Да, были люди в наше время...

Эту коляску запомнил уже весь острог. Да и то сказать - мало к кому баре чуть не каждый день ездят... Марфа в зарешеченное окно со слезами на глазах смотрела, как ее дочь - красивая, хрупкая, светловолосая - выходит из экипажа. Сегодня она приехала вместе с Варварой. - Варя... - Ты, конечно, хочешь сначала сама ее повидать? - без объяснений поняла Варвара. - А уж потом мы втроем наговоримся! А уж гостинцам-то она обрадуется! Я пирогов-то напек... - Ничему она не радуется! - тихо произнесла Анна. - Только меня когда увидит - чуть улыбнется - и все. - В тюрьме-то сидеть не мед! - покачала головой Варвара. - Аня, батюшка-то твой что говорит? - Обещал ходатайствовать к государю, - все так же тихо ответила Анна. - Что-то долго ответа нет. - Я тоже так думаю. Варвара внимательно посмотрела на нее. Она была одной из немногих, кто за непроницаемым выражением лица Анастасии - ее Ани! - мог прочитать ее чувства. И Варя видела - не одобряет Анна своего отца. Хоть и защищает и перед Варей, и перед Владимиром. Но сама осуждает. А что поделаешь? Отец родной, кого уж Бог дал!.. - Александр-то Николаевич поспособствовать не может? - совсем тихо спросила Варвара. - Он и так для меня много сделал. - Да и вы для него. Я ж помню, как он тут скрывался у нас с этой... прости ее Господи!.. - Варя! - Анна показала взглядом на тюрьму и тут же кивнула еще и на Григория. - Да я ж тихо! Да и Гришка все знает! Ладно, Гришка, жди нас здесь, мы с Аннушкой вернемся скоро... Через час, может быть... - Барыня... А, может, мне в трактир пока можно, а? Я б там с приятелями? А?.. - А ты нас довезешь потом? - чуть улыбнулась Анна. - Барыня, да я... Да когда я... - Ну, смотри! - Варвара погрозила ему пальцем. - Ну, если что, Владимир Иваныч с тебя... - Ни в одном глазу, Варя! - Гриша явно боялся больше не барыни (та пальцем не тронет) и даже не столько Владимира Иваныча (ему сразу не попадись на глаза, потом и позабудет наказать), как Варвары - госпожи сковородок и ухватов, ее тяжелую руку знала вся дворня. Варвару побаивались даже постоянно сменявшиеся управляющие... - Настенька моя! Доченька моя! Радость моя! - Марфа крепко прижимала дочь к своему исстрадавшемуся сердцу. - Мама, как ты?! - Анна смахнула слезы с глаз. - Да что я, что я... Ты-то как у меня? - Марфа засуетилась, стирая несуществующую пыль, чтобы дочери удобнее было сесть. - У меня... - растерялась Анна. - У меня-то все как раньше... вчера папеньку видела... Андрюшенька уже на ножки встает. У него глаза такие, как у Андрея... А носик, все говорят, совсем Танин... - Аня заулыбалась, - уже "Ая" выговаривает, когда меня видит... - Своих-то когда? - Варвара говорит: иногда по десять лет живут, а мы года еще не живем... - Анна чуть помрачнела, похоже, и она об этом думала, - да и Лиза пока еще... - А у других что? Софья Петровна как? - напрямую про Петра Марфа спросить не решилась. - Соня мой портрет рисует. Красивый получается. Мне до него далеко, - улыбнулась Анна. - Таня очень тоскует? - Уже успокоилась, - облачко набежало на лоб Анны. Не хотелось ей кому-то говорить о своих подозрениях. Может, ей одной это и кажется. Но уж не матери о таком рассказывать. Не той, кого это больнее всего в сердце ужалит. - Да и то сказать: год ведь уже прошел, - Анна помрачнела, чувство вины затопило сердце - Марфа-то этот год в тюрьме провела, а непутевая дочь ни шагу не продвинулась в ее освобождении. - Вот и хорошо, что у Тани прошла тоска. "Еще как прошла!" - подумала Анна. - Тебя это не радует как будто, доченька? Жаль Андрея Петровича, а что уж тут поделаешь. Время лечит! - вздохнула Марфа. Анна едва сдержала слезы. У самой жизнь не всегда удачно складывалась, но не дай Бог кому такую судьбу, как у Марфы! - Лечит, - через силу улыбнулась она. - Дядюшка когда умер, я думала - не переживу, вечно плакать буду, а теперь ничего, только на кладбище и плачу. И в церкви еще. - У тебя родной отец теперь есть, - вздохнула Марфа. - И мать... - тихо добавила Анна. Вошла Варвара с корзиной гостинцев, и какое-то время они проговорили втроем обо всех новостях сразу. Время расставаться подошло незаметно. Мать и дочь крепко обнялись на прощание. Но выходила из острога Анна мрачной. Завтра она увидит Петра Михайло... папеньку! (за год так толком и не привыкла к нему так обращаться, к маменьке - сразу, а к нему почему-то не выходит...) и решительно поговорит с ним. В последние встречи Петр искусно избегал разговоров о Марфе, то вовремя жалуясь на больное сердце, то ведя беседу в присутствии Сони, Тани и маленького Андрюши - какой уж тут серьезный разговор! Анне это невольно напомнило, как он пытался насильно женить Владимира на Лизе - привел всю семью (включая невесту сына) для поддержки, боялся - один не справится. Что ж, Петр уже понял, что его внебрачная дочь вовсе не такая уж тихая и кроткая, как казалось тем, кто ее видел лишь на людях.