— Силия любит пожёстче. — Силия? Так ведь зовут твою маму. — Силия — это моя собака.
Том замечает как однокурсники стали отдаляться от него, не понимая почему он резко стал проводить все выходные дома, часто отсутствовать на парах, полностью игнорируя все уроки и наказы преподавателей. Приходилось закрывать все недочеты с оценками пока остальные отдыхали, но Том считал что нет ничего такого чего бы он не знал. Все больше напрягает ситуация с Грин-де-Вальдом, а теперь еще и этот Генари, сколько раз бы Том не пытался поговорить со своей мамой, то всегда слышит ее кратко брошенное: «не могу говорить». Как же это бесит, ну просто ужасно. Еще ничего не может поделать с теми кошмарными и странными снами, которые чуть ли не душат по ночам. Он видит себя, только никогда бы в жизни не поверил в то что это он, если бы не взглянул в зеркало. Страшный, покрытый фиолетовыми венами, с красными глазами и гладким лицом, с прорезями вместо носа, этот человек держит давно знакомые предметы: кольцо Мраксов, чашу Пуффендуй, диадему Когтевран, личный дневник Тома, медальон Слизерина, возле его ног ползает Нагайна, ломая круглые очки Гарри Поттера. «Я не в твоей власти!», — улыбается чудовищу в отражении, дотрагивается до стекла, видя свою руку, она была абсолютно нормальной, смотрит на руку Альтер-эго, наблюдая острые черные когти. Возможно, вселенная пытается доказать ему, что таков настоящий облик Тома Реддла, от чего пришедший в шок, быстро опомнился. Но дикое отражение высовывает язык, показывая его раздвоенность. «Волан-де-Морт!», — понимает кого видит в отражении, стучит костяшками пальцев по зеркалу, смеясь над тем, что тот взаперти. «Ты и я — разные люди!», — не может принять увиденное. «Ты и я — один человек», — отвечает ему. Все крестражи сгорают в синем пламени, исчезая, оставляя только злобного монстра. Том продолжает смотреть за запертым в клетке Волан-де-Мортом, злорадствуя его поражению, как вдруг все внутри затряслось, разнылось, стоило увидеть на той стороне свою сестру и мать. Альтер-эго видит настоящие чувства Тома, внимая его мысленным страхам; медленно подходит к ней, начиная душить, а она слабенькая и тоненькая теряет свои силы, падая без сознания; тощие и острые руки Волан-де-Морта тискают Силию. Том стоит на месте, не имея возможности сдвинуться, чувствует как по щеке течет слеза, понимает, что сам позволил себе такое делать с сестрой, полностью разлагаясь. Длинный раздвоенный язык ложится на бледную кожу Силии, Волан-де-Морт обсасывает ее, как будто, пытаясь сожрать, когда его рука опустилась ниже, оголяя ей колено, Том понимает, что хочет этого, желает увидеть акт своей сумасшедшей любви к этой женщине, а сам все еще продолжает ронять слезы, испытывая муки раскаяния и стыда. Волан-де-Морт рвет на ней корсет, после чего Силия открывает глаза, делая глубокий вдох, она смотрит на него, на того, кто все время ее насиловал, просто скрывал настоящий лик. Он ее обнимает, зарывая пальцы в длинные женские волосы, Том видит как его Альтер-эго готово расплакаться, чувствует все то, что испытывает это обездоленное и омерзительное создание, зная наперед к чему все идет. «Прости меня», — говорит оно ей, Том в замешательстве. После этих слов он стал насиловать ее, Том не может поверить насколько ему приятно наблюдать за тем как этот ужасный монстр, которым является сам, принудительно обесчесчевает, разламывает, позорит, берет силой, порочит, мучает Силию. «Посмотри на неё», — говорит этот бледный получеловек, — «она цветёт у меня в руках», — сказал это с какой-то нежной тоской, придерживая ей голову, все тело. Качает её как дитя, не отрывая глаз: «Любимая», — обнимает беспомощную, склоняясь над ней, затем, крепко зажмуривается, подавляя волну грусти и желание уронить слезу. Она в сознании, но ничего не говорит, смотрит куда-то наверх, лицо ее полно боли и отчаяния, в какой-то момент смирения гладит насильника по плечу, давая понять что прощает. Том срывается на крик, не может унять диких слез, повторяя про себя те чувства, которые испытывает к этой женщине, понимает, что обязан только ей за свое лицо, которое удалось не потерять в далеком 1994, но по-сути, внутри все равно оставался Волан-де-Морт. «Я сильнее тебя, Том Мракс», — улыбается, показывая свои острые зубы, — «создай крестраж, тогда вернешь утерянную силу». Том слышит крики Силии под своим Альтер-эго, что приводит в более тяжелую истерику, потому что знает, что не в силах помочь. «Идиот!», — оскорбляет Тома Волан-де-Морт, — «Найди палочку Слизерина!». Оно обвивает Силию руками, которая уже стискивает спину насильника ногами, Том ревнует, чувствуя все то, что испытывает Волан-де-Морт. Ее приятно было мучить, это доставляло самых ярких красок в однообразное мрачное существование. «Том», — улыбается чудовище в зеркале, выжидая когда тот утрет слезы, — «я твой отец», — с особым чувством он продолжил трахать их вторую маму. Силия, прикрыв глаза, трогательно ахнула. Крепко впивается пальцами в оставшуюся палочку, которая в прошлой жизни принадлежала бедному Гарри Поттеру, она не хочет его слушаться столь же верно, отказываясь быть в левой руке; перекладывает в правую, все еще будучи под гнетом своей прошлой жизни, голос так и вторит: «А я мог!». Он отторгает Тома, считает слабаком; ненавидит Волан-де-Морта, желая стать сильнее. «Я — это ты», — постоянное напоминание эхом говорит одно и тоже. Направляет палочку на противника, вспоминая как мог колдовать обеими руками сразу, знает, что две палочки в одной руке усиливают магические чары, не винит Силию, зная, что она утопила палочку специально в водах Мичиганского пролива. Щелкает пальцами, судорожно вспоминая как разносил человеческую плоть на остатки. «Я — человек», — понимает, испытывая какую-то меланхолию и благодарность к маме. Щелкает пальцами вновь, все в дуэльном зале повернулись на разительный треск, Том улыбается, понимая, что не все потеряно. Окно в большом каменном зале, покрылось мелкими трещинами. Щелкает вновь, стекло разлетается на тысячные осколки, однокурсники начинают отбегать в разные стороны, боясь попасть под обстрел. Щелкает пальцами снова, устремляя взор на еще одно окно, вдребезги вынося и его. На Тома стал ругаться учитель, угрожая отвести к директору. Нахождение в тени затянулось для мистера Мракса, пора выйти из гнета, понимает, что маме может грозить опасность из-за его нежелания что-то делать. Когда-то давно Том стал Лордом Волан-де-Мортом лишь по своей прихоти, тогда что же изменилось сейчас? Оттягивание времени ничего не даст, мистер Грин-де-Вальд и его странная спутница продолжат вести холодную волну, втягивая в нее все больше и больше людей. Клянется, что засадит Геллерта в тюрьму за предательство, за оскорбления и незаконное свержение власти. Хочет поразить кого-то из толпы смертельным заклятьем, потом вспоминает, что обязан в Конгрессе, за свою нынешнюю жизнь связан по рукам и ногам, лишенный всех свобод. На Тома летит яркий луч света, отбивает, еще один; кто-то исподтишка начинает пытаться обезоружить его; не дает себя взять; противников становится все больше, голоса смешались, все они что-то галдят, уверяя, что знают как лучше. Хочет кричать, хочет бежать, а в голове только нежное: «Мамочка». Лиц становится все больше, мантии однокурсников замелькали, они все разом пытаются усмирить того, кто стал крушить все по своей воле. Один синхронный «Экспеллиармус!» и палочка Поттера вылетает из рук Тома, откатываясь куда-то в толпу. Вытягивает руку, начиная быстрым шагом идти, отталкивая всех невидимыми силами, заставляя учеников подчиниться. «Он колдует без палочки!», — слышит в толпе возмущенный крик. Да, колдовать без палочки запрещено, особенно, в школе, особенно, если ты не зарегистрировал эту способность. Отследить подобных волшебников невозможно, но если попадешься, будет большой штраф, благо, таких как Том очень мало. Он нарушает все правила, одно за другим, а в мыслях стоят картины из его собственных кошмаров, лицо Грин-де-Вальда и странное темное предчувствие. — Вы неуправляемы, — смотрит на Тома директриса, пока тот в свое время не отрывается от своей палочки на ее столе. — Да вы хоть знаете кто я? — надоело всем врать. — Ты — самонадеянный мальчишка, считающий, что все вокруг тебе должны, — без какой-либо агрессии говорит Эдмунда. Том рассматривает ее полумрачный кабинет, чувствуя, как в нем когда-то присутствовала его мама. Не может выкинуть из головы показанное призраком Гормлайт, как директриса и староста Рогатого змея имели романтическую связь, уверен, что это продолжается и по сей день. Смотрит в лицо своего строгого педагога, находя в воспоминаниях много различных картин. Вот тут, она еще совсем маленькая, у нее одна мать и младший брат, который погиб при невыясненных обстоятельствах, ее род чуть не прервался, из-за страха перед наследием Салазара Слизерина. Но ни она, ни Изольда Сейр не были наследницами; не знают парселтанга и в них нет никаких особых преимуществ, эти женщины лишь носят у себя в родословной сестру Гормлайт, которая, осталась при их воспоминаниях последней, кто обладал яркими признаками великого волшебника. Это очень странно, что змеиный язык не перешел ни к кому, во всем виновата кровь маглов, ведь даже Силия понимает Тома, хоть и не может ответить. С каждым днем он видел в своей маме или сестре все больше странностей, кажется, он забыл задать главный вопрос: «Кто такая Силия и почему она?». Что особенного в этой женщине? Ответы на некоторые вопросы может дать только Демиург, который все чаще не скупается бросить мистера Мракса в пучину параллельных жизней и глубинных страхов. А родить Тома на свет могла только его сестра? Почему? Откуда он знал, что это сработает? Откуда Волан-де-Морт это знал? Как Волан-де-Морт понял, что при помощи генетического материала своей сестры сможет вернуть себе лицо? Том и сам этого не знал, чувствуя, что Альтер-эго никогда не задавало подобных вопросов. В глубине глаз миссис Стюрад различает страх перед собой и перед всеми носителями фамилии Мракс, потомки Изольды сильно напуганы. — Мы хотели прервать род Слизерина, — отчаявшись под его взором, стала раскаиваться. — Вы не имеете ничего общего с этим родом, — усмехнулся директрисе в лицо. — Правда? — с надеждой смотрит. — Помяните мое слово! Расскажите, — приближается к ней, видя, как Эдмунду всю одернуло и она откинулась на спинку своего стула, лишь бы не быть под гнетом этого мальчика. Директриса сильно побледнела, ей стало дурно, Том ощущал ее страх, которым пронизывалось все помещение. Главная женщина Ильверморни была запугана давними байками своих собственных родителей, а те, в свою очередь, своими родителями, и эта цепочка идет глубоко вверх, в конечном итоге замыкаясь, цепляясь за близняшек Изольды, которых Том видел, попав в прошлое. — Она мучает меня, Том, — говорит Эдмунда. — Душит во сне, душила всех нас. — Гормлайт? — женщина напротив молча кивает. — Отпустите ее! — вскакивает с места, понимая, что все очень серьезно. — Что вы сделали? — упрямо смотрит. Эдмунда вся скукожилась, глаза поблескивали, она отворачивается, словно, Том та самая напасть. Родственные связи — вещь очень мощная, и по-своему волшебная. — В Ильверморни не просто так нет полтергейстов. Духи заполняли это место, их приводила эта мрачная женщина, которая давно была убита. Мне рассказывали, что после нее не должно было остаться ничего. — После нее остался фантом. Мысли и глубокие переживания. — Она доставала Изольду во снах, та была полностью одна. Ее мужа Джеймса убили, она осталась с детьми, — Том вспоминает, что это он убил мужа миссис Сейр. — Потом та не выдержала — повесилась на том странном дереве. Никто и понять не мог что случилось, просто ночью в один прекрасный момент она убила себя. Потом Риона и Марта, они пострадали тоже. Марта ушла из Ильверморни, потому что не имела магических способностей, сбежала за хорошей жизнью. Спуталась с немагом, дальнейшие слухи доходили до меня, что она так и не общалась с Рионой. — Вы потомок именно младшей, то есть Рионы, — улыбнулся Том. — Расскажите про ее мужа, — прикусил губу, не сдерживая ядовитой улыбки, зная, насколько больная это тема. — Чедвик Бут, — поднимает глаза на Тома, приходя в ужас от его довольного вида. — Приемный брат. — Это было шоком для всех, особенно для Изольды? — продолжает. — Конечно! Это все равно считалось неправильным, хоть кровью они и не связаны, чисто юридически считались родственниками. — Они все это делают! — выплюнул с особым рвением. — Делают что? — не понимает к чему клонит этот тип. От столь сильного напряжения, Том приходит в особый катарсис, представляя как отымел бы Силию, при этом говоря что она его сестра. Хочет поцеловать ее ровные губы, потрогать за волосы, сильно обнять, услышать прекрасные стоны, а осознание, насколько она близка ему, приводит в труднопереносимый стояк. — Вы кайфуете от мысли родства? — смотрит в загадочный и тлеющий вид Тома. Эдмунда растерялась, видя подобную реакцию впервые. Представляет как грубо бы трахал, она бы вся извелась и пронзительно громко кричала, а потом волнительный момент, когда Том бы обильно кончил в неё, прямо на глазах у директрисы, испытывая сильное облегчение. Его мысли с поразительной скоростью вывернули все трезвое сознание, когда Том вновь вспомнил где он, то ощутил как по нему разливается его же сперма. Кончил прямо себе в штаны, да, это не было столь приятно, как если бы он сделал это прямо в мамочку. — Продолжайте свой рассказ, — пытается скрыть свой томный низкий голос. — Первый курс. Запертая коммуна Рогатого змея. Вы мне не поверили. — Ты открыл комнаты! — воскликнула она ему. — Сонное заклятье! Это было оно наложено много лет назад на семью Изольды, когда Гормлайт пришла убивать. А замок поддавался только змееусту, которых, как я поняла, кроме тебя не осталось. — Такие же чары стоят на Тайной комнате в Хогвартсе, просто слово «откройся» на темном языке и все, — гордо заявляет. — А чем ты собственно гордишься, Том? — искренне не понимает. — Знаешь ли ты, что самый первый змееуст был обучен этому мертвому языку самой Смертью? — Что за бред? Очередные сказки! — смеется. — Это дошло до меня от моих предков. Гормлайт жила в Лощине ведьм, где, кажется, орудуют личи, создающие множество вещей для одоления собственной смерти и времени. Крестраж — как одна из самых известных форм, дошедших до нас, обычных магов. И то, я об этом знаю, так как моя пра-пра-пра Изольда жила у этой злой колдуньи прямо там, в этой самой скрытой локации! Этот мир полон тьмы. Дементоры выходят оттуда, потому что это место близко к Грани. Язык змееустов считается мертвым языком, научится ему невозможно, это было особым подарком Смерти. — Смерть, то и дело, что подарки делает, — не может унять своего скептицизма. — Расскажите тайну, что нужно от вас мисс Мракс? — Не знаю с чего начать, — директрисе стало не по себе, она вымучивала каждую мысль. — То странное дерево за оградой Ильверморни, мама говорила, будто бы на этом месте была похоронена очень страшная вещь. — Какая?! — положил руку на ее стол, приближаясь, смотря в глаза. — Не знаю, — поднимает ладони вверх, показывая насколько она беззащитна. — И никогда не знала. Никто не знал, только, если Изольда, а она после того случая с нападением долго не разговаривала ни с кем, а потом повесилась на этом проклятом дереве! Том задумался, пытаясь все же понять что такого утаила миссис Сейр. Будучи на месте происшествия подле Гормлайт, припоминает как чуть не погиб сам, но рогатая палочка, астральное тело которой он держал в своих пальцах, возможно, это как-то связано, ведь Изольда забрала ее. «Найди палочку Слизерина!», — вспоминает лицо Волан-де-Морта. Том вскакивает со своего места, потянувшись к палочке Поттера, которая осталась у него единственной, как мадам Стюард останавливает ученика. — Нет, ты пойдешь под суд в Конгресс, мальчик мой, — убирает палочку в ящик стола. — Я освобожу вас, — заверяет ее. — Вы можете на меня рассчитывать. Гормлайт уйдет, но для этого, — неотрывно смотрит на Эдмунду, — мне понадобится моя палочка. А также возможность проигнорировать комендантский час, — заверяет ее, смотря на часы, видя уже первый час ночи. — И я уйду из вашей жизни, а так же любое упоминание о Слизерине и его наследниках. Уйду из школы, больше не будет проблем. — Кто ты? — изумленно выгибает брови, доставая палочку, протягивая ее таинственному и красивому мальчику. — Я Лорд Волан-де-Морт, — странно улыбнулся. — Но вы же… — хочет что-то сказать ему, но тот уже исчез. Хочет вернуть все на место, готовый встать за свою страну, навести порядок, посмотреть в глаза своим сторонникам, которые уже, наверное, совсем постарели. Взмахом руки отворяет большие ворота, выходя за территорию, пробираясь по узкому и опасному обрыву крутого холма прямо на небольшой пустырь около ограждения школы, где во всей красе цвело и переливалось Рогатое дерево. Большой мощный ствол раздваивался на два ровных и длинных, напоминая страшные рога, по всей коре проходили странные светящиеся нити, они мерцали ядовитой зеленой, ровно как и листья этого древа. Том подошел поближе, прислушиваясь, ему показалось, что оно поет, листва начала раскачиваться на ветру, создавая еле разборчивый шепот. Прикасается к неровностям ствольным, поднимает глаза выше, разглядывая мелкие зазубринки, а так же невыросшие ветви, что так и остались короткими и уплотненными, напоминая очередные рожки. Внизу толстые корни, выглядящие как самые настоящие плотные змеи, они переплетаются меж собой, будто защищая что-то. Отходит на шаг назад. «Бомбарда!», — командует Том, взрывая толстые и сплетенные корни, что так и продолжали обнимать друг друга. Мелкие щепки, частички мха и куча другой пыли поднялось вокруг. Присаживается возле развороченных корней, но видит, как эти змеи все еще глубоки. Под одним слоем, такой же другой, осознает — это будет долгий путь. «Бомбарда максима!», — выносит огромные корни, поднимая наверх клочья земли, что посыпались на него рассыпчатым градом. Дыра в земле становилась глубже, расходилась трещинами. Уставился на корни, видя какую-то непонятную жидкость на них, присаживается, проводит пальцами. Под свет Люмоса видит перепачканные, на первый взгляд, в крови, но на запах совсем не кровь. Проводит языком, пробуя на вкус. Да, это была схожая с кровью консистенция, это говорило о том, что рогатое дерево поглощало души не просто так, оно живое, а точнее ожило. Очнулось. Яд, еще Том ни с чем не спутает змеиный яд, приторная примесь заставляет слюну сгущаться, но с этими мыслями понимает, что близится к цели, ведь наружу уже поползло гнилое нутро. Дальше взрывать было опасно, потому что холм начал осыпаться, и Том решил копать. Сегодня, в эту странную ночь чувствовал себя расхитителем могил и гнусным вором. Видит камень, стремительно направляет палочку в его сторону, желая превратить в нужный предмет. Камень в мгновение преобразовывается в лопату, Том не может поверить, что будет заниматься этим самостоятельно, однако, чувствует что должен. Мягкая и рассыпчатая земля удерживает в себе толстые мощные корни, интересно, сколько лет это дерево пускало вглубь своих змей. Вонзает металлическое острие лопаты прямо в жирный корень, из него брызнула эта непонятная жидкость, продолжает драть и рвать мешающую проникнуть вниз преграду. Ярость захлестнула, когда показалось, что эти корни шевелятся, хочет поджечь их, но боится, вдруг яд, что находится в них вспыхнет и унесет все без особых сожалений. Плечи болят, руки ноют, тяжелая ноша выпала на Тома, в голове которого застыл образ Волан-де-Морта, он покушается на его спокойствие, оскорбляет и постоянно к чему-то призывает. В лицо летит гравий, клочки земли, снова что-то попало в глаз, но Том продолжает рыть под непонятным древом, лишь углубляя яму под собой, начинает отчаиваться и разочаровываться во всей этой затее. «Она там», — слышит чей-то голос, что только подначивает на действия; делает все вручную, боясь повредить искомое. Падает на колени, выбрасывает лопату, она снова обращается в неприметный камень. Том окунает руки в черную трясину, что стала жидкой от ран дерева, начал рыть руками. Песок, земля и всякие комочки забиваются под ногти, очень неприятно и мерзко находится в грязи. В какой-то момент Том очень устает и перестает что-либо делать, смотря в яркие звезды на небе, кто-то трогает за плечо; лихорадочно наклоняет голову. Готов кричать от ужаса и неожиданности, видя Волан-де Морта рядом с собой, он опускает свои длинные тощие пальцы в землю, начиная рыть эту рыхлую землю. Том оборачивается в другую сторону, встречая почти забытую Гормлайт Мракс, явилась спустя столько лет. Она посмотрела на Тома необычным взглядом, в нем читалась несвойственная ей надежда, ее руки опустились в землю и стали разгребать черное нутро под корнями. Том вцепляется во все комья, вытаскивая их наружу. Ощущал на себе ни с чем не сравнимое чувство, прилив сил и желание докопаться до истины, до долгожданной подноготной. Он уходил все ниже и ниже, чувствуя заветное приближение к цели, слыша как что-то отзывается. «Очнись», — говорит Гормлайт, смотря на Тома. «Очнись», — повторяет за ней Волан-де-Морт, повернувшись к Тому. «Очнись», — говорит Том, наконец понимая, что именно это слово пробуждает спящую палочку. Это слово, что так назойливо вторила мисс Мракс было ответом на многие вопросы, а также возвращением старого Тома и всех воспоминаний о прошлой жизни. И все это, как ни странно было у этого дерева. Они говорили на змеином, и понимали друг друга, не осознавал этого только Том. Смотрит вниз, в саму землю, замечая как та светится ярким зеленым светом в определенном месте. Стряхивает ее, видя обвитую тонкими корешками палочку, ту самую, которую видел в прошлом Гормлайт. На ней были рога, и множество зазубрин, повторяя рожки василиска. Она была необычная, самая необычная из всех, которые Том только видел. Даже Бузинная не такая. Это наследие Салазара Слизерина, которое, неупокоенное существовало в ожидании следующего живого потомка. Палочка необычно длинная и красивая, на ней маленькие трещины, что светятся ярко-зеленым светом, повторяя необычность дерева, что поросло на останках наследия одного из основателей Хогвартса. Выбирается из неглубокой ямы, а самого всего пробрала дрожь от проделанной работы. Взмахивает палочкой, — «Экскуро», — избавляет себя от грязи, в которой вымазался. Колдовать ею невероятно приятно и легко, она совершенно спокойно лежит в левой руке, Том чувствует, что это то самое оружие. «Редукцио! Репаро!», — восстанавливает загубленное дерево, убирая зияющую яму. В лицо засиял голубой свет, уставившись прямо на него, не может поверить, когда видит очертания какой-то молодой женщины, которую Том уже видел. Это была Изольда Сейр, некоторое сходство с Эдмундой прослеживалось, но, скорее всего, Том просто это себе надумал. Светлый образ этого призрака ощущается приятным теплом, Изольда подходит к своей тёте, что была вся в черном, опустив голову к земле. Она протягивает руку Гормлайт, их взгляды встретились, от чего было не по себе. Чувственная и всепрощающая любовь, была заперта столько лет из-за злобы мисс Мракс; почти разрушила все, чего она желала. После всех унижений и жестоких предательств, Изольда прощает Гормлай, крепко обнимая, кажется, эти две совершенно не замечали наблюдающего Тома. Видел ли их кто-то еще? Сейр берет за руку зачинщицу всех своих бед и уводит. Они идут вперед, пока в глаза наблюдающему не бьет яркий белый свет и очертания знакомого вокзала Кингс-Кросс. Гормлайт в последний момент оборачивается и искренне улыбается, полностью и безвозвратно исчезая. «Берегись Смерти», — говорит Волан-де-Морт, — «кажется, она идет. Вот-вот и скоро, совсем близко, поймает нас за хвост».***
Сколько бы не засыпал с мыслью никогда больше не открывать глаза, все равно твое блаженство когда-нибудь оборвется, самое ужасное делать это из-под палки, где-нибудь рано с утра, особенно когда это делают родители. — Быстро вставай! — откидывает кто-то одеяло. Повеяло отвратным холодом, Том тянет одеяло на себя, узнавая противный голос. — Ты должен вставать, почему все всегда ждут тебя? — злится она. Все же открывая глаза, видит свою сестру, она была одета в какое-то причудливое платье светло-голубого цвета, в ее волосах длинные синие ленты. Ненавидит когда она вот так смотрит, будто ей кто-то что-то должен. — Полежи со мной, — тянет ее на себя. Силия упирается в него своими локтями, не желая поддаваться, но сдается. — Дедушка сказал что мы поедем в Лондон, — говорит какую-то несуразицу. Какой дедушка? Зачем в Лондон? Что происходит? Обнимает ее, накрывая их одеялом с головой, не замечая насколько сильно изменился их возраст. Тому становится дурно, хочет трахнуть Силию, лезет руками под подол ее платья, слыша как она притихла, словно он делает что-то не так. Тянется чтобы поцеловать. Замечает насколько странная на ней одежда. — Мне кажется, — Силия внезапно подала голос, — что ты делаешь какие-то глупости, Том. — Не понял? — ему кажется это слишком странным. — Ты только вчера угрожал оставить меня в страшном лесу одну. Еще одни странные вещи говорит эта девочка, потому как ни в каком лесу он не был и не угрожал ей. — Нас могут увидеть! — хочет выбраться из чужой кровати, — Дедушка с бабушкой могут подумать что мы делаем что-то плохое, — какие-то детские нотки вплетались в ее речь. — Мы им не скажем, — продолжает снимать с нее все лишнее, чувствуя как мучительно долго у него стоит. — Что ты делаешь? И тут он понимает, что находится где-то в другом месте, там, где нет привычного уклада жизни, хорошо бы узнать какой на дворе год, но это потом. — Я поговорил с местным доктором и узнал, что многие девочки болеют странной болезнью, — начал пугать, улыбается, слыша как она стала возмущаться. — Но я помогу тебе, мне сказали как можно предотвратить этот страшный недуг. Я вылечу тебя, — с этими словами он спускает с себя штаны. Под одеялом становилось невыносимо душно, ложится на сестру сверху, выныривая наружу. Рассматривает ее лицо, оно выглядело как-то иначе, более детское, да и сама по себе Силия была плотнее обычного, волосы у нее темные, что сразу бросилось в глаза, но это неважно. Стал как можно быстрее входить в нее, она начала ныть что ей больно, как же в этот момент ему было все равно. — Мне тоже больно, — заверяет ее, — но я же не плачу, — испытывает муки от того насколько внутри Силия узкая, прямо как в первый раз. — Зачем тогда ты делаешь нам больно? — заметно расслабилась, давая войти в нее полностью. — Согни ноги, — начал двигаться в ней, не скромно постанывая, то и дело срываясь на смех. Не очень-то и большое удовольствие растягивать девственницу, но без этого никак. Том начал считать сколько раз ему удалось порвать свою сестру. Один раз в жизни и два раза во сне, потому что, все, что происходит — не похоже на реальность. Начинает замечать, что мистическое число три преследует его на протяжении долгого периода времени, может это что-то значит? — Я делаю нам больно, чтобы потом стало хорошо, — несет полную ерунду, лишь бы она не кричала. — Хочешь ребенка, Силия? — она кивает. — Хорошая девочка. Мы с тобой сейчас делаем ребенка, поняла? — та снова закивала. — Сейчас, совсем скоро, я… — толкается в ней, не замечая как искажается его лицо. Не получается расстегнуть длинный ворот её платья, рвёт прямо на ней. Силия вскрикнула от испуга. Том был счастлив, он наконец-то увидел обнаженную грудь. Опускает голову, плавно прикасаясь губами, хочет целовать ей сиськи беспрестанно. Высовывает язык, проходя по светлым розовым соскам, они сразу же съежились и затвердели. Сестра продолжает что-то мычать. — Хватит! Не надо, мне стыдно, — убирает его лицо. — Тебе неприятно? — Странное чувство. — Представь, что я твой ребёнок, а ты моя мама, — смотрит на то, как Силия закрывает лицо в смущении. — Если у нас будут дети, они сделают также, — прижимается губами к её груди, начиная сосать. — Щекотно, — пытается помешать ему. Держит ей руки, наслаждаясь сладкой близостью. — Ты странный, — продолжает что-то говорить. Он снова задвигался в ней, она тут же перестала болтать и протяжно, еле слышно заскулила. — А разве мы можем так вот взять и завести семью? Надо же сначала пожениться, — начинает болтать с ним. — Мы поженимся, — целует ее в шею. — Но дедушка сказал, что меня выдадут замуж за некого мистера Блэка, это кузен моей мамы. — Тогда мы сбежим, — не особо вникает в то что она говорит, желая не кончать так быстро. — Или убьем дедушку, — подумал что так будет даже проще. — А бабушка? — улыбнулась она столь странно. — И ее тоже. Всех, — хватает ее за бедра, утыкаясь лицом в грудь, протяжно и приторно изнывая, — Силия, я сейчас кончу в тебя, — стискивает пальцами ее кожу, слыша как она стонет. Изливаясь в нее, жалеет, что этот миг закончился столь быстро. Спускаясь вниз как ни в чем не бывало, Том стал с интересом рассматривать фотографии в гостиной особняка Реддлов, который узнал сразу же, не сомневаясь ни разу. Комната, в которой он спал, принадлежала когда-то маме Силии. Она была на самом последнем этаже, однако, неудивительно, что в этой реальности Том выбрал отделиться ото всех. На черно-белых статичных снимках виднелись его родственники-маглы, которых он убил в 1943 году. На общем снимке Томас Реддл важно уселся в кресле, возле него его жена Мэри, что держит за руку мужа. А по бокам видит себя и свою сестру, понимая, что никогда не жил в приюте. На другом фото видит своего отца, который был один в один похож на Тома, будто смотрит на свое отражение, правда, отца выдает возраст, на снимке он со своей женой, в которой не тяжело узнать Мариус. Скорее всего, если Силия говорит только о бабушке и дедушке, значит, Том-отец мертв, а его жена сбежала, либо тоже умерла, хотя, скорее всего, нутро проститутки взяло бы верх. Значит ли это, что Том сейчас магл и его сестра тоже? — Почему так долго? — Том роняет фотографию на пол, испугавшись неожиданного голоса за своей спиной. Резко оборачивается, ему представился высокий мужчина преклонных лет с прекрасной осанкой, которую тот старался все еще выдерживать. Он был похож на отца, но все же не так сильно как сам Том, морщинистое лицо отразило на дедушке ненависть и озлобленность, даже в спокойном состоянии он казался раздраженным. Вытягивает дедушке руку в привычном приветственном жесте, а потом ловит на себе подозрительный взгляд. Томас Реддл подходит вплотную к внуку и дает сильную пощечину, от чего Том делает несколько шагов назад. — Почему такой вид? — строго осматривает сверху вниз. Берет за грудки, притягивая ближе, начиная поправляет его галстук-ленту, перевязывая на свой лад. Ему все не нравилось, стал искать изъяны в образе внука и нашел их не один. — Что с него взять, — появилась на пороге сестра с Мэри Реддл, которую держала за руку. — Он и вставать не хотел! — начинает подло ябедничать. — Мне каждый раз напоминать каким безалаберным слабаком был ваш отец? — одергивает Тома, не поворачиваясь к вошедшим. Тому хотелось узнать только один факт из своей жизни: кем является его мать. — Отпрыск необразованной нищенки, — Том сразу же понял о ком идет речь и просто закатил глаза от раздражения, за что получил по щеке снова. — Стыдно выйти с тобой на улицу. Ты должен быть благодарен за то, что живешь здесь и имеешь права на наследство. Да, все же отец признал сына Меропы и забрал, а значит, если убить Томаса Реддла, то его внук, сын его сына имеет права на наследство и все достанется ему. — Силия, — повернулся к ней дедушка, от чего та не растерялась, держась гордо и не менее цинично чем сам Томас, — я же сказал тебе помочь твоему брату, почему ты этого не сделала? Девочка тут же растерялась, видимо, она не знала что сказать, Том ждал что сестра посмотрит на него, но она этого не сделала, от чего стало очень обидно. Силия делает вид будто между ними ничего сегодня не было, просто кошмарно всматриваться в искусственный образ, который Реддлы создали для нее. Том видит перед собой две престарелые фигуры, что начали спускаться с высокого холма. Еще никогда раньше он не видел Литтл-Хэнглтон таким живым, будто жизнь в этом месте всегда кипела. Силия подходит к нему, поправляя ворот пальто, боясь, что в следующий раз получит сама. Том понял, что если бы жил в этой семье, то все равно огребал бы за любую мелочь, а так же за факт собственного существования. Нет никакой другой жизни, она может быть под другим углом, но суть останется та же. Он и Том старший не могут существовать совместно, а будучи сыном Меропы — пожизненно будет носить клеймо. Тут разница только в нарядах и количестве людей, которые окружают. В приюте ужасный персонал и дети, здесь один Томас, безжизненная и подавленная Мэри. Засмотревшись на весь прекрасный пейзаж, тяжело выдыхает, замечая белый пар, осознает что жив. Сестра берет его за руку, он прижимается к ней лбом, начиная трогать ее плечо. — Давай каждый день делать ребенка? — улыбнулась она, все еще не понимая что между ними было. — Давай прямо сейчас? Под кустом? — провоцирует на побег. Она замешкалась, глаза ее забегали в разные стороны, а потом посмотрев на бабушку и дедушку, понимает, что те, возможно, еще долго простоят на центральной площади, рассматривая что привезли заморские торгаши. После увиденного, Том не удивился почему Мэри Реддл имела романтические отношения со своим молодым садовником. Все-таки не мог не заметить какую-то особую неловкую схожесть между всеми членами семьи, что-то их всех объединяло, помимо фамилии. — Это поможет тебе всегда быть красивой, — заговаривает ей зубы, считая очень наивной. Она обнимает ствол высокой тощей сосны, пока Том испытывает мучительную тугость своей сестры. Гладит ее по спине, слыша как Силия приятно стонет. Плевать, что потом Томас Реддл даст пощечину за не заправленную рубашку или незастегнутую ширинку, главное, что он и не догадывается, как пренебрегаемый сын Меропы напяливает всеми любимую девочку, на девственность которой возлагают большие надежды, желая всучить какому-нибудь богачу. Понимает, что не поменяется никогда. В России вовсю идет война с немцами, и какое счастье найти частичку этой войны прямо в собственном доме. Том получил очередной нагоняй от Томаса Реддла за прогулки с Силией в опасном лесу, благо, он не заметил ничего странного в поведение внучки, например то, что она стала более несдержанной. Дедушка уже вовсю решил судьбы своих младших родственников, решив раскидать их по разным учебным заведениям, не внимая отказу Тома и мольбам Силии оставить все как есть, или хотя бы позволить учиться вместе. Никогда Том не позволяет поступать с собой так опрометчиво. Ударили по одной щеке, подставил другую, а затем снова бьют, не зная меры ни в чем. Трогает приятную рукоять, скользя выше по металлическому затвору, снимает с предохранителя, зная, что пистолет заряжен. Немецкий ствол достался Томасу от какого-то офицера, что не смог с ним расплатиться. Том решает нанести визит своему дедушке, пожелав спокойно крепкой ночи. Откидывается на стуле полностью, наблюдая во мраке свои ноги, которые беспардонно лежат на столе старшего Реддла. Он был бы очень недоволен, если бы узнал. Маневрируя меж помещений так же бесшумно как и змея, заползает на второй этаж, уже слыша как храпит напыщенный глава семьи, что с легкой руки решает судьбы. Том прислоняется к стене, в душе ни капли сомнения, в сердце желание убить, а в голове полное спокойствие. Раньше в его руке была волшебная палочка, но даже если ее нет сейчас, это не значит, что обидчики могут спать спокойно. Собираясь с мыслями вновь, начинает думать насколько громким будет выстрел и проснется ли кто-то еще? Сначала дедушка, потом бабушка, и никого не станет. Не станет глупых взрослых, которые ведут себя хуже детей, никто не станет больше решать за Тома стоило ли ему рождаться на свет и от какой матери. Он не считает что должен испытывать стыд за свое происхождение, намного хуже продавать собственных детей за какие-то блага или титулы, статусы, после чего жить спокойно. Хочет стать единоправным главой семьи и решать свою судьбу и судьбу сестры самостоятельно, зная как правильно, зная как надо. Отворяет резко дверь, пробираясь внутрь темной комнаты. Вытягивает левую руку вперед, крепко сжимая оружие, чувствует его тяжесть, но насколько это не важно, Том даже не желает зацикливаться на этом, мечтая пустить пулю в лоб дедушке. Подходит еще ближе, к самой кровати. Храп стал очень громким, Том поморщился, считая это омерзительным. Рядом с Томасом свернувшись калачиком спала Мэри, почти не подавая признаков жизни. Уже готов выстрелить, указательный палец ложится на спусковой крючок. Не хочет никаких осечек, подносит дуло к самому лбу дедушки, начиная улыбаться от прилива радости, в предвкушении убийства, которое вот-вот случится. Закопошившаяся бабушка заставляет отвлечься, она переворачивается в сторону Тома. Он долго смотрит на нее, пытаясь понять что чувствует к ней. Но нет, ничего, пусто, совсем без вариантов. Мэри открывает глаза, замечает чужое присутствие, медленно и испуганно поднимает взгляд на внука. Том с интересом наблюдал пару секунд за тем что старушка будет делать, затем переводит взор на Томаса, он все еще храпел. Дедушка внезапно открыл глаза, вид его был злой и недовольный. Не мешкаясь ни разу, Том жмет на курок. Раздается оглушительный выстрел, затем направляет дуло на бабушку и стреляет без какой-либо задней мысли. Снова выстрел и все в цель. Ощущение неописуемого блаженства и абсолютной власти крепко связало по рукам и ногам. Выходит из спальни стариков выбрасывая пистолет столь небрежно, будто бы это не он только что лелеял мысль об убийстве. Находит спальню сестры, проходит столь же тихо, врываясь в ее покои с такой же непосредственностью, с которой, по-сути изнасиловал ее и убил дедушку с бабушкой. Наблюдает за тем как она спит, ложится рядом, уставившись в потолок, перебирая пальцами, кажется, Том слышит посторонние шаги, наверное, Смерть пришла забрать чету Реддл, освобождая другую чету Реддл из-под гнета рабства и подавления.***
Опять терпеть это нытье, вынуждает ее смотреть и слушать его. Он зажимает в своих пальцах толстую белую сигарету, хвастается новыми дорогими часами, улыбаются его губы, тогда как в глазах бездонная дыра. Что ему надо? Силия ничего не боится, пытается прочитать в лице этого жалкого магла то, что заставляет Генари постоянно возвращаться к ней как к исходной точке. У него есть жена, осталась, кажется, одна живая дочь, много денег, бизнес, друзья и прочие развлечения. Желает понять и отпустить, чувствуя перед Фрэнком Брайсом какую-то ответственность. Помнит как садовник составлял ей компанию в удивительном вымершем городке, где кроме них не оказалось никого. Брайс говорил о каком-то сыне, но Силия даже не думала, что Том отроет того самого сына садовника собственной семьи. Мистер Реддл был везучим на неприятности. Тянется к его портсигару, мило улыбаясь, вытягивает сигарету, зная, что Генари курит что-то заграничное. Русские Собрания, чудесный вкус, зажимает сигарету меж губ, прикуривая из его зажигалки. Машинально смотрит на календарь, ожидая прибытия своего сына. Устало упирается рукой в лоб, кивая на каждую реплику магла. Пепел почти съел его сигарету. Сколько бы Силия не рассматривала этого, на вид, пятидесятилетнего мужчину, все никак не понимала что не так с ним. Прикладывает свои пальцы к его лбу, думая, не болен ли он. Он не отрывает от Силии напряженного взгляда, прекратил странный монолог, берет ее за руку, начиная целовать. В какой-то момент Силие показалось, будто, внутри что-то разбилось, она выпучила глаза, затем добродушно улыбнулась, но претворяться долго не смогла, на ее лице заиграла яркая растерянность от того, что не представляла как поступить дальше. — Да что с тобой? — вырывает свою руку, рассматривая мужчину. — Ты свела меня с ума, — тянет к ней руки, начиная трогать ее волосы. Силию уже напрягает такое поведение, однако, она не подает виду, а просто выдыхает сигаретный дым, начиная тушить недокуренную. Встает со своего места, не сдерживая улыбки и подступающего смеха, закрывает рот рукой, отворачиваясь. Генари встает с места, трогает за плечи, прижимаясь всем телом. Силия не перестает смеяться, чувствуя какую-то досадную истерику, не может даже оттолкнуть его, ведь это доставляет удовольствия — лицезреть чье-то безумие. Неужели все это время этот магл питал к ней какие-то романтические чувства? Позволяет ему трогать себя, ускользая из его объятий, но каждый раз ему удается настигнуть объект своих желаний. — Силия, — чуть не рыдая говорит он. Она сажает его на стул, а сама приближается вплотную. «Т-с-с», — лучезарно смотрит в чужую боль. В голове желание схватить свою палочку, но так не интересно. Садится напротив, кладя ногу на ногу, а затем проводит острым носком туфли прямо по чужой икре. Смотрит в жалкий вид Генари, не понимает как могла быть настолько слепа, что не видела давно его безумия. — Сколько вас таких? — пренебрежительно заявляет. — Ты жестокая! — бьет он кулаком по столу, смотрит на то, как эта женщина утомленно закатила глаза. — Мне кажется, ты что-то не так понял, — прищурилась она. — Мы никогда не могли бы стать парой. Ты мне не подходишь, — кратко бросает ему правду в глаза, видя как тому обидно. — Это потому что я не твой сын? Брат? Отец? — заставляет Силию растерять все злорадство. Генари все равно считал эту женщину самой необычной и притягательной, даже в такие моменты, когда она показывала себя с другой стороны. Она заметно напряглась, ее тяготило то, что сказал этот человек. Раздражал сам факт того, что всем вокруг не дает покоя ее личная жизнь. То и дело все совались дабы помочь, подсказать, ткнуть пальцем и научить как надо, но Силия этого не просила. — Ты видел нас, — с нежностью отзывается о том, кого здесь даже нет. Она встает со своего места, подходит к огромным окнам и улыбается, видя просторную террасу своей квартиры, ей очень нравилось жить в Чикаго, но даже с учетом того, насколько ограниченный у нее круг общения, Силия продолжала страдать от образовавшихся брешей в своей жизни. Кто-то то и дело хотел подлить свое масло в огонь. Не может объяснить то, что ощущает, не знает как объяснить Генари, что дело в ней, а не в нем, просто они действительно слишком разные. Он магл, почти что другой вид. Нет, Силия, кажется, ничего не имела против немагов, но никогда не рассматривала их в качестве партнеров, разве что, когда была слишком маленькой и не знала. Теперь они, скорее всего, не подходили даже хромосомно. Проблема либо в ней, либо в Томе; Силие никто не подходит даже из магов, она никого не любила. Ни Северуса, ни Крауча, ни кого-либо еще, хотя в Хогвартсе и меж Пожирателей что только не говорили. Не считает что ее брат отличная для нее пара, но он что-то сделал с ней. Никогда и ни с кем Силия не имела отношений кроме Тома, даже и мыслей не поворачивалось вступать в глупую связь с кем-то. Она не считает что и у них с Томом что-то есть, разве только время, которое связало их очень крепко. Просто он тот человек, которого Силия знает почти с самого начала своего долгого пути. — Да что не так? — подал голос Миллс. — Ты когда-нибудь ощущал внутри себя своего брата? — принимает закрытую позу, все еще рассматривая пейзаж за окном. — А сына? — улыбается, зная, что смущает Генари. — Вот и заткнись, — поворачивается к нему, ухмыляясь, а на лице скользит гримаса пошлости. Хочет чтобы он ушел, решает, оставить беднягу в покое. Наливает Миллсу стакан виски, стала уходить, решает отвлечься и побыть отдельно от навязчивого друга. Он хватает ее за руку, она надевает маску добродушия, скрывая свое искреннее равнодушие. Тяжело выдыхает, показывая свою утомленность, вырывает свое запястье из насильной хватки и направляется прочь. Слышит как стакан соприкоснулся со столешницей, значит Генари все же выпил. Его стремительные шаги, что нагоняли Силию, заставляют остановиться. Осматривает свою гостиную, желая, чтобы все было под контролем и дальше. Ей плевать сколько человек сходит по ней с ума, она не имеет возможности помочь всем и раздвигать ноги, ложась под каждого, как это делала ее мать, ей за это хотя бы деньги платили. Тяжелой хваткой чужие руки сжимают плечи, Генари начинает навязчиво проявлять свое желание получить эту женщину. Не сдвинувшись с места, наслаждается своей привлекательностью. Он поворачивает Силию к себе, начиная целовать, она отводит лицо, сдерживая отвращение, хочет тактично отказать. — Ты мне должна, — вдруг заговорил. — Я слишком много для тебя делал. — Ты делал только то, что сам хотел. Никогда не заставляла, ровно как и приходить ко мне домой. Делает два шага назад, он налегает со всей силой, заваливая хрупкую женщину прямо на пол. Она злобно начала скалиться, особенно, когда тот продолжил насильно целовать. Целует лицо, шею, расстегивая на ней блузку. Не первый раз в памяти, когда этот магл пытается ее изнасиловать. — Вас слишком много, — берет его за руку, кратко целуя, — а я одна, — на этих словах она бьет со всей силой коленом прямо между ног Миллсу. Готова наблюдать за скорчившейся от боли рожей долгое время. Генари настолько перекосило, что тот заорал. Силия выползает из-под него, вставая на ноги. Не спеша подходит к комоду, на котором стояла бутылка с красным вином, наливает себе, начиная медленно распивать, смотря за тем как магл приходит в себя. Достает волшебную палочку из самого первого ящика, стремительно приближается к Генари, смотрит на него сверху-вниз, опрокидывает недопитое содержимое прямо ему в лицо с бесстрастным видом. «Акселитус», — шепчет заклинание, не отрываясь от того как мучается несчастный, судорожно глотая воздух, которого тому так сильно не хватает. Присаживается возле него, заглядывая в выпученные от страха глаза, кажется, он этого явно не ожидал. Резко поднимается, улыбаясь судорогам задыхающегося. Прекращает действие заклинания, как только видит что Генари отключился. Не чувствует жалости или того, что поступила жестоко. Ставит ногу ему на грудь, желание оставить рану каблуком было очень заманчивым, но одергивает себя, считая, что это не ее методы. Подходит к комоду снова, наливая повторно выпить. Чувство легкости и счастья наполняет до краев, хочет улыбаться, петь и танцевать. «Обливейт», — не нарушает правил Конгресса. — Мой брат применил бы на тебе Круцио, трахая меня у тебя на глазах, а кончая, бросил бы Авада кедавра тебе прямо в лицо, Генари. Я делаю тебе большое одолжение.***
Черные длинные накидки, на лицах маски что скрывают настоящий облик, находиться в такой обстановке, кажется, делом привычным. В стороне сидит неизвестный аноним, который почесывает руку, видимо, от волнения все тело не слушается. Силия поднимает глаза, всматриваясь в круг неизвестных, напротив сидит кто-то, тоже весь в черном, как и все в этом кругу. Никто ничего не говорит, потому что запрещено. Америка была чудной страной, и мисс Реддл только с каждым разом готова была аплодировать этим американцам с их достойными уважения развлечениями. Большое пустое помещение, лишенное окон, только круг из двенадцати стульев, на которых примостились неизвестные личности, каждый из них таит внутри свою особую историю, которую услышит каждый в этом кругу. Все и каждый чего-то боятся, находясь тут, но ведь они сами на это пошли. Силия чувствует некую гордость, считая, что пережитки прошлого не могут всю жизнь давать о себе знать, пора распрощаться с ними, особенно теперь, когда изменения близко. Другая страна, другие люди, другое правительство, другая семья, все это вселяло твердую уверенность. До Силии доносится тихий шепот, кто-то из анонимов начал переговариваться, а кто-то не переставая шмыгает носом, не готовый пережить самые страшные моменты своей судьбы вновь. В маске трудно дышалось, а темный длинный капюшон закрывал обзор, не было видно ничего, кроме того, что напротив. Они все одинаковые, все безымянные, но желаемые, за то, чтобы услышать откровения каждого, некоторые особы заплатили не малую сумму. Резкий и неожиданный хлопок в ладоши, все черные мантии машинально обернулись в сторону звука, тоже самое делает и Силия. Молодой мужчина в сером свитере, с широкой улыбкой на лице, серебряными дорогими часами и очками, похожими на очки Гарри Поттера, входит в зал. За ним идет небольшая толпа людей, в руках которых записные книжки, блокноты и ручки. Мужчины и женщины, а также парочка студентов с ошарашенными глазами. Силие стало интересно, насколько данная деятельность законна? Она совершенно случайно получила бюллетень, какой-то мальчик раздавал брошюры, на которых был описан странный тренинг и достаточно неплохая сумма за открытие самой сокровенной и грязной тайны. Свой рассказ Силия отправила по почте на указанный адрес, и была очень удивлена, когда ее пригласили на это мероприятие. Оно проходило в одном из небольших и неприметных зданий чикагского авеню, состоялось поздно ночью. Крепко стискивая волшебную палочку, она знала, что ничего в этой жизни больше никогда не надругается над ней. Хоть она и не Том, но бросить Авада кедавру может без сожаления. Неизвестный мужчина, видимо, который и собрал всех здесь уселся на единственный свободный в кругу стул, тогда как гости сидели вне круга, как самые настоящие зрители. — Прошу всех придерживаться правил, я напоминаю, что записывать на фото и аудио съемку — запрещено. Среди Масок-откровения сохраняется полная анонимность, разрешено задавать им вопросы, только если они ни коем образом не связаны с раскрытием личности рассказчика, — повторял всеми известные правила. Они не имели никаких отличительных черт, разве что номер. Силия смотрит на свое запястье, видя цифру восемь, но это не значит, что все будут рассказывать по порядку, вовсе нет. — Кто готов начать? — спросил наконец мужчина с серебряными часами. В зале настала мертвая тишина, никто не мог решиться, даже перешептывания прекратились. Силия скрывает свою ухмылку под маской, чувствуя слабость окружающих. Мгновением подгоняемая, она тянет уверенно руку вверх, привлекая к себе все внимание. Мужчина перестал рассматривать свои часы и тотчас выпрямился, удивленный, он таращился на дивные красные ногти, что цепляли взор, это была единственная деталь, по которой можно было отличить эту женщину. — Эта история произошла много, очень много лет назад, — заговорила Силия, чувствуя, прикованные к себе взгляды, — тогда я еще была маленькой девочкой. Я иностранка, так что этот случай совершенно не имеет ничего общего с Соединенными Штатами, в которые я перебралась лишь год назад. — Ваш дивный акцент это выдает, — не удержался главный ведущий. Он принял закрытую позу, его сковало, будто бы не желал услышать что-то дикое. — Англичанка, — улыбнулся, рассматривая бесформенный образ. — У меня был брат, мы погодки. Разные мамы, разные места обитания, разные жизни, разное все, — говорит абсолютно спокойно. — Он был старше меня, и намного выше, — улыбнулась, вспоминая. — Был? — снимает очки, с интересом прищуриваясь. — Он погиб, совсем недавно. Добился невероятных высот. Политик, который просто перевернул наш маленький мир, заставил всех поверить в себя и сделать невозможное. Невероятно знаменит, его все знали по прозвищу, и мало кто по имени, которое было дано ему при рождении. — Что же сделал ваш известный брат? — желает узнать самое волнительное. Силия хочет смеяться и это мешает продолжать рассказ, ведь, как приятно, когда тебе смотрят в рот и внимают каждому слову. — Я спала с ним, — приносит чистосердечное признание и в полупустом зале стены затрещали от бурного эха шокированных. — Как-то раз мы случайно встретились с ним в школе. Он преследовал меня, я не понимала почему; натравливал на меня своих друзей. Это продолжалось недолго, ибо нервы у меня сдали, не желала я быть унижаемой. Когда мы с ним познакомились, брат показался мне самым привлекательным из всех кого я знала, но он мой брат, поэтому, естественно, моя симпатия быстро прошла. А вот его нет, — это было так странно высказывать, руки Силии затряслись, она сжимает пальцами черную атласную ткань, пытаясь успокоиться. — Он приходил ко мне в другую школу, пытался задушить, — с каждым словом уверенность покидала ее голос, оставляя пережитки прошлого, старого страха. — Я не знала что он жил в приюте, узнала что у отца была другая жена уже очень поздно. А брат винил меня в своих нереализованностях, мне было его очень жалко, в глубине души хотелось сделать что-то, после чего вся злость покинула бы его разум, — не может сдержать слез, ощущая как лицо обдает жаром. — Он пришел к нам домой. Я приехала на летние каникулы. У нас был ужин, дедушка наконец-то дал добро уехать из маленького городка в большой, поближе ко мне, ведь я училась. А потом пришел он, уже тогда брат называл себя другим именем. И он всех убил, — на этих словах тревога отпускает. — Но ведь это не все, верно? — Верно. В тот день он изнасиловал меня, прямо в той комнате, где лежал труп моего отца, — опускает голову, чувствует как влага скопилась на всем лице, глаза щипало от растекшейся туши. Тишину в зале нарушали только вздохи слушателей. Силия слышала, как их ручки скребут бумагу, они записывают. Но для чего? Для своей книги, сценария в школьной пьесе, для сказки на ночь? Богатые люди, и люди с тонкой душевной организацией были очень искусны на всякого рода извращения, возможно, для них чужая беда была чем-то экзотичным. Люди, не пережившие за свою жизнь столь ужасной истории просто горят в экстазе, представляя себя на месте пострадавшего? А может насильника? — И он остался безнаказанным? — спросил кто-то из Масок. — Вы ничего не попытались сделать? — Все не так, — вновь опомнилась Силия. — Я обвинила брата в убийстве своей семьи, но он подставил другого, своего родного дядю. А тот, в свою очередь, сознался. — Вы обвинили его только в убийстве? — вклинилась одна из слушательниц, это была коротко стриженная женщина, скорее всего, феминистка. — Да, — кивает, хватаясь пальцами правой руки в пальцы левой, сильно сжимая. — Почему не сказали об изнасиловании? — продолжились нападки. — Вы хоть сами понимаете, что сделали? Вы спасли его, собственноручно освободили из-под стражи. — Я не могла сказать, — пытается оправдаться. — Как такое можно вслух-то произнести? Мне было пятнадцать лет. Сильный страх одолевал, что кто-то вообще узнает об этом. Вы не сталкивались с этим! Ужасное чувство грязи, разбитости и унижения остается надолго. Это был не кто-то неизвестный, а мой брат. Сказать об этом — было сродни убийству для меня. Но самое ужасное, это то, что он спланировал все. Просто ждал, а никто из моей семьи не замечал этого. Никто. Я сама себя винила, меня обвиняли, а жить даже не хотелось. Не растерявшись и заручившись помощью, я все же ведь попыталась что-то сделать, но он был сильнее меня… — замолчала, проглатывая нахлынувший ком. — Брат отомстил мне за предательство, закрыв на долгие годы в психушке, — острые ногти больно впиваются в ладонь. — Оттуда и начались наши с ним отношения. Жизнь его не красила, — усмехнулась, — от его красоты оставались жалкие блеклые остатки. Вот тогда, я узнала много о том, что происходит между мужчиной и женщиной, — «Глубже, Силия», — не может забыть как брат учил делать ему минет. — Он поимел меня везде и по-всякому, — тяжело выдохнула. — Он был убийца, об этом знали многие в моей стране. Но самое ужасное, что после того как меня вызволили из этой проклятой тюрьмы для дебилов, я стала скучать по своему брату, ведь он исчез. Мысли мои рвались на две половины, пока в конечном итоге я не умоляла судьбу вернуть его мне, — вновь расплакалась. — И он вернулся, — улыбнулась, поднимая голову. — После чего я совершила много ужасных вещей, и даже убийств, все ради того, чтобы с братом все было хорошо. Боялась вновь остаться без него. — Он бил вас? — прозвучал откуда-то вопрос. — О нет, вы что, — отрицательно мотает головой. — Он считал, что выше этого, правда, один раз было, когда я чуть не покончила с собой, тогда брат очень испугался. Он любил меня, — с теплом и лаской говорит эту фразу. — Вам нравилось то что он с вами делает? — По-началу, конечно же нет. Но ко мне, кроме него, никто больше не приходил. Брат говорил, что я никому не нужна, а он меня любит. — И вы поверили? — Да. Снова тишина окутала все помещение, больше не было никаких сомнений. Проговаривая каждый момент прошлой жизни, Силия, словно, отпускала эту раздутую боль, выметала старый мусор из своей жизни, а это ей было сейчас очень необходимо. — Если бы ваш брат был бы сейчас здесь, чтобы вы ему сказали? — с тяжелым голосом произнес мужчина-ведущий. — Что люблю его, — прижимает ладонь к животу, — ведь я жду от него ребенка, — никто из присутствующих не видел насколько счастливым было ее лицо под маской.***
— От тебя пахнет могильником, — с порога встречает мамин голос. Заводит насильно в ванну, начиная раздевать. Ее руки намыливают волосы, Том ощущает остроту маминых ногтей, от чего мурашки разбредаются по всему телу. Теплая вода, очень теплая, Том весь в этой воде, весь мокрый. Силия очень грубая, не может ничего ей сказать, глаза закрыты, боится что мыло попадет. Множество сильных струй направились прямо в лицо, Том чувствует что вода просачивается в нос и горло. Силия проводит ладонью по его лицу, стирая мыльный налет, окунает пальцы в его волосы, наблюдая за тем, как вода в ванной, где сидит ее сын наполняется пеной. Трет голову, до тех пор, пока не почувствует как скрипят его черные от влаги волосы. Она улыбается, проводя рукой по спине Тома, он сразу напрягся под прикосновениями. Кажется, его что-то тяготило, наверное то, что он так и не рассказал маме о том, что произошло в Ильверморни. Поворачивается к ней, наблюдая за тем, как она встает с колен, трогает Силию за ногу, но его приятные ощущения ускользают от него, оставляя наедине. Трет ему спину, резко и очень сильно, Тому приятно, особенно, когда ее рука ложится на плечо; искоса поглядывает на нее, улавливая лишь слабые и размытые очертания маминого профиля. Как-то странно Силия себя ведет, будто в ней что-то изменилось. Не знал Меропы, но боится оказаться на месте своей первой матери. Не хочет быть брошенным; Силия царапает кожу. Неприятно быть сиротой, ужасно жить в приюте, не понимает почему изначально так все сложилось, ведь он бы очень сильно любил маму, и даже папу, но кроме Силии никто не задерживается в его жизни надолго. Опускает голову, обнимая колени руками, испытывая тепло струящейся воды по своей спине. — Что с тобой? — обратилась к нему Силия. — Отец бросил Меропу, — поднимает голову, загадочно уставившись куда-то в плиточную стену. Силия обнимает Тома со спины, прижимаясь щекой к его мокрым волосам, рука легла ему на грудь. Ей очень нравилось вспоминать темное прошлое Темного Лорда, особенно, осознавая, что теперь он принадлежит ей. Том чего-то боится, постоянно и беспрестанно. Сначала наказаний в приюте, затем остаться в одиночестве, потом Смерти, теперь потерять все, что имеет сейчас? Силия знает, что сын тяготится действием любовного зелья, думая, будто она с ним только из-за него. — Я не брошу твоего отца, Том — загадочно отвечает, начиная трогать ему лицо. — Я не брошу тебя, — ухмыляется, чувствуя, как тому стало дурно. Он поворачивается к ней, хватая за руку, смотря в лицо этой женщине, что с каждым днем все больше пугала, тянется к ней, чтобы поцеловать. — Принесу тебе полотенце, — бесстрастно говорит, покидая. Силия направляется в комнату, что первое бросается в глаза, так это вещи Тома, которые почему-то оказались дома раньше времени, чтобы это могло значить? Его все же выперли из Ильверморни? За поведение? За оценки? Он кого-то убил? Начинает рыться в его вещах, рука натыкается на что-то длинное и тонкое. Какая-то неизвестная ранее палочка, вся в мелкую трещинку, изнутри которой бьет необычный зеленый свет. Она из светлого дерева. Не помнит чтобы покупала сыну такую, а значит, Том откуда-то ее спёр, а если это так, то неудивительно, что его выгнали из школы. Решает все исправить, завтра же отправится к директору и будет настаивать на продолжении учебы. Дверь ванной была открыта, вода все еще шумела, значит Том ничего не заподозрил, теперь остается ждать, когда он сам все расскажет; Силия крепко стискивает белое махровое полотенце. Какие-то вещи в ее доме всегда должны иметь определенный цвет, например: постельное белье, полотенца, махровые халаты. Какие-то вещи должны быть определенно из кафеля, например: кухня, ванная и пол в коридоре. От этих странностей было трудно отступить, они создавали уют, и иллюзию контроля. Наверное, все дело в жизни маленького городка Литтл-Хэнглтон, там все было строго и четко. Шторы всегда красные, стены каменные, а ее спальня на втором этаже, вместе с остальными членами семьи; мужчины и женщины спят раздельно, а по субботам приходилось рано вставать, для того чтобы помолиться, ведь так делали все в ее семье. Жуткое кладбище, проходить которое так не хотелось, потому что оно по-настоящему пугало, особенно теперь, когда там, в земле томятся кости ее родственников. Они снятся Силие, дедушка и бабушка зовут куда-то, не отвечая на самый не по-детски милый вопрос: «А где папа?». Медленно приближается к открытой двери, слыша как Том напевает заунылый мотив Мрачного воскресенья, только больше пугая. Он резко поворачивается, заслышав постороннего, странно улыбается, томимый в растерянности красивых черт лица своей мамы. Она не шелохнулась, выдержанно стояла в проходе, разглядывая как сын проводит ее бритвенным станком по своим ногам. Ничего не говорит, просто не может. Дело даже не в том, что Том делает, а чем, почему именно ее? Зачем? Неужели не мог взять свою бритву? Прислоняется трясущейся рукой к холодному кафелю, испытывая на себе всю шаткость собственного состояния. Неуверенно ступает на порог, видя его гнусную улыбку. Он издевается, и делает это нарочно. Она была гладкая, Силия вся была очень приятно гладенькая, Тому травится трогать ее тело. Даже сейчас, когда мама подходит так неуверенно, но все же; хватает Силию за ногу; никак не реагируя, та стоит и смотрит куда-то перед собой. — Я хочу быть похожим на тебя, — прижимает лицо к ее колену, а затем резко кусает, залезая рукой под платье, слышит ее томный вздох растерянности. Хрустящие белые простыни, Том кладет свою мокрую голову на подушку, смотря в белый потолок, ему бы хотелось чтобы тот был зеркальным, чтобы видеть самого себя, особенно в момент, когда занимается сексом. — Я нашел палочку Слизерина, — приподнимается с кровати и смотрит на Силию, что расчесывала волосы. Она тут же посмотрела на Тома через отражение, кажется, эта женщина была напряжена, то ли плохо спала, то ли что-то мучило ее. — Именно этого хотела от меня Гормлайт Мракс, чтобы я нашел ее. Нашел то, что должно принадлежать наследнику Слизерина, — снова лег на свое место, не желая внимать недовольству Силии. — Невероятно красивая палочка, — признается что уже заметила необычную вещь. — Я таких еще никогда не видела, что внутри? Почему она светится? — ложится рядом с Томом. — Думаю, — переводит взгляд, — это частичка василиска. Палочка реагирует на змееустов и подчиняется только тем, внутри кого течет кровь Слизерина. Изольда Сейр много лет назад украла эту палочку у своей тёти, но так как Изольда не имела ничего, кроме родства с Мраксами, то так и не поняла, что вещь эта особенная, потому как даже столетия не угробили этот артефакт в земле. После сокрушительной победы над Гормлайт, Изольда похоронила палочку за территорией Ильверморни, а на этом месте выросло самое необычное и странное дерево, — нагоняет пугающей интонации. — Но как ты узнал? Том растерялся, не зная как бы сказать по правде, повернулся к Силие, вспоминая что видел, от чего на него нахлынула злоба и тоска, особенно, когда лицезрел как ее насилует его другая личность. — Догадался, — уходит от ответа. — Мне снилось как монстр насилует меня, и этим существом был ты, Том, — в этом голосе прозвучали необычные нотки. — Расскажи что ты чувствовала. Силия приблизилась к Тому вплотную и схватила его прямо за член. Он тут же мило заскулил. Она гладит одной рукой его по щеке, пока второй сильно сжимает твёрдое самолюбие Тома, проводя вверх по всему основанию. Вслушивается в то как её мальчик прелестно застонал, Силию это заводит. — Когда его нечто вторглось в мое тело, — садится на Тома сверху, издавая пронзительный томный крик, — то стало растягивать изнутри, словно… — запнулась, не зная как описать, — места ему не хватало. Это было приятно. Сначала оно холодное, гладкое и очень скользкое, — целует Тома в губы, — потом нагрелось во мне. Было ощущение, что в меня заползла змея, — тяжело дышит, уткнувшись ему в шею. — Он терся именно там, — она почти смеётся, — где больше всего мне хотелось, — выпрямляется, упираясь руками ему в грудь, — но я была настолько шокирована, что не могла и звука произнести, — остановилась и смущенно добавила: — Я ощутила как на нем, внутри меня появились шипы или пупырышки, которых раньше не было, — Тома пленяет её откровенный рассказ, он продолжает видеть эти картины. — Я не хотела, чтобы Он догадался, как мне нравится, — Том берет её за руки, улыбаясь. — Невероятно хорошо, — Силия прерывает свой рассказ измученными стенаниями, от которых искушение кончить было невыносимым, — после этого, я не выдержала и подала тихий полустон, от чего мне стало стыдно, ведь Он все понял, — она хитро улыбнулась, вновь целуя своего сына.***
— Силия, — начинает притягиваться к ней, не обращая внимания что она уже спит, — Силия, проснись, — поворачивает к себе. Она протяжно замычала, дав понять что слушает его. — Я женюсь на тебе. Его, кажется, тяготило осознание того, что ей всегда приходилось терпеть оскорбления за спиной. Сначала из-за того что он её брат, потом из-за внебрачного ребёнка. — Это невозможно, — повернулась она к нему, положив руку ему на лицо, заставляя замолчать. — В Великобритании, когда я был единым главой, то внёс поправки в закон, думаю, нынешнее правительство не аннулировало мои догмы. Браки родственников были разрешены среди магов. Силия! — хочет чтобы она слушала его. — Я не буду менять фамилию, — заверила.