«Я видела это во сне, Как цветы умирают в огне, Пепла легкого лепестки, Распадаются на куски. Пепелинки — пепельный снег, Теплый воздух уносит вверх, Только так долетают до Рая, До легчайшего пепла сгорая, Это был случайный ожёг, И земля ушла из-под ног, Ты пепел, я пепел. Нас друзья убитые горем, Со скалы развеют над морем. Ты пепел, я пепел» Fleur — Пепел
— Айкуро, блядь! — крикнул Киганасе, оборачиваясь к приятелю. — Не лезь в пекло так, будто ты неопытный юнец! Я уж подумал, что тебя мне контролировать не придется! — Цумугу, я тебе не омежка, которую надо защищать! — огрызнулся синеволосый. — Плевать, что ты командуешь в последних боях, я вообще-то твой непосредственный начальник! — напомнил он, так гадко улыбаясь, что у Цумугу сжались кулаки. Киганасе не успел ответить ничего едкого, потому как вражеские войска обрушили на них шквальный огонь. Временами взрывались бомбы, подрывались как новички, так и профессионалы. Цумугу это злило. Злило, что он ничего не может сделать со смертями товарищей. Но в этом и была вся соль войны. Битва, где не погибло ни единого солдата — не может считаться битвой. — Левый фланг, отступление! — крикнул в рацию альфа, видя, как слева поднимается огромный столп едкого черного дыма — еще один подвид вражеского оружия. — Левый фланг! Но связь словно специально оборвалась. Не в силах сдержать себя, Киганасе направился туда, сломя голову. Именно там находились самые опытные бойцы, которые еще были ему нужны. Он не мог допустить их смерти. Перепрыгивая через свежие трупы и раскоряченные стволы орудий, он едва уклонялся от пуль и отстреливался в ответ. Но не успел он добежать, как недалеко взорвалась еще одна бомба. Все заволокло едким дымом, откуда-то послышались стоны и хрипы. Понять чьи они были — своих или вражеские, — было невозможно. Невыносимо слезились глаза и першило горло, казалось небо вот-вот поменяется местами с землей. Ноги подкашивались, в ушах звенели колокольчики. Резкий порыв ветра раскидал назойливые дымные облачка. Киганасе был готов поблагодарить этот ветер, но поняв, что он возник из-за еще одной бомбы, летящей прямо на него, он проклял все на свете. Ноги его почти не слушались, а смерть дышала в спину. Не зная, как выжил и где оказался в итоге, он очнулся, когда битва ушла от этих мест дальше, перемещаясь то на северо-восток, то на юг. Вокруг себя Цумугу обнаружил горы трупов, сломанных орудий, еще дымящиеся, но сгоревшие вместе с пилотами самолеты. Оглядев все, что можно было рассмотреть лежа и не двигаясь, Киганасе с каким-то щемящим облегчением заметил, что вражеских трупов больше, чем своих. Где-то далеко наверху так же, как и здесь, на земле, разгоралась своя битва: зажигались и потухали огни, подбитые самолеты стремительно летели к земле, оставляя за собой черные полосы и резкие искры рушащегося каркаса. Тяжело дыша, Киганасе смотрел на это небо и думал, что хорошо было бы закурить, только вот сигареты со спичками промокли в его крови. На боку была длинная, но не особо глубокая царапина, из которой медленно текла кровь, голова кружилась оттого, что он ей хорошенько приложился, а во рту стоял привкус горечи и крови, который хотелось перебить чем угодно. Трясущимися руками нащупав карман на поясе, Цумугу с надеждой провел кончиками пальцев по слегка мятой картонной коробке и вытащил ее. Большая часть сигарет была сломана, да и промокла, но одна более или менее «живая» у него нашлась. Со спичками история была такой же. Желанный огонек зажегся только с двадцатого раза, но усилия того стоили. Затянувшись, Киганасе с наслаждением закрыл глаза, чувствуя, что жутко хочется спать. Он прекрасно понимал, что если заснет — то уже не проснется, но почему-то это его совершенно не беспокоило. За последние дни, пока на него давили все, кто мог себе это позволить, сейчас он впервые почувствовал себя живым. Свободным. Человеком, который никому ничего не должен. Почти мертвым. Но после пятой, самой глубокой затяжки, альфа услышал тихий болезненный стон где-то недалеко. — Эй, кто там еще живой? — спросил Цумугу, старательно отгоняя сон. Вопрос, конечно, получился странный. Словно альфа был не рад тому, что оказался на этом кладбище не единственным выжившим. Что-то внутри екнуло и мысли сменили направление — в нем проснулось желание защищать. — Камина, — хрипло отозвались в паре метров вниз от горки, на которой лежал Киганасе. — Левый фланг. — Ранен? — спросил Цумугу, пытаясь встать, но руки предательски дрожали и на них едва можно было опираться. Почему-то этот парень заставил его взять себя в руки, ведь если есть кто-то, кроме него — расслабляться было некогда. — Ранен, — смазано сказал Камина. — Кровь глаза заливает, в ноге осколки от бомбы, руку и торс прижало упавшей башней танка. А с кем я вообще говорю? — Киганасе Цумугу, твой непосредственный капитан, — неохотно сказал он, и наконец-то встал. Голова кружилась и желудок начал делать кульбиты, грозя вылезти наружу через рот. — Откуда родом? — Дзиха. А что? — Н-да, почтой тебя отправить не получится… — рассмеялся Цумугу, едва стерпев острую боль в боку. Дзиха была подземным городом, который практически полностью разорвал все связи с миром на поверхности. И только через несколько дней станет известно, что город был уничтожен — подорван изнутри вместе с людьми, жившими там. Медленно передвигаясь по обломкам, Цумугу старался идти на звуки тихого и хриплого смеха парня. — Есть кто? Ну, в смысле родные. — Да нет, сирота я, — булькнув, ответил он, и Киганасе споткнулся, подумав, что бедняга сейчас захлёбывается своей кровью. — Мать умерла, отец сбежал. А больше никого. Перемахнув через небольшую металлическую груду, Цумугу тяжело выдохнул, но был рад — парня он все же нашел. Синие волосы растрепались, на лице были царапины и кровоподтеки. Это все, что видел Киганасе — дальше обзор закрывала массивная железная покореженная пластина. Парень едва дышал, и, когда над его головой появился капитан, лишь слегка улыбнулся. — Простите капитан, — проговорил он, — я бы отдал честь, только вот если дернусь лишний раз — меня раздавит или разрежет наполовину. — Подожди, сейчас попробую ее сдвинуть, — сипло проговорил Цумугу, взглядом ища какую-нибудь более или менее приемлемую тряпку. Найдя оную, он крепко перевязал свой торс, и оставшимися лоскутками обмотал ладони. — Будет больно — кричи. Сглотнув вязкую слюну, Киганасе напрягся и встал сбоку от Камины, начав потихоньку поднимать тяжелую башню, видя, как ее острое разорванное дно мелкими клыками скользит по бледной голой коже солдата, оставляя царапины. Рядом, всего в метре, был и каркас танка: черный, обуглившийся, с двумя телами внутри. Точнее с тем, что от них там осталось. Мелкий мусор сверху мерно сыпался то на ноги, то на торс парня. А когда особенно тяжелая железка ударила его под дых, он не выдержал и простонал. Извинившись, Цумугу аккуратно перекинул через него ногу, тем самым закрывая хотя бы его торс и голову от падающих обломков. Которые теперь в большинстве своем падали ему на голову, заставляя ее кружиться еще больше. Ноги и руки уже слегка подрагивали от тяжести груза, но Киганасе не хотел сдаваться — он желал спасти всех, кого мог. — М-м… Капитан… — проговорил Камина, когда Цумугу пришлось наклониться еще ниже, чтобы сместить упор с запястий на всю руку. — А? Я тебя задел? — встревоженно проговорил капитан, на секунду остановившись. — Да нет, — проговорил Камина, и Цумугу со вздохом продолжил, — просто хотел вам кое-что сказать, пока еще в сознании. Кто знает, очнусь ли я? — парень усмехнулся, а Киганасе еще упорнее стал налегать на балку, медленно поднимая ее до уровня ключиц. — У вас офигительная задница, капитан! За всю жизнь Цумугу, которая была полна всяких разных «приключений», он впервые получил комплимент подобного характера. Он даже не знал, можно ли это назвать так, ведь принадлежность Камины он установить не смог: альфа или омега по внешнему виду не определялось, а любой аромат блокировали мощные армейские глушители. Хотя сам капитан почему-то склонялся к тому, что Камина был омегой. Несмотря на широкие плечи и твердые мышцы, эту перчинку в голосе и поведении, было в нем что-то… Домашнее. Что-то теплое и мягкое, как котик. А может даже и не один… Вспоминая весь свой прошлый опыт, Киганасе припомнил парочку похожих омег, которые пытались «закадрить» его разными способами: дерзили и вообще строили невесть что, а в течку чуть ли не на коленях приползали и просили оттрахать, да пожестче. Но никто из них никогда бы не додумался до такого… «Офигительная задница» — эхом проносилось в голове у Цумугу, пока он поднимал Камину, стараясь не навредить и без того раненому телу. О-фи-ги-тель-на-я… От тяжести висевшего мертвым грузом тела к горлу подкатывал ком, а кружившаяся голова начала болеть. Перед глазами, пытавшимися ориентироваться в темноте, взрывались маленькие лучики света и мешали делать шаги. Борясь с желанием отключиться, как это сделал Камина, Цумугу постепенно шел вперед, куда-то на юго-запад, где, по его мнению, должны были находиться отряды резерва. Едва взобравшись на небольшую горку, Киганасе тяжело выдохнул, чувствуя, что надолго его не хватит: если не найдется подмога — он просто упадет без сил. Кровь уже пропитала тряпку и вязко капала с нее, тонкой струйкой бежав до ботфорт. — Эй! — хрипло крикнул он, расплывающимся зрением заметив стоявшего на посту солдата. В темноте Киганасе даже не мог различить: свой или чужой. Хотя, форма солдата уж точно не напоминала ему противника, поэтому Цумугу повторил: — Эй ты! — Не с места! — едва не заикаясь проговорил солдат, направив на них дуло пистолета. Альфа, как определил Киганасе, только мелкий еще, даже гона не было. — Не с места или я стреляю! — С предохранителя сначала сними, салага, — проворчала девушка в капитанской фуражке. — Капитан Киганасе, мы думали вы… Быстрее носилки раненым! — засуетилась она, подбежав к ним. — Медиков в шестую палату! — Не спасете его — и я лично позабочусь о том, чтобы вы об этом пожалели, — прохрипел Цумугу, мазанув окровавленной рукой по белому халату, и передал Камину в руки медиков. — Капитан, вы тоже ранены и наши медики… Но Цумугу не слушал ее слов, вырвав наушник из уха девушки и быстро потыкал нужные кнопки, вещая устройство на свое ухо. Поначалу в левое, но нащупав там кровь, он передумал и сунул его в правое. — Айкуро, блядь! — прохрипел капитан, пока врачи разрывали на нем самодельную повязку. Он все еще стоял и только рука той девушки удерживала его от падения. — Я же приказал следить за диверсиями! — место тряпки занимали бинты, только врачи предварительно протирали его кожу мокрыми полотенцами и пшикали какой-то дрянью, которая больно щипала. «Ц-цумугу?! — проговорил синеволосый с другого конца беспроводной связи. Его голос был едва различим за шумом мотора и Киганасе явно понял, что Айкуро вновь пересел на свой байк. — Господи, Цумугу, я думал, что ты погиб…» — Микисуги, кто командовал пока меня не было? «Какая-то девчонка из главного штаба… Ёко кажется или как-то так. Тебя соединить?» — Давай, — в наушнике послышался шум, что-то дернулось и оборвалось, а затем капитан услышал тяжелое дыхание и звуки перестрелки. — Ёко? «Да. К-капитан Киганасе! — радостно завопила она и выстрелила пару раз. — Капитан, где вы? Мы думали…» — Все вы слишком много думаете… — буркнул Цумугу. — В чью пользу? «В нашу, — точно улыбаясь, ответила девушка. — Тесним их уже около часа. По моим расчетам до конца осталось немного — максимум три-четыре часа….» — Кто узнал о моем положении? «Капитан Микисуги, я, отряд поддержки и генштаб. Солдатам не сообщалось. Связь с крайним левым и крайне правым флангами была потеряна, уничтожены шестнадцатый и семнадцатый отряды — они были обстреляны вражескими самолетами.» — Черт, а что с левым флангом, каковы потери? «Левый фланг перегруппирован со средним и теперь теснит вражескую пехоту. Из девяти тысяч погибли три, ранены по разным данным от трехсот до пятисот; потери среди тяжелой техники небольшие — двести машин из шести тысяч; самолеты, а также наземный транспорт пострадал больше всех: больше трех тысяч из пяти. Капитан? Капитан?!» Но Киганасе просто отключился, не выдержав более давления на голову и боли в рваном боку. У Альф изначально регенерация была намного выше, а Цумугу к тому же был военным, что вдвое уменьшило сроки его восстановления. В общем, через сутки с лишним он был как новенький. Камине повезло меньше. По документации он действительно оказался омегой, но даже когда сняли все глушители, запаха как такового Киганасе не почуял. Гормональные. Это точно были они, подумал он. Издевается над организмом, пьет таблетки, лишь бы быть в строю. Когда Цумугу очнулся на следующий день, то сразу же побежал проведывать Камину. Заглянув к нему в палату, пока медсестры отходили, Цумугу смог услышать только тонкий и едва заметный запах ментола, который смешивался с противными запахами лекарств и терялся в них. Подловив медика, который следил за состоянием парня, Цумугу приказал докладывать о его состоянии ему на прямую. В общем и целом, открытые военные стычки прекратились. Пришло время разведки и контрразведки, диверсий и войны, скрытой под трупами погибших. Но в основном Киганасе приходилось заниматься бумагами. Он не был этим доволен, ведь своевольный Микисуги теперь руководил борьбой, однако сделать ничего не мог: его присутствие необходимо было в штабе. Цумугу вообще не понимал: зачем ему нужно лично заниматься поставками бумаги? И спасибо, что не туалетной. На другие дела, вроде приказа выдачи компенсаций семьям погибших и установления мемориалов, расчистку мест, где кипела война, уничтожение опасных веществ и бомб — у Цумугу аллергии не было. Но вот на мелочь… Он был бы рад спихнуть все на Ёко, ту самую девушку из генштаба, которая приняла на себя командование в самом конце, и которая теперь была его помощницей, но и она была занята. Как раз непосредственно выполнением тех приказов, которые подписывал Киганасе. А еще альфу просто невероятно вымогало то, что он заперт в своем чертовом удобном кабинете, без возможности выбраться даже на улицу, что говорить о палате Камины. Хотя он там появлялся, когда удавалось незаметно улизнуть от очередных бумажек.***
— Голова болит… — простонал Камина, дернувшись на кровати. Перед глазами все кружилось и к горлу подступала тошнота, хотя он точно понимал, что не ел ничего слишком давно, чтобы его могло стошнить. — Подожди, я только вколол тебе обезболивающее, — успокаивающе проговорил тихий голос, которому хотелось безгранично верить, и Камина разглядел сильно размытый силуэт в белом халате. — Сейчас я позову твоего лечащего врача. Пока Камина пытался не позволить себе снова отключиться, обезболивающее подействовало, и голова перестала раскалываться и кружиться. Приподнявшись, он сел, осматривая одиночную больничную палату, словно маленький ребенок, впервые увидевший ее. И когда он остановился на двери, в нее вошел высокий и плечистый, как и все альфы, брюнет, представляющий собой самого стандартного вида доктора: белый халат, стетоскоп, блокнот для заметок и ручка. А еще эта уставшая доброжелательная улыбка, от которой в уголках губ появились лучистые морщинки. — Камина, верно? — спросил он и присел рядом на койку. — Меня зовут Дайки Миямура, и я твой лечащий врач. — Что произошло? — прохрипел он, видя, что почти полностью забинтован: руки, от плеч до пальцев; ноги, от ступней до бедер; полностью торс, и даже голова. — Где мы сейчас? Сколько я лежал? — Эй, тише-тише, — рассмеялся Миямура, — придержи коней. Для начала мне надо заполнить твою анкету. Как ты себя чувствуешь? — Нормально, если не считать того, что я совершенно не помню откуда получил все это, — он неопределенно махнул забинтованными руками на себя, — и точно ли меня зовут Камина, — буркнул парень, сжимая в кулаках простынь. — Это нормальное явление, — улыбнулся доктор, — амнезия. Но тебя точно зовут Камина, ну или по крайней мере ты так представился человеку, который тебя спас. Фамилию не помнишь? — Киганасе, — на автомате ответил Камина, совершенно не понимая, почему Миямура рассмеялся. — Да не капитана, а свою, — пояснил он. — Ладно, видимо порядок у тебя в голове хорошенько нарушился. Ты пролежал без сознания почти три недели, и мы уже не надеялись, что ты очнешься, — доктор еще что-то чиркнул в блокнот и отложил его. — Все, что нам о тебе известно — это то, что ты жил в Дзихе и попал в ряды Эксбиционистов почти случайно. Когда шел последний бой, тебя определили в левый фланг, и ты нарвался на мину. Тебе повезло, что ты успел отбежать, но часть подорванного танка упала на тебя и придавила весь торс и левую руку. Если бы не капитан Киганасе, ты бы умер там, — объяснил доктор, но это совершенно ничего не дало самому Камине. — Не волнуйся, в ближайшие полгода, может чуть больше, ты и сам это вспомнишь. А теперь насчет твоего состояния… Потянувшись к правой руке Камины, доктор аккуратно поддел краешек бинта у плеча и начал разматывать его, постепенно оголяя кожу. Первыми в глаза бросились шрамы: рваные, некрасивые, слишком яркие для остальной бледной кожи. Тоже самое было и на другой руке. Торс и ноги Миямура пока запретил разбинтовывать, но как понял Камина — там дело обстояло не лучше. — Это из-за биологического оружия, — пояснил доктор. — Мы пытались вывести шрамы или хотя бы сделать их менее заметными, но это все, чего мы добились. По сравнению с начальной версией — это хороший результат, но по сравнению с твоей кожей — не особо… — Я… — проговорил Камина, осматривая шрамы то на левой, то на правой руке, — я не хочу это видеть… — прошептал он, и закрыл глаза, сжимая отвыкшие от нагрузок руки в кулаки. — Лучше было умереть… Мне все равно некуда возвращаться, да и незачем… — Миямура встал, и совершенно неожиданно для Камины, дал ему подзатыльник. — Эй! — возмутился парень. — Вы что делаете?! — Капитан тебя спас, и сам едва не умер в процессе, — жестко ответил врач и от прошлой улыбки не осталось и следа. — Мы боролись за тебя последние три недели. Тот парень, который вколол тебе обезболивающее, сидел у твоей койки сутками, меняясь с товарищем только ради того, чтобы немного вздремнуть. Цени жизнь, а шрамы в крайнем случае можно закрыть татуировкой. И кстати, я запрещаю тебе принимать гормональные, — он открыл дверь и, обернувшись, добавил напоследок: — из-за них я едва понял, почему ты так медленно восстанавливался.***
О том, что Камина очнулся, Киганасе узнал только на следующий вечер. Во-первых, его сильно покоробило, что ему не сказали раньше, а потом… А потом Цумугу разволновался. Сам не зная почему. Вот просто взял и не смог ночью заснуть. Внутри что-то натягивалось, переворачивалось и мешало спать. Он не мог сосредоточиться на документах или посмотреть телевизор, почитать или даже просто убраться. За час до рассвета он скурил больше сигарет, чем за последний месяц, но даже никотин не принес желанного спокойствия. Больница с утра была как обычно шумной: переговаривались медсестры, ходили туда-сюда пациенты и бегали еще не совсем здоровые, но уже гиперактивные дети. Кроме сухого больничного запаха Киганасе ничего не чувствовал, и от этого было как-то пусто. В душе все окончательно перевернулось, стоило ему зайти в нужную палату. Камина лежал на своей койке и, вытянув руки к потолку, медленно и, будто бы безучастно, осматривал их. Он бы и не заметил Киганасе, если бы тот от неловкости не подвинул стул, который громко и неприятно скрипнул по старому паркету. — Вы кто? — прищурившись, спросил синеволосый и Цумугу просто залип, смотря в густо-сапфировые глаза. — Эй? — А… — Киганасе ответ взгляд, проморгавшись. — Док предупредил, что у тебя амнезия. Ну что ж, начнем заново? — но не увидев никакого отклика, менее жизнерадостно сказал: — Киганасе Цумугу, твой непосредственный капитан… Что-то в голове у Камины щелкнуло и перед глазами на секунду пронесся тот день: его рука, вся в крови, которая пытается хоть немного удерживать скатывающуюся на него башню, голова раскалывается и когда он уже готов сдаться, над его лицом нависает лицо Киганасе. Тоже в крови, тоже уставшее, но отчего-то становится легче. — Камина? — прервал его Цумугу, и, взяв стул, подсел к койке. — Все в порядке? — получив в ответ кивок, Киганасе немного успокоился. — Миямура сказал, что тебе некуда возвращаться, а выписывают тебя уже через несколько дней и вот я… В общем ты пока поживешь у меня… Стоило только Киганасе подсесть ближе, как Камину просто накрыло: этот стойкий цитрусовый аромат не мог заблокировать простой больничный глушитель. Вдыхая запах по чуть-чуть, Камина думал, что сходит с ума и не сразу услышал фразу, сказанную альфой. — Что?! — громко крикнул он и в соседней палате проснулся ребенок. — Да за кого ты меня держишь?! Цумугу поначалу ошпарила реакция парня, но спустя пару мгновений он рассмеялся. Это так подходило своенравному Камине, что даже не особо верилось, что он омега. Пока синеволосый распинался, Киганасе тихо сидел и думал, правильно ли он поступил, сделав такое предложение? Ведь в крайнем случае можно было поселить его в военном общежитии… Однако эту мысль альфа отбросил сразу же: общежитие — это явно не то место, где можно спокойно отдохнуть и восстановиться. — Камина, успокойся уже, — улыбнулся Цумугу, получив еще больше негодований в ответ. — Я большую часть времени пропадаю на работе, часто там и ночую, а дом пустует. К тому же, свободного жилья пока еще нет — разрушенные здания только начали сносить, первые квартиры появятся только через год-два, а тебе нужно восстановить силы. Как восстановишься — будешь работать на меня, помогать с бумагами. Сойдет? — Откуда мне знать, не врешь ли ты? — буркнул парень, сощурив глаза. — Вдруг ты какой-нибудь серийный маньяк, который затащит меня к себе домой, убьет и продаст на органы, а? — Ниоткуда, — согласился Цумугу, — но я чувствую ответственность перед тобой, и не могу позволить тебе оказаться на улице. — Ладно, — нехотя согласился Камина. Все же, за окном кончалось лето и начиналась осень, а там недалеко до зимы. Никому бы не захотелось мерзнуть на улице без гроша в кармане. — Но ты же понимаешь, что мне придется периодически вышвыривать тебя из дома на три-четыре дня? И, думаю, начну я уже совсем скоро, — слегка смущаясь, но все так же вредно, проговорил он, наигранно отвернувшись. Только сейчас Цумугу понял во что ввязался. Только сейчас он заметил тонкий, но такой едкий ментоловый запах, бродящий по палате. Когда он впервые почувствовал его — он был легкий и невесомый, а теперь стал более тягучим и Киганасе понимал, почему запах так изменился — у Камины, который уже почти месяц не принимает гормональные, снова восстановился «омежий» режим.