* * *
Всемогущий знал, что у него не будет времени на отдых. Он его и не просил – одержав победу, и защитив учеников, он готов был вернуться на пост учителя вновь. Все его просили отлежаться, прийти в форму – какую к черту форму? Он был близок к провалу. Уже смотрел в глаза смерти, когда тот жуткий паренек раскрыл свою ладонь. Шигараки Томура… Он ведь совсем еще ребенок. Но Всемогущий не чувствовал жалости, когда под угрозой были чужие жизни, тем более – его учеников. — Тошинори… — раздалось совсем рядом. Это пришел его лучший друг и товарищ Наомаса Тсукаучи, занимавший не последнее место в полиции. Он выглядел встревоженным еще сильнее, чем вчера. — Я в порядке, честно, — поспешил заверить его Всемогущий. Он находился в своей жалкой форме скелета и уже переоделся в костюм. Он давно привык, что вещи висят на нем мешком и даже не заплетался в штанинах. — Я верю тебе, поэтому и пришел. Кое-что случилось. Кое-что… плохое. Внутри Тошинори все похолодело. Но ведь все кончилось хорошо, все остались живы. Тринадцатый и Айзава, конечно, до сих пор в больнице, но Всемогущий знал – с ними все будет в порядке. Особенно с Айзавой. Тот слишком упрямый, Всемогущий не удивился бы, покинь тот больницу сегодня же. Они сели в служебную машину, где Наомаса не стал тянуть: — На Айзаву напали сегодня утром. — Что?! Но как… — Кто-то целенаправленно проник в больницу и нанес ему… тяжелые ранения, — Наомаса сглотнул. — Поясни, — потребовал Всемогущий все еще не понимая, что происходит. Напали? Кто мог напасть? — Сегодня утром, около семи часов утра, из больницы поступило сообщение о нападении на двух пациентов. Итаяши Кон, «Буря-мэн», лежал в соседней палате. Кто-то специально испортил его аппарат, поддерживающий дыхание и это заставило охрану покинуть свой пост. Но когда они вернулись с врачами, сразу заметили… Шоте Айзаве было нанесено четыре удара – по два в каждый глаз чем-то крайне острым, вероятно, ножом. Его дыхательный аппарат также был перерезан. У него случилось что-то вроде приступа из-за болевого шока, но сейчас он в порядке, если можно так сказать. Четыре удара – по два в каждый глаз. Всемогущий неверующе смотрел на друга. От ужаса у него заныла старая рана… Схватившись за нее Тошинори спросил: — Что с ним будет? Его глаза, Наомаса… — Врачи сказали, что не стоит ждать положительных прогнозов. Он лишился глаз, Всемогущий. — Я уверен, это можно поправить… — Исцеляющая девочка должна прибыть из школы вместе с нами. Может она что-нибудь сделает… Всемогущий, я боюсь, это становится слишком серьезно. Как давно злодеи не нападали на кого-либо в больнице? Когда они столь осмелели? Всемогущий молчал. Он не находил слов. Мысли о том, что Айзава больше не сможет видеть, больше не сможет быть героем,… выбили из колеи. Когда его только доставили из больницы, Всемогущий убедился, что его здоровью и причуде ничего не угрожает. Даже то, что Ному серьезно поранил его глаза, это сумели вылечить. Но четыре колотых раны… Когда они столь осмелели? — Тут скорее надо спросить,… когда мы успели потерять бдительность? Сколько человек охраняли его? — Два, — ответил не сразу полицейский. — Герои-новички. Но ведь это было просто для галочки… Ведь никто не думал… Как давно злодеи нападали на кого-либо в больнице? Со времен, когда правил Все за Одного. Всемогущий с дрожью вспоминал то время. Люди сейчас называют это просто «криминальным десятилетием», но нет. Все было под контролем одного человека, который прекрасно знал, куда бить. Они добивали героев в больницах, посылали шпионов… поэтому появились более защищенные медицинские учреждения, но сейчас они почти потеряли смысл. Когда появился «Символ Мира» и главный злодей сошел со сцены, все забыли об осторожности. Злодеи сейчас, в большинстве своем, трусы. И никто бы из них не полез в больницу добивать врага. Особенно после поражения. Но ведь это… Ужасающе логично. Принять поражение и двигаться дальше. Нанести врагу удар, когда он этого не ожидает. Шигараки Томура… неужели его рук дело? Нет, он бы не прошел незамеченным. Кто-то из его людей? Герои схватили достаточно злодеев, чтобы провести допрос. Надо лишь узнать есть ли портрет преступника, хотя бы примерный. — В это время было около десяти посетителей. В основном к героям на первом этаже, с легкими травмами. У нас есть все имена. Герои, что стояли на охране говорят, что к Итаяши-сану пришел его племянник, и я уже проверил – у него нет племянников. — Имя? Внешность? — Неприметная, — покачал головой Наомаса. — Они описывают невысокого мальчика примерно тринадцати лет. Был не в школьной форме. Чего-то отличительно они не смогли запомнить… — А как же камеры? — Отдельная проблема. Все утро камеры барахлили, а на посту охраны у мониторов тогда никого не было… У нас нет записей. — Ты думаешь, что на Айзаву мог напасть… ребенок? Они смотрели друг на друга недолго, неприятная тишина повисла между ними. — Мы не можем этого исключать. Может, это был злодей с причудой роста или что-то вроде… Не исключено, что это была маскировка. Никто бы не стал подозревать ребенка. И снова ужасающе логично. Всемогущий и забыл, когда сталкивался с подобно продуманными нападениями. Со времен Все за Одного… он словно окунулся в прошлое и от этого мороз бежал по коже. Но он не может бояться сейчас. — Нам стоит быть готовыми, Всемогущий, — произнес Наомаса тихо. — Это может быть только началом. Это уже начало. Только чего – неизвестно. Но вряд ли чего-то хорошего.* * *
На обеде Изуку быстро поглощал рис, боясь, что тот остынет. Все вокруг болтали об одном, и Мидория четко ощущал приятное чувство значимости. Он знает больше всех в этой огромной столовой. Он мог бы быть почти частью случившегося, но его оставили, посчитав бесполезным. Это было разумно – он действительно ничего не смог бы сделать. Он бы просто бегал рядом и полностью бы себя сдал. А пока он не хотел раскрывать то, что Мидория Изуку хоть как-то связан с Лигой Злодеев. Да, ему было обидно, когда его оставили. Он хотел сам сказать, что он не хочет. А так все продолжают решать за него. Он выбрал хорошее место для обеда – практически центральный стол. Отсюда открывался прекрасный вид на места, где обычно сидят ребята из класса героев. Класс 1-А… обычно они горели энергией, но сегодня были удивительно сдержаны. Сели себе тихо и едят, негромко разговаривают. Изуку вглядывался в их лица, осознавая, что каждый из них приложил руку к проигрышу злодеев. Да, Мидория во многом винил Шигараки и его абсолютное неумение руководить и создавать планы, но все же… Эти ребята были хороши. Хороши настолько, что Изуку с трудом мог оторвать от них взгляд. Их стоит изучить. Почему-то у него такое чувство, что этот класс еще причинит проблем… — Куда уставился, Деку? Изуку пора бы перестать вздрагивать от этого голоса, но это уже на уровне привычки. Он неуверенно поворачивает голову и сталкивается со знакомым взглядом, что окатывает его презрением с ног до головы. — Каччан! — неловко восклицает он. — Ты… я рад, что ты в порядке. — Как будто тебя это ебет, задрот, — шипит тот. — Смотри в свой рис и не показывайся мне на глаза, усек?! — Не тебе здесь раздавать указания, герой, — раздается голос Шинсо, что только подошел с подносом. — Советую идти, куда шел. Ребята со всех сторон неуверенно заерзали. — Ха, — Бакугоу, этот чертов урод, неприятно оскалился. — Тусуйтесь себе на здоровье, неудачники. — Кого ты здесь назвал неудачником? — Шинсо не собирался спускать ему все с рук. Изуку пораженно смотрел на одноклассника – он знал, что Шинсо крут, но чтобы так смело разговаривать с Бакугоу! — Вас всех, — фыркнул Бакугоу, а после снова впился взглядом в Изуку. И тогда Мидория почувствовал это. Когда Каччан впервые посмотрел на него… по-другому. Это было секундное ощущение, но такое ясное. Взгляд Бакугоу впился ему под кожу, перемолол кости и чего-то ждал. Никакой насмешки, издевки – только серьезность, так непривычная бывшему однокласснику. Глупая, невозможная мысль пришла в голову Мидории: Неужели он знает?! Нет! Этого не может быть. Бакугоу поднял брови в легком удивлении и Изуку понял, что перестал улыбаться, как жалкий неудачник, к которому Катцуки так привык. Он тут же засуетился и сделал вид, что ему страшно смотреть ему в глаза. — Тебе здесь не место, Деку, — рыкнул Каччан перед тем, как уйти. Шинсо поспешил сесть рядом. — Вот мудак, — сказал он. — Д-да… я ведь говорил, у него трудный характер. — Мидория, есть человек с трудным характером, а есть человек-мудак. Так вот, этот тип – человек-мудак. Изуку тихо прыснул от смеха. Шинсо вопросительно поднял бровь. — Умеешь подбирать слова, — отозвался Мидория. — Но Каччан, правда,… он просто такой человек. — Из твоих рассказов он еще хуже, чем я сейчас увидел. Если сойдемся на Спортивном Фестивале, я проучу его. — Очень благородно с твоей стороны, Шинсо… — Просто терпеть не могу таких ребят. Не думай, что я буду твоим вечным рыцарем, Мидория. — А ты бы мог! — рассмеялась девушка напротив и её поддержали остальные. Шинсо устало от них отмахивался, но они продолжали шутить. Очень благородно с твоей стороны, Шинсо, но я хочу разобраться с Каччаном сам. Изуку мило улыбался и смеялся, всецело участвуя в болтовне. Но он не мог перестать смотреть на белую растрепанную макушку впереди. И её обладатель, словно чувствуя его взгляд, резко обернулся. Изуку вовремя спрятал взгляд. Бакугоу Катцуки… определенно не последний человек в его истории. Изуку старался держаться каждый раз, когда видел его. Но стоит Каччану открыть рот – как в калейдоскопе проносятся все их годы «дружбы». Смех, удары, издевательства… Легко сказать, что пережил травлю и стал сильнее, когда травля уже закончилась. Но тогда Изуку не чувствовал себя сильным. Он думал, что он самый слабый на свете. Жалкий, беспричудный! И каждый день Бакугоу добивал его. Стоит вернуться домой, успокоится, внушить себе, что не все потеряно, как утром следующего дня его ждет неизменное: О, Деку, еще не смирился со своей ущербностью? Тебе помочь? Ярость поднималась медленно, но подбиралась к горлу. Изуку должен не смотреть на него. Не думать о том, как здорово было бы, будь на месте Айзавы-сенсея тогда Каччан. Но он бы не тронул его глаза… может быть, потом. Начал бы с рук. Таких сильных, что сжимали его горло, что били его неоднократно, что… Вели за собой, когда он терялся во дворе. Нет! Не смей вспоминать это. Бакугоу Катцуки – тот, до кого он доберется первым, когда обретет силу. И он не пожалеет. Ведь Бакугоу его не пожалел. С чего тогда он должен? — Я просто хотел сказать, что ты очень смелый, Шинсо, — заговорил Изуку, когда от Шинсо отстали и он спокойно ел бекон. Услышав его, юноша подавился. — И сильный. Я уверен, что ты больше достоин места в геройском классе, чем Каччан. Между ними повисла немного неудобная пауза. Но Шинсо неожиданно и легко улыбнулся. У него странная улыбка – не понятно, рад он или нет. Но Изуку не переживал, он знал – эти простые слова много значат для Шинсо. Он понял и прочитал этого парня мгновенно, едва узнав, что у него за причуда. Великолепная, мать её, причуда. — Ты подлиза, Мидория, — сказал он. — Ешь свой рис и помалкивай. Изуку внезапно резко вновь потянулся к рису. Ох, он использовал её… Абсолютное подчинение. Мидория видел, что Шинсо так просто убегает от разговора и не был зол на него. Но ему не нравилось зависеть от чужих слов. Он доел рис и все еще молчал, чувствуя, что хочет еще что-то сказать. Шинсо упрямо делал вид, что его рядом нет. — Шинсо-кун? — позвали вдруг. К ним подошла Полночь с классным журналом в руках. — Ты доел? — Почти, а что случилось, сенсей? — спросил парень без волнения. И Полночь заметила это. Заметил и Мидория. Пошло дело. — Ничего серьезного, — просто ответила женщина. — Доедай быстрее и следуй за мной. Надо поговорить о твоих оценках… — Но ведь у Шинсо прекрасные оценки, — не сдержался Мидория. Ошибка! Он не должен привлекать внимания. Надо заткнуться и перестать разыгрывать комедию. Лишнее внимание – дорога в кабинет директора. Он и так тысячу раз перебирал случившееся утром в поиске ошибок, чего-либо, что он упустил. — Это простой разговор об успеваемости, я быстро его верну, — улыбнулась Полночь, подмигнув ему. — Ты готов, Шинсо? Парень встал и спокойно последовал за учительницей. Итак, время обеда, а они уже начали проверять людей. Тогда у охранника было около десяти имен в списке, Изуку успел подсмотреть. Естественно, Шинсо будет под самым большим подозрением. Герои помнят, что в палату пришел школьник. Будет невероятной удачей, если еще какой-то школьник решил кого-то проведать этим утром.… Но Шинсо и Мидория внешне немного похожи. Охранник может их перепутать, если попросят сравнить. А те герои… он специально убрал волосы тогда, чтобы им было труднее запомнить его отличительные черты. Они должны запутаться. Мидория искренне надеялся, что Шинсо отпустят. Он не хотел сильно подставлять его. Все-таки, они друзья. Изуку беспокойно проследил, как Шинсо уводят. Повернул голову и снова. Каччан… почему ты так смотришь? Чувство тревоги нарастало с каждой секундой их переглядок. Бакугоу аж всем телом развернулся, чтобы смотреть на него. Но почему? За месяц учебы он цеплялся к нему лишь раз и то просто толкнул в коридоре. Изуку думал, что Каччан хочет отгородиться от него, забыть дружбу и издевательства над слабаком. Откуда же столько внезапного внимания? И главное – почему именно сейчас? Нет, Изуку твердо уверен, что у Каччана нет причин для подозрений. Тот всегда видел в нем лишь бельмо на глазу. Но почему он тогда все еще не отрывает от него взгляд?