интеллектуалок ему подавай — зажрался ты, — пошутил Бак. — Очень смешно, — парировал Хеймитч, сдерживая улыбку. Возможно, ему просто было с кем сравнить. Тринкет никогда не задавала настолько идиотских вопросов. Блять! Опять эта Тринкет! Это стало его болезнью: её имя никак не шло из головы. Оно крутилось, вертелось. Так назойливо, надоедливо, подгоняя все мысли к одному итогу.       Нервы Эффи были на пределе. И причиной тому не только то, что Китнисс пустила стрелу в Распорядителей, а ещё и то, что Хеймитч шляется непонятно где, вместо того, чтоб поговорить с этой невыносимой девчонкой. Когда он пришёл, обстановка лучше не стала, ибо он одобрил её действия. Это довело Эффи до белого каления. Однако Хеймитчу удалось убедить её, что все худшее, что могло произойти, уже произошло — назад пути нет. Собственно говоря, отходных путей Сноу никогда не давал. Он не давал шанса поменять решение или сделать что-то взамен. Он, подобно удаву, обвивался вокруг шеи своей жертвы и медленно, но верно начинал душить до тех пор, пока глаза не начнут выпадать из орбит. И лишь попав на Арену, трибут оказывался хоть в какой-то безопасности, потому что даже при самом плохом раскладе он умрёт сам. За пределами Арены Сноу способен на все.       Отпраздновав столь удачные результаты, команда разбрелась кто куда. Лишь Эффи осталась сидеть на диване перед телевизором. Она была не в силах поверить, что в этом году у трибутов есть шанс. В её мечтах так и теплился момент триумфа. Но дело было не в славе, а в том, чтоб хоть в какой-то сфере почувствовать себя счастливой, не играя роль. — Да, — нарушает тишину Хеймитч, заставив Эффи вздрогнуть и покрыться мурашками, — ребята в этом году не промах. — Говоришь про них, как про вещи, — возразила женщина. — В каком-то роде так и есть. Они — пушечное мясо. — Это жестоко, Хеймитч. — Зато честно. Ты и сама это прекрасно понимаешь. Тут Тринкет взгрустнула. Она впервые словила себя на мысли, что эти двое значат для неё немного больше. Возможно потому, что они были проводниками в более престижный дистрикт. Но вместе с тем она видела в них людей. Сильных, знающих, что такое честь, настоящих, с полным букетом чувств. Как капитолийке, ей было приятно находиться в таком обществе. По крайней мере это не было обыденно. — Мне кажется, я не переживу, если они погибнут, — внезапно прошептала Эффи и вздохнула чуть громче обычного. — Куда ты денешься? — усмехнулся Хеймитч, хотя веселиться вообще не хотелось. Сопровождающая ничего не ответила. Ментор перевёл взгляд на Тринкет: она казалась ему понятной. За эти пять лет он привык к ней, к её привычкам и манерам делать что-либо. Где-то в глубине души он не хотел, чтоб её кто-то заменил — от добра добра не ищут. Вряд ли её можно было назвать абсолютным добром, но ножки у неё очень даже ничего.       Рано или поздно алкоголь доходит до мозга и отключает в нем функции отвечающие за контроль поведения. Нельзя сказать, что Эбернети был пьян, как скотина, но доля выпитого была заметна. — Время спать, — глянув на часы, сказала Эффи, — спокойной ночи. Да уж… Спокойной… Такие ночи давно не заглядывают в гости к наставнику аутсайдеров. Он уже какой год засыпает с ножом после бутылки спиртного. И то, нередко он вскакивает с постели в холодном поту, убегая от переродка. Готова спорить, что он и забыл, как это спать без кошмаров и прочих «приключений». — И тебе, — сухо ответил Хеймитч.       Эбернети оглядывается по сторонам: непроходимый лес, бурелом. Недалеко он видит знакомый просвет между деревьев и мчит туда со всех ног, потому что позади него девушка-трибут из Первого с топором в руках — не особо приятная встреча. Она нагоняет Хеймитча, схватив за футболку; он падает. Между двумя оставшимися игроками завязывается поединок. Глаза девушки горят огнём, дыхание сбито, как у хищного зверя. Эбернети наотмаш бьёт её ножом, попадая в глаз, хотя мама учила не обижать девочек. Эта на девочку не похожа. Из её глаза течёт кровь. Хеймитч встаёт на ноги, и в этот же момент та замахивается топором. Она попадает Эбернети по животу, но не разрубает того пополам, лишь полоснув. Он хватается за живот, стискивая зубы до скрежета и из последних сил карабкается по склону к обрыву. Он запинается, скребет коленями землю, помогая себе рукой. Наконец-то обрыв. Мыс отвесной скалы — живописное место для финала. Хеймитч безо всяких сил, лишь с желанием жить поворачивается к своей противнице лицом; она заносит топор за спину и бросает в Эбернети. Он, пытаясь спасти свое тело и душу, рухает на землю, а оружие пролетает чуть выше его головы. Теперь уже без разницы, что будет — на все воля Всевышнего. Девушка делает два рывка вперёд, а её друг-топор, ударившись о силовое поле, летит в её сторону и следом расшибает черепушку. Звучит сирена, и Хеймитч просыпается.       Он лежит, как убитый, на кровати, ощущая ужасную головную боль и жжение где-то в груди. Ментор смотрит в потолок, и ему кажется, что неведомые линии плывут перед глазами. Как же ему настохерил этот калейдоскоп! Он так устал из раза в раз проживать конец той треклятой Бойни. Лучше б он умер там, пусть стал бы победителем посмертно, чем терпеть все то, что происходит вокруг. И каждый день одно и то же. Ничего не меняется.       Хеймитч еле встаёт с кровати и, шлепая босыми ногами по полу, тащится в бар. Неожиданно напротив окна он видит женский силуэт, облаченный в тонкий халатик, и меняет свой курс. — Эффи? — раздаётся в тишине его низкий с мягкой хрипотцой голос. Ответа нет. Покачивающейся походкой, он приближается и узнает такую непохожую на повседневную себя Эффи. Она рассматривает бегающие по улицам машины, стараясь скрыть в темноте все свои эмоции и чувства. Подойдя ещё ближе, Хеймитч замечает, как дергаются её плечи. — Ты чего? — со скрытой тревогой в голосе спросил он и нахмурился. — Ничего, — ответила капитолийка и сделала шаг в сторону, чтоб уйти; Хеймитч пекрерыл ей дорогу. — Не ври мне, Тринкет. — Я так больше не могу, — выдавливает она, надеясь, что тот в темноте не видит её слез. — Как? — Я не могу спать без кошмаров, я вижу умерших детей, кадры с Игр. Мои руки уже по локти в крови! И послезавтра это все начнётся снова, понимаешь?! Снова! Эффи накрыла лицо ладонями, тихо всхлипывая. Эбернети, глядя на столь душещипательную картину, поддался странному зову и обнял сопровождающую, прижимая её к себе. Та осталась очень удивлена, но не позволила своей гордости оттолкнуть ментора и уже через мгновение обвила руками его шею. Она ни в жизни бы не объяснила, что между ними происходит, но ей были так необходимы эти две руки, обнимающие её, успокаивающие, такие родные. — Перестань, — шёпотом произнес Хеймитч, нежно стирая солёные дорожки с её щек. Про себя он отметил, что без броского макияжа она чертовски привлекательна, а эта уязвимость и искренность тоже ей к лицу. — Я скоро сойду с ума, — призналась Эффи, чувствуя его сильные руки на своей талии. — Не переживай, — иронично улыбается Эбернети, — я никому не скажу. Он подаётся чуть вперёд и, закрыв глаза на этот гребанный мир, касается её губ своими. Эффи в некой растерянности отвечает на поцелуй, не понимая, что с ними творится. Однако им так не хватало этого. Не хватало осознания, что кто-то ещё в целой вселенной понимает тяготы другого. И кто бы мог подумать, что этот кто-то — законченный алкоголик или изнеженая капитолийка?