Why didn’t you wake me up I’m pretty sure I would have told you to stop Lets try again and say goodbye Goodbye to yesterday Elina Born & Stig Rästa — Goodbye to yesterday
Наушники обещают служить верой и правдой долгие годы, и Ванда от этого в полном восторге. Динамики не натирают уши, звук чистый, как слеза, и провод не путается. Ей кажется, что она сломала какой-то континуум, потому что до этого была полностью уверена, что идеальных наушников не бывает, но жизнь все еще продолжает ее удивлять. И самое невероятное заключается в том, что это были обычные наушники в комплекте с новым телефоном, а они, обычно, качеством не блещут. Ванда усмехается, глядя на новый смартфон в руках. Старк при всем своем уме кажется ей теперь невероятно глупым, потому что и вправду на мгновение поверил, что может не просто удержать ее, но и следить за ней. Наивность взрослого мужчины смешит Ванду, и она не сдерживается: прыскает, прикрыв рот рукой. Честно, она очень хотела показать ему средний палец в камеру, но это было бы уже нагло и просто грубо. Ванда не хотела быть с Тони грубой, она хотела подразнить его, так же ребячески, как он следил за ней. Он напомнил ей подростка, который исподтишка наблюдает за девочкой, которая ему нравится. Правда, в их случае есть одно исключение. Ванда — не та девочка, которая ему нравится. У Тони есть Пеппер, а у нее нет никого. Она предпочитает задвигать эту мысль музыкой, прогулками, книгами, записями в уже новом своем дневнике — красно-золотом, потому что все те полосато-звездные, как на зло, раскупили — и болтовней с кем угодно. С тактично скрывающим свою радость от новых отношений Стивом, с расслабленной и роскошной по выходным, Наташей, да вот даже с милой старушкой, которая заблудилась в метро. Ванда бродила, как беспризорница, по улицам, шаталась по магазинам, сидела часами в кофейнях, только бы не идти в башню, только бы Тони нашел еще какой-нибудь способ следить за ней. Его незримая рука на ее плече заметно ослабла, когда она выкинула тот трюк в магазине, купив новый смартфон. Она знает, что в ее новом телефоне нет больше прослушки, — она не находит новых датчиков. С тех пор Ванда не чувствует давления его присмотра, и это ужасно опустошает. Это лишает все ее прогулки, все ее отвлечения всякого смысла, которого и до этого было немного. Ванда не жалеет, что поступила так, как поступила, она скорее разочарована, что Тони сдался так быстро. Она ожидала от него большего. — Добро пожаловать домой, мисс Ванда, — приветствует ее Джарвис с электронной радостью в голосе. Ванда только фыркает и идет прямо на кухню. Дом — это там, где ждут, а ее никто не ждет. Наташа на задании до самого торжества, Стив в штабе и не вернется раньше вечера, а потом снова умотает куда-нибудь (она, кстати, знала, конкретно куда) до утра, другие Мстители разлетелись по своим домам, в конце концов, это они, беспризорники, вынуждены ютиться у Старка, пока у остальных есть семьи и собственные пристанища. Только Тони как сыч на своем чердаке работает над очередным костюмом. В башне стоит звенящая тишина, и Ванда не рада ей. Это значит, что сейчас она останется наедине со своими мыслями, нехорошими мыслями. Она достает из рюкзака смартфон и наушники, ищет подходящий плей-лист для пребывания «дома», чтобы сделать пиццу и посмотреть какую-нибудь тупую комедию. — Я мог транслировать любую композицию, которая приходится вам по вкусу, мисс, — учтиво сообщает Джарвис. — Не стоит, — качает головой Ванда, продолжая копаться в папках с музыкой. — Я бы хотела немного побыть в вакууме. Джарвис мгновение молчит, и она даже думает, что осталась одна. — Анализ вашего голоса показывает, что вы подавлены, — авторитетно заявляет Джарвис. — Да что ты говоришь, — беззлобно улыбается Ванда. Это и правда забавно, что Джарвис, несмотря на свою электронную сущность, способен определять человеческие чувства столь точно. — Могу я чем-то помочь вам? — спрашивает он. — Если подыщешь мне что-нибудь свеженькое из комедий, пока я готовлю пиццу, то буду очень благодарна, — говорит Ванда, вставляя один наушник в ухо. — Это не составит труда, — заверяет Джарвис. — Однако прошу вас не забывать о том, что я имею доступ к девяносто пяти процентам информации мира, которая могла бы быть для вас одинаково как полезной, так и развлекательной. Возможно, это могло бы улучшить ваше психологическое состояние. — Это очень мило с твоей стороны, Джарвис, — говорит Ванда, все же включая музыку, — но вряд ли что-то может успокоить меня сейчас, потому что я не особо понимаю, что меня беспокоит и беспокоит ли это меня вообще. — Возможно, если бы высказались, то вам стало бы лучше, — предполагает Джарвис. — Я не настоящий человек, и не могу испытывать эмоций, но моя программа поддерживает основы психологии и психиатрии. Я не могу сопереживать вам, но могу оценить ваше состояние и дать практический совет к действию. Ванда замирает с овощами и беконом в руках, которые она достала из холодильника. — Знаешь, Джарвис, есть такое состояние, когда ты как будто изо всех сил тянешься к вглядывающейся в тебя неизвестности, зная, что она может как разрушить тебя, так и вознести до вершин, — шепчет она, зная, что тот ее слышит, — и ты все равно продолжаешь тянуться в надежде изменить тот порядок вещей, который тебя окружает, за которым эта неизвестность наблюдает, потому что больше нет сил его терпеть. И эта большая, пугающая, манящая и чертовски нужная тебе неизвестность каждый раз отдаляется от тебя на какой-то жалкий дюйм, но ты чувствуешь это, как мили расстояний, и силы иссякают, и руки опускаются. Нет больше мочи тянуться, потому что знаешь, что никогда не дотянешься. Вот такое и со мной сейчас. Моя неизвестность категорически не согласна с тем, что он… она мне нужна. Джарвис тактично не замечает оговорки и продолжает внимательно слушать, но Ванде уже было нечего сказать. Она выразила все, что хотела. Вот так коротко и четко. — В таком случае не надо, — говорит Джарвис. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Ванда, доставая из верхнего ящика настенного шкафа муку. — Возможно, эта самая неизвестность, о которой вы говорите, не отдаляется от вас, — продолжает Джарвис. — Ее описание вами схоже с понятием Вселенной, как ее свойственно понимать людям романтическим, так что скорее всего эта самая неизвестность не отдаляется, а сжимается и расширяется. В тот момент, когда вы тянетесь, Вселенная сжимается, как организм, который не знает ваших намерений и чувствует опасность, и вы не можете ее достать. Возможно, если вы перестанете тянутся и дадите ей свободу действий, перестанете сопротивляться ее природе, то она однажды расширится и позволит вам ее коснуться. Ванда внимательно слушает и находит в этом смысл. Это было изначально невозможно глупо, и никакие совпадения тут не сыграют роли, какими бы магическими они не были, как бы не был прекрасен их посыл, намекающий на то, что все в этом мире связано между собой. Возможно, если она отпустит это, если она отпустит предопределенность, которую навязала ей старая тетрадь с астральной картой, она сможет сделать хоть что-то, сможет двигаться дальше, сможет жить, что бы это не значило. — Джарвис, а ты умеешь делать астральный прогноз? — спрашивает Ванда, вытаскивая наушник. — Это не заложено в моей программе, но если вы дадите мне немного времени, то я смогу его составить для вас, — сообщает Джарвис. — Меня интересует гороскоп на совместимость, — уточняет Ванда. — Вас интересует какой-то конкретный человек? — спрашивает Джарвис. — Нет, — врет она. — Меня интересует мой потенциальный… потенциальная партия. — В таком случае мне понадобиться некоторое время, мисс Ванда, — говорит система. — Не торопись, — улыбается она. Раскатывая тесто, Ванда слушает музыку, потому что ожидание вердикта Джарвиса чертовски мучительно. Руки мелко дрожат, но, к счастью, скалка прилегает плотно. Время тянется ужасно медленно, и ей кажется, что она никогда не закончит эту пиццу, хотя на этой высокотехнологичной кухне, на которой готовить одно удовольствие, процесс готовки чего угодно занимает не больше получаса. Ванда гонит от себя мысли, рассуждения, анализы возможных вариантов развития событий, погружаясь в размеренные такты музыки и тягучие слова песни. — Мисс Ванда, ваш прогноз составлен, — рапортует Джарвис. Ванда сглатывает комок в горле и храбрится перед невидимой системой. Она чертовски боится подтверждения своих опасений, но назад пути не будет. Пора разрушить клетку, в которой она живет. — Я слушаю, Джарвис, — говорит она, ломая пальцы в кольцах. — Согласно прогнозу, лучшей партией для вас является мужчина-Лев или мужчина-Овен, — заявляет Джарвис. — Неблагоприятными для вас партнерами выступает мужчина-Водолей. Вздох разочарованного облегчения опаляет искусанные губы. — Ты уверен? — спрашивает Ванда, не веря в то, что ее кошмар может как закончится, так и начаться. — Абсолютно, мисс, если, конечно, в файлах Щ.И.Т.а указана верная дата и время вашего рождения, — говорит Джарвис. — Она правильная, — кивает Ванда. — В таком случае, никакой ошибки быть не может, — заверяет ее Джарвис. Ванда опускает руки, полностью сдаваясь. Если уж и говорить о судьбе, если уж и верить ей и искать параллели в ее хитросплетениях, то вот они, вот таким параллелям стоит верить, а никаким другим. Часть сознательной жизни были отданы блужданию в лабиринте и несколько недель подарены мучениям по человеку, который никак этого не стоит, даже по предопределению глупой Вселенной. Это — самая жестокая и милосердная насмешка судьбы, которую можно только предположить, и Ванде хочется поддаться накатывающей волнами истерике, но она успокаивает себя, поглаживает израненную душу звучащей в динамике наушника музыкой. В конце концов, все могло быть хуже, все могло не кончиться вовсе. Но теперь конец не просто виднеется в дали, он маячит перед носом ненавязчивыми титрами. — Можно еще попросить тебя кое о чем, Джарвис? — говорит Ванда, разрезая пиццу на равные части. — Конечно, мисс Ванда, — говорит искусственный интеллект. — Никому не рассказывай об этом, — просит она, забирая из холодильника бутылку колы. — Не хочу, чтобы кто-то знал, что я просила тебя заниматься подобными глупостями. Особенно, мистеру Старку. — Никто не узнает, мисс, — заверяет Джарвис. — Спасибо, — искренне благодарит Ванда. Ей хочется пожать Джарвису руку, чтобы закрепить сделку и выразить всю свою признательность. Жаль, что он не человек. Несколько кусков пиццы, пар от которой до сих пор поднимается над круглой деревянной подставкой, могли бы быть его. Ванда крутит деревянный поднос на ножке, наблюдая как кружится эта самая пицца, и поджимает губы. Ей все равно все не съесть, и она берет чистую тарелку с сушилки и откладывает на нее половину. — Джарвис, я оставила немного, — сообщает она, облизывая пальцы. — Мало ли… Мало ли кто-то захочет. — Я сообщу, мисс Ванда, — говорит Джарвис. Ванда вежливо улыбается ему и уходит в свою комнату. По возвращении на кухню за чашкой чая и слоеными круассанами из кафе напротив башни она обнаружит, что пицца исчезла. Пусть ест, теперь ей не жалко.***
Тони жалеет, что не может швырнуть телефонную трубку в стену, потому что трубки, как таковой, у него нет, только гарнитура в ухе. Теперь ему понятно, почему Стив так бился за стационарный телефон, винтажный фетишист. Разговор с Пеппер не удался, как впрочем и все крайние их разговоры. То он раздражался, то она раздражалась, то воздух вокруг них раздражался даже через мили расстояний. Однако этот разговор вышел особенно напряженным и выматывающим. Он даже ловит себя на мысли, что не может продолжить работу, чего с ним никогда до этого не происходило, и это уже вообще ни в какие ворота, какими бы они не были широкими. Это вовсе выводит его из равновесия, и он начинает тяжело дышать, чтобы не словить очередную паническую атаку, которые стали неприятно частыми гостями в его жизни. Самое отвратительное заключается также в том, что он прекрасно знает ее причину, но как и любой человек, который никак не может излечиться, он отказывается ее признавать. Тони не думает, что ему станет лучше, если он будет честен с самим собой, с Пеппер, с… — Включить расслабляющую музыку, сэр? — как всегда аккуратно и вовремя спрашивает Джарвис. — Не думаю, что это поможет, — тянет Тони, прикрывая глаза. — Вообще не понимаю, что мне может помочь… — Возможно, вам стало бы легче от прогулки? — предполагает Джарвис. — Прогулки? — распахивает глаза Тони, будто не верит своим ушам. — Вы работаете уже десять часов, не покидая лаборатории, сэр, — замечает система. — Предполагаю, вашему организму нужен отдых. Ваши жизненные показатели в норме, необходимости во сне не выявлено, но полагаю, что прогулка стабилизировала бы психологическое состояние. — Я надеялся, что ты предложишь массаж, но прогулка так прогулка, — говорит Тони. — И с каких пор я позволяю тебе управлять моей жизнью? — С тех самых, как создали меня, — парирует Джарвис. — Напомни мне по возвращении подкрутить тебе настройки сарказма, — фыркает Тони, покидая лабораторию. — Непременно, сэр, — говорит система. На улице значительно прохладно, но Тони плевать на пронизывающий ветер, на тяжелые тучи. Май выдался и правда не особо теплым, летом в воздухе даже не пахнет. Такого холодного дня рождения у него еще не было, хотя неудивительно, учитывая нынешнее положение вещей. Теперь он постоянно мерзнет. Он привык не обращать на это внимания, как и на то, что больше не следит за Вандой. Он не знает, куда она ходит, где гуляет, что делает во время того, когда ее нет в башне. И он делает это не потому что Максимофф сменила телефон или нашла все его датчики, а потому, что он хотел покончить с этим недоразумением, потому что в этом не было никакого смысла. Тот разговор со Стивом заставил его о многом задуматься: нельзя строить отношения на пепелище из самого пепла. Это не приведет ни к чему хорошему, только высосет все силы и заставит разочароваться в своих способностях строителя. Поэтому Тони так старательно пытается забыть о том фото в телефоне Наташи на контакте Ванды. Начинает накрапывать дождь, готовый перейти в самый настоящий ливень, и Тони чертыхается. Дурацких ситуаций в его жизни стало непомерно много. Вот теперь он пусть и недалеко от башни, но все же, не вымокнув до нитки, до нее не добежать. Свои претензии Джарвису он предъявит позже. Тони забегает в какое-то кафе на углу и качает головой. Как помойный кот, честное слово. — Добрый день, мистер Старк, — улыбается официантка, протирая столики. Тони кивает и оглядывает пустое кафе, которое оказывается довольно приятным на вид. В нем царила умиротворяющая атмосфера с приятными звуками и запахами, которые сразу окутали Тони при входе, даже не спросив разрешения. Официантка заходит за стойку и явно собирается его обслужить. Она повязывает белый передник на точеную талию и обращается к нему с добродушной улыбкой. — Удивительно, что у вас тут так пусто, — говорит он. — Не особо, — пожимает плечами официантка. — Обычно это — время затишья, обеденный перерыв закончился, а от дождя обычно прячутся вон в том торговом центре, — она показывает на громадину, которую хорошо видно через огромное окно. — Будете что-нибудь? — Кофе если только, — говорит Тони и присаживается за стойку. — Кофе можно, — отвечает официантка и спешит выполнить заказ. — Он у нас один из лучших в городе. Из вашей башни все у нас его пьют. Только мистер Роджерс и та миловидная шатенка заказывают чай, и всегда разный. — Шатенка? — спрашивает Старк в недоумении. Он не припоминает никаких «миловидных шатенок» из своей башни. Он бы уж точно запомнил. — Ну да, такая девушка молодая, невысокая, — описывает не знакомую Тони особу официантка, поставив перед ним чашку ароматного кофе. — У нее еще красная кожаная куртка, рюкзак черный, небольшой такой, и все руки в кольцах. Она такая загадочная. Еще макияж у нее всегда такой темный, глаза бездонные. Она на колдунью похожа. Если бы она не была такой милой, то я бы ее даже побаивалась, но она приятная девушка. Скованная, но вежливая. Тони медленно понимает, что та самая «шатенка» — это его Ванда с рыжими всполохами волос. Он смотрит на свое отражение в темном озере кофе с белыми берегами кружки по краям и чувствует себя дураком. — Так вы ее знаете? — спрашивает официантка. — Я ее знаю, — отвечает Старк отстранено, — но я всегда думал, что она рыжая. — Да что вы, сэр, — смеется девушка. — Она определенно шатенка. Возможно, рыжий отлив на волосах и есть, но она точно не рыжая. Поверьте, у моего мужа три сестры и все они рыжие, так что я знаю, о чем говорю. — Возможно, — уклончиво замечает Тони. — Я как-то… Как-то даже никогда не думал, какие у нее волосы. — Простите, но мужчины порой бывают очень невнимательны к женщинам, даже к тем, которыми дорожат, — говорит официантка, — так что неудивительно, что вы ошиблись. Тони молчит, потому что она права, и это его задевает. Во время слежки за Вандой он впитывал сухую информацию, запоминал факты, пытался понять, из чего состоит она и ее жизнь, но никак не пытался прочувствовать ее. Тогда нет ничего странного в том, что он не обратил внимание на то, что ее волосы на самом деле не рыжие. Он всегда видел ее только на черно-белых камерах наблюдения, в башне они практически не пересекались, а на общих собраниях ему не особо было дела до цвета ее волос. Он вообще старался не смотреть на нее во время этих чертовых собраний, потому что знал, что один взгляд, и эта колдунья — как же вовремя пришло это описание! — заберет его сердце. Эта установка так укоренилось в сознании Старка, что откровение официантки стало для него потрясением не хуже, чем та фотография, на которую, видимо, были так удачно наложены фильтры приложения для обработки снимков. Тони тяжело вздыхает и качает головой. — Мистер Старк, с вами все хорошо? — спрашивает сердобольная официантка. — Все в порядке, — говорит он сухо, делая еще один глоток бодрящего кофе. — Просто голова разболелась. — Бывает, погода какая, — машет она рукой в сторону проливного дождя за окном. — Знаете, в такие дни лучше оставаться дома. Старк поджимает губы и терпеливо молчит. Дурная привычка Роджерса. — Решил прогуляться, — усмехается Тони. — Это правильно, — говорит официантка, которой явно скучно в пустующей кофейне. Да и когда еще представиться возможность вот так просто поболтать с самим Тони Старком, который к тому же и сам не прочь поговорить. — Вот и эта ваша Ванда часто здесь прохаживается. — Часто здесь гуляет? — спрашивает Тони. — Каждый день, — отвечает она. — Приходит сюда вечером и сидит до самого закрытия. А так каждый день вижу, как она с утра проходит мимо и, судя по одежде, не заходит в башню другим путем, я бы заметила. — Вы очень наблюдательны… — тянет Старк, не желая обращаться к такой забавной и добродушной особе сухим «мисс». — Молли, — отвечает официантка. — Молли, — кивает Старк. — Конечно, ведь я же женщина, говорю вам. Мы все по-другому видим, по-другому чувствуем. Вот и Ванда ваша все время улыбается, но очень грустно. Постоянно в наушниках, с книжками или блокнотом своим. Таким красно-золотым. — Вы что-то путаете, наверное, — возражает Тони. — Он у нее такой полосатый со звездами. Она купила его пару месяцев назад. — Был такой, — кивает официантка, — но уже давно закончился, видимо. Она часто туда пишет, строчит и строчит. Видимо, ей очень одиноко. Люди всегда занимаются чем-то подобным, когда им одиноко — пишут, рисуют или что-то придумывают не для того, чтобы заработать денег, а чтобы вытеснить из головы мысли об этом самом одиночестве. Старк смотрит на свои руки и понимает, что это все подходит и ему. Значит, Ванда так на него похожа? — У вас и правда лучший кофе в городе, — говорит Тони, осушая кружку. — Спасибо, сэр, — отвечает официантка. — Знаете, вы один из лучших посетителей, что у меня были. Тони ухмыльнулся бы, но почему-то не хочется. Это не лесть, это от чистого сердца, и он только лишь улыбается и прячет руку в карман, чтобы расплатиться. — Не стоит, — опережает его официантка. — Не нужно, мистер Старк. — Не могу, — отвечает он. — Я же выпил у вас лучший кофе, я хочу вас отблагодарить. Официантка долго смотрит на него, и Тони застывает под этим взглядом. Он очень внимательный, сосредоточенный и немного восхищенный. Совсем как взгляд ученого, который чертовски потрясен тем, насколько прекрасно и велико его открытие. — Не нужно денег, — говорит официантка. — Вы со мной поболтали, я теперь это внукам своим рассказывать буду, так что этого более, чем достаточно. А вы заходите еще как-нибудь, вечерком, например. Тони впервые за все это время прозревает. Он кивает официантке, и она заговорщически ему подмигивает. На улицу выходить уже одно удовольствие — с неба ненавязчиво капает, в воздухе витает прохлада, — и Тони медленно бредет к башне, обдумывая этот странный разговор с официанткой. Он и предположить не мог, что Ванда там местная знаменитость, причем с таким мистическим ореолом. Ему и невдомек, что она может быть такой. Сказать по правде, он не знает, какой она может быть — они даже ни разу не разговаривали один на один, — так о чем вообще речь. Только его дистанция, только ее проказы — два маленьких ребенка, которые пытаются решить взрослый конфликт личностных отношений. — С возвращением, мистер Старк, — приветствует его Джарвис. — Я с тобой не разговариваю, — шипит Тони, проходя по жилому этажу прямо в кухню. — Не имею понятия, чем мог так вас обидеть, сэр, — отвечает Джарвис абсолютно серьезно, как и всегда. — Выгнал меня на улицу прогуляться в такую погоду, — бурчит Старк. — Прошу прощения, сэр, но вы не запрашивали метеосводку на ближайший час, поэтому ваши претензии ко мне необоснованны, — резонно замечает Джарвис. — Ну, конечно, — качает головой Тони, роясь в холодильнике. — У нас что вообще ничего нет? — Посмотрите на столе, сэр, — предлагает Джарвис. — Мисс Ванда оставила для вас пиццу. Тони поворачивается к стойке и смотрит на два огромных куска на белой тарелке. Он осторожно принюхивается. — Для меня? — спрашивает он, тыча себе в реактор. — Да, для вас, сэр, — подтверждает Джарвис. — На данный момент в башне вы только вдвоем, и мисс Ванде об этом известно. Полагаю, если бы кто-то из мстителей вернулся в ближайшее время, то она бы сделала пиццу побольше. Пицца еще не совсем остыла, но Тони все равно кладет ее в микроволновку и наблюдает, как она кружится в свете софитов. Это так странно: разогревать еду, которую приготовили специально для него, пусть и всего лишь пиццу. Обычно это всегда была его забота, купить или заказать еды для себя, для других, а тут кто-то позаботился о нем. Он ждет щелчка и вытаскивает ароматные куски из микроволновки, при этом успевая опалить пальцы о нагревшуюся посуду. Пиццу он съедает до последней крошки и обещает себе обязательно поблагодарить Ванду лично.***
У Наташи в комнате очень просто. Ванда примерно этого и ожидала, когда приходит к шпионке за своим платьем. Это Романофф настояла на вечернем туалете. — В том-то и дело, что все свои, — сказала Наташа, когда Ванда заявила, что не собирается особо наряжаться. — Для чужих, может, и не надо так стараться. В толпе нужно оставаться незаметной, а для своих нужно украшать себя, чтобы им приятно было. Это была особая логика, неподвластная Ванде, поэтому она просто решила мудро последовать совету знающей. Вообще, Черная вдова и Наташа Романофф — это два совершенно разных человека, которые никаким образом не пересекаются. Их отделяет только тумблер в ее рыжей голове, который быстро переключается между ними в зависимости от ситуации. Например, в свой выходной Наташа расслабленная, богемная и иногда немного навеселе. Черная вдова в рабочие будни — это отлаженная машина, гений шпионажа, которому лучше не переходить дорогу. Это всегда поражало Ванду, и она очень хотела узнать ее секрет, но оказалось, что никакого секрета, кроме как жить сегодняшним днем, у Наташи не было. «Смотри и учись, если хочешь так же», — пожала как-то плечами Романофф, и Ванда стала смотреть и учиться. В конце концов, она больше ни от кого такой опыт не переймет. — Красота, скажи? — говорит Наташа, раскрывая чехол и показывая ей черное платье с тюлевой юбкой. — Когда увидела его, то поняла, что твое. С одной стороны, тут юбка летящая, девичья, а с другой — черное, как раз под твой стиль. Ванда завороженно смотрит на красоту в руках Наташи и не может даже пискнуть. У нее такого платья еще не было. У нее вообще платья никогда не было. — Оно прекрасно, — шепчет Ванда, лаская тюлевую юбку. Она такая легкая, летящая, как настоящие крылья, которые поднимут ее у него над головой, чтобы он, наконец, увидел ее. Ванда трясет головой, прогоняя видения. — А туфли вот эти, — Наташа подает ей пару лодочек на небольшом каблуке. — Они очень удобные, ручаюсь. Одевание похоже на ритуал. Все происходит нетороплив и почти в тишине, только иногда Наташа вставляет комментарии по поводу того, где поправить и как она красива. Она осторожно подводит ей глаза, расправляет тушью ресницы, очерчивает щеки румянами, кладет помаду на губы, и с каждым движением мягкой кисточки по лицу Ванда чувствует, как ее наполняет невероятно успокаивающая сила. Она думает, что это и есть уверенность — она освобождена от всего, но все зависят от нее. Она знает, что так и будет в его день рождения, и ей немного совестно. Совсем чуть-чуть, на щепотку. — Так, думаю, можно выходить, — говорит Наташа, оправляя рыжие волны перед зеркалом. Она неподражаема, и Ванда восхищается ей, пока они идут на общий жилой этаж, где их уже ждут все, кроме виновника торжества. Клинт знакомит Ванду с женой, с этой простой и приятной женщиной, рядом с которой чувствуешь себя так комфортно. Сэм отвешивает ей театральный поклон и подает бокал чего-то пахучего и явно горячительного. Он сам уже тянется за вторым, но Роудс предостерегает его не надраться раньше времени. Сокол авторитетно заявляет, что свою меру знает, хотя всем известно, что он всегда отрубается самый первый. Даже Тор оказывает ей почтение, будучи чертовски вежливым и пафосным. Ему очень идет образ галантного рыцаря, и Ванда смущенно улыбается его комплиментам. Позже он подхватывает Марию Хилл, вернувшуюся с балкона, и ведет ее в центр импровизированной танцплощадки, а она совсем и не против потанцевать с богом Асгарда. Они смотрятся очень необычно, но в этом что-то есть: современная и уверенная земная женщина и фактурный и расслабленный асгардский бог. Доктор Беннер как всегда немного растерян и мямлит что-то неуверенно про то, как она хороша, пока его близорукий взгляд устремлен на Наташу, которая уже нашла себе компанию в лице четы Бартон. Им есть что обсудить, так как миссис Бартон пьет безалкогольный пунш. Ванда сжимает стакан двумя руками, оглядывая то, как они здорово потрудились. Они не стали заморачиваться с украшениями, развесив везде крупные фонарики и обвив ими все балки. Стив еще очень хотел повесить зеркальный шар, как на дискотеках из фильмов восьмидесятых, но Наташа молча покачала головой, и он сдался. Музыка играет приятная, не навязчивая, но Ванда подозревает, что это из-за того, что виновник торжества еще не заявил о себе. — Чего скучаем? — выводит ее из задумчивости голос Роджерса. Ванда сдерживает смех при виде его неприлично довольной улыбки на пол-лица. — Жду начала банкета, — говорит она. — А тебе, пожалуй, ждать не нужно, у тебя теперь фиеста каждый день. Стив мотает головой в такт музыки, а потом забирает у нее коктейль и молча тянет танцевать. — А твоя дама не будет ревновать? — смеется Ванда. — Мою даму ангажировал весь состав мстителей, — улыбается он, кивая на диван, где миниатюрную девушку в изящном сапфировом платье оккупировал бравый отряд. Она немного испуганно хлопает огромными глазами с длинными ресницами и смущенно улыбается красными губами. Стив машет ей, отпустив на мгновение руку Ванды. — Тогда ты должен срочно ее спасти, — говорит она. — Она у меня боец, да и ребята еще не такие пьяные, — отзывается Стив, очень бережно направляя ее. Он держит свободную дистанцию, явно чувствуя себя уверенно, и Ванда удивлена, как легко он танцует, хотя всегда заверял обратное. Определенно, эта барышня на него повлияла в самую лучшую сторону. — А ты сегодня настоящая красавица, — говорит он. — Такая романтичная. — Романтичная? Странно, — уклоняется Ванда. — Причин не было быть романтичной. — Ой ли, ой ли, — тянет Стив, хитро щурясь. Ванда закусывает губу и молчит. И правда не было. Все вышло случайно и из-за Наташи. — Но если мне идет, то это приятно, — говорит Ванда и, спустя мгновение, добавляет, — спасибо, Стив. Песня подходит к логическому завершению, и Роджерс наклоняется к ней ближе, к самому уху. — Счастье, Ванда, всем идет, — шепчет он, а потом отстраняется. На последнем аккорде он подмигивает ей и отпускает, и Ванда находит себя в полной невесомости чужого взгляда. Она оборачивается, и ее темные волосы разлетаются по обнаженным плечам в тот самый момент, когда все кричат: — С Днем Рождения, Тони Старк! И он с аппетитом вкушает взглядом ее романтичный образ.***
Тони лениво даже дышать. Он почти не спал ночь перед своим днем рождения, совсем как пятилетка. Потом его выгнали взашей из башни, чтобы не путался под ногами, и он полдня проторчал в штабе Щ.И.Т.а, где его уморили поеданием торта и кучей поздравлений. К счастью, никто ничего не дарил, очень умно отделавшись фразой о том, что невозможно подобрать хороший подарок человеку, у которого есть все. Тони оценил хитрый подход и отсутствие кучи лабуды, которую ему могли всучить. После этого был напряженный звонок от Пеппер, которая рассыпалась, конечно, в самых официальных поздравлениях, шепнув в трубку, что очень скучает, но Тони не мог ответить тем же. Он не знал вообще, что ей сказать. В свой день рождения ему не хотелось врать, но и правду он говорить был не в силах, поэтому отделался дежурной фразой. — Жду тебя в Нью-Йорке, Пеппс, — и повесил трубку стационарного телефона в штабе. Воистину прекрасная вещь, за которую нужно будет поблагодарить Роджерса. Затем была поездка за костюмом на заказ, о котором позаботилась Наташа. Учитывая то шикарное платье, о котором он успел узнать, он не переживал за то, что будет выглядеть на высший балл. После примерки он направился прямо к себе в лабораторию, клятвенно обещав охранявшему башню от его вторжения Роудсу, что даже не сунется на жилой этаж, где вовсю идут последние приготовления. В лаборатории он куковал до самого вечера, разбираясь с последними наработками, и даже потерял счет времени. Если бы не Джарвис, то он определенно бы опоздал. Он идет, еле передвигая ноги, настолько вымотался за день, который прошел даже проще, чем обычно. Он спускается на лифте и бредет по коридору, не ожидая услышать торопливые шаги. — Тони, — кличет его Стив, замаячивший на горизонте. — Подожди пока, там еще не все собрались. — Ты серьезно, Роджерс? — тянет Тони, всплеснув руками. — Ты меня не пускаешь на собственную вечеринку? — Знаешь, и правильно делаю, — говорит Стив, оглядывая Старка с ног до головы. Тони смотрит на свои ноги и тяжело вздыхает, проклиная весь белый свет. — Наташа тебя разорвет, — прыскает Стив, глядя на помятого Тони в простой футболке с длинным рукавом и домашних штанах. — Да знаю я без твоих… — говорит Старк, закрывая лицо руками. Ему бы поспать часиков так… бесконечность. Костюм остался в мастерской, и не дай Вселенная, Дубина залил его пивом, которое Старк доверил носить ему сегодня. Тони уже жалеет о своем желании тихих, ламповых посиделок. Слишком все для них сложно. — Времени у тебя еще вагон, так что иди… — говорит Стив, но тут же оборачивается, и Тони смотрит ему за спину. К ним семенит на каблуках цвета топленого молока прекрасное создание. Тони щурится, не веря, что к ним приближается миловидная версия Риты Хейворт с карамельной улыбкой и горящими как у щенка глазами. Из-за пышной юбки она кажется похожей на украшенный глазурью кексик. Никаких сомнений быть не может, и Тони просто не может сдержать смешок в стиле «ну, конечно, иначе и быть не могло». — Стив, они пришли, — сообщает она с интонациями мелодий из фильмов «Звуки музыки». — Спасибо, милая, сейчас придем, — говорит Стив с широченной улыбкой. — Здравствуйте, мистер Старк, — машет ему незнакомка. — С Днем Рождения! Тони переводит изумленный взгляд то с капитана, то на, очевидно, его леди из черно-белых фильмов, и только открывает и закрывает рот. Стив незаметно пихает его под ребра, и тот кашляет. — Здравствуй и спасибо, куколка, — сипит он. Вестница мило улыбается и семенит обратно, а Старк качает головой. — Роджерс, ты где ее такую сахарную отыскал? — изумляется он. — Ты так вообще на всю жизнь останешься… — Иди уже одеваться, — пихает его в плечо Стив. — И в кафе я ее нашел, книжку читала, умник. Роджерс удаляется, а Тони, пытаясь отойти от путешествия в прошлое, быстрым шагом направляясь на свой чердак. Костюм укоризненно смотрит на него, а Дубина помахивает прореженной метлой. Старк глядит на свою любимую футболку с обложкой второго альбома Duran Duran и решает, что щегольская белая рубашка ему не нужна. Он переодевает штаны, надевает поверх футболки пиджак, заправляет бабочку в нагрудный карман и ныряет в ботинки. — Ну, как я выгляжу? — спрашивает он Дубину. Тот поднимает метлу вверх, сшибая плату и паяльник с рабочего стола. — Ты дождешься когда-нибудь, — говорит Тони, поправляя на роботе белый колпачок с его именем. В новом костюме, пусть и с исправленной модификацией, он чувствует себя значительно лучше. Он спешит к лифту и в тот самый коридор невероятных встреч, а потом за поворотом открывается дверь, и его взгляд встречает темного ангела, который ждет, когда с него опадет черное оперение. Ванда растерянно смотрит на него, превращая явь в самый страшный кошмар. Она крадет его сердце.***
Это точно подстроено, не иначе. Его пальцы нежно проводят по ее запястью и ведут наверх к плечу, чтобы по лопаткам опуститься на поясницу. Ванда делает маленький, изящный шаг навстречу его магнетизму, пока скрипка напряженно ждет вступления остального оркестра. Тони принимает ее плен и блаженно прикрывает глаза, но пока только на мгновение. Он даже так видит счастливого до чертиков Роджерса, который поглядывает на них искоса, пока обнимает свою фею Драже. Он ненавидит его так сильно, что готов благодарить вечно, пока язык не отсохнет. Ванда упирается носом ему в грудь — такая она крохотная, — и улыбается. — У тебя бабочка в кармане для платка, — говорит она. — Да, я знаю, — отвечает он тихо и хрипло. — Она должна быть на шее, — замечает Ванда. — Сейчас исправим, — говорит Тони и одной рукой лезет за бабочкой. Он обвивает тонкую полоску ткани вокруг ее шеи и дает бабочке повиснуть между крыльев ключиц. Она ложится аккурат в маленькую ложбинку, которую он нежно оглаживает. Ванда выдыхает, и он ловит в ладонь этот вздох. Ей невозможно жарко, но она также дрожит от холода. Он обвивает ее горячими руками, прикосновения которых холодят оголенные плечи. — Бесконечная песня, — говорит Тони, стараясь заглянуть в ее глаза, чтобы уже пропасть для самого себя окончательно. — Моя любимая, — отвечает Ванда, упорно отводя взгляд. — Тогда ты знаешь, когда она закончится, — шепчет он ей на ухо, расчерчивая щетиной скулу. — Еще один припев, — шепчет она в ответ. — А потом еще торт. А потом поздравления. А потом игра на выпивания. — А подарки? Когда я получу свои подарки? — спрашивает он. Ванда тихо смеется, и вибрация ее волнительной, безотчетной радости передается ему через эти вибрации. — Сколько тебе лет, Тони Старк? — улыбается она. — Неприлично спрашивать у Старков об их возрасте, — говорит он с обиженным оскорблением в севшем голосе. — Только о том, сколько они зарабатывают. — И сколько же? — интересуется Ванда. Оркестр медленно затухает, и Тони ловит момент ее расслабленного замешательства, чтобы заглянуть ей в глаза, огромные и испуганные. — Неприлично много, — шепчет он в ее губы на финальных аккордах. Зал взрывается неуместными аплодисментами, и сказочная птица вырывается из его опеки. Она, оглядываясь, уходит в сторону балкона, пока его сцапывают для многочисленных поздравлений, от которых он отбивается вежливой улыбкой. Его спасает Наташа, которая предлагает всем подготовится к предстоящей игре на выпивание, во время которой они и смогут выразить все свои восхищения Тони Старком и его гением. Он бежит на балкон, как самый настоящий мальчишка, где его ждет она. Ванда смотрит на него, такого чертовски красивого в этой дурацкой футболке, и гладит складки его бабочки. Это так забавно. Сегодня она проснулась, даже не мысля о нем, смирившись с тем, что нужно начинать все сначала, а теперь он дарит ей себя вот так просто, спустя год молчания, преследования и непонимания. — Не снимай, пожалуйста, — просит он, наблюдая, как она играет с бабочкой. — Уговори меня этого не делать, — просит она в ответ. — Докажи, что она мне нужна. Тони облизывает губы и сглатывает комок, кашляет в кулак, явно думая, что сказать, и Ванда смеется над ним так задорно, так легко, словно и ждала этого — очередной пламенной речи, полной скользких шуток. Эта шатенка сломала ему все карты, она разрушила его представления о женских недостатках, с которыми он мог бы смириться, а теперь она еще и смеется над ним. После этого Тони Старк должен был бы развернуться и уйти, но это его день рождения, его вечеринка, его темный ангел, который нуждается в перерождении, поэтому он делает уверенный шаг вперед, и смех моментально замолкает. — Я говорю тебе не делать этого, — чеканит он каждое слово, — потому что я хочу этого. Хочу, чтобы ты ее не снимала. Хочу, чтобы она осталась с тобой. На твоей шее в качестве ошейника, чтобы обуздать тебя. В качестве браслета на твоей руке, чтобы напоминать тебе. На твоем бедре как подвязка, чтобы ты знала все, что я знаю о тебе. Ты не снимешь ее, потому что я так говорю. Ванда задыхается, когда он касается пальцами бабочки. Ей не страшно, что он потянет за нее, сдавив горло. Он этого никогда не сделает, потому что-то, чего он хочет, ей уже ясно. — Куда ты бы сам ее повязал? — спрашивает она, принимая как великий дар первую часть своего перерождения, когда он касается губами бледной кожи на шее. Без лишних слов он подцепляет зубами тонкую полоску и передвигает замок вперед, медленно расстегивает его, не забывая невесомо проводить кончиками пальцев по нежному месту под подбородком. Ванда шипит кошкой от вредности, и Тони не торопится, проверяя ее терпение. А она терзается от каждого касания — вздрагивает, как от удара током, потому что ее алая сила внутри просыпается, откликаясь на того, кто потревожил покой ее сосуда. Ванда закусывает губу до онемения, чтобы доказать — это не угроза, это дар. Это разрушающий восторг, испепеляющая нега, которая обязательно выльется в ленивое спокойствие и выматывающее беспокойство, и все это стоит того. Ванда держится на ногах только благодаря силе духа. Если бы не его левая рука, которая придерживает ее за талию, то она точно упала бы за ограждение балкона. Она растворяется в огнях Нью-Йорка за спиной, в его дыхании на ее плечах, пока его рука поддевает подол тюлевой юбки, чтобы найти то самое место, обрисовать на нем невиданный узор, возможно, эмблему Старк Индастрис. Она не может терпеть больше, поэтому ведет руку вниз, встречаясь с его пальцами, помогая защелкнуть застежку импровизированной подвязки. — И мне нельзя ее снимать? — шепчет она на опасном расстоянии от его раскрытых губ. — Только мне, — отвечает он, подаваясь вперед. Пьяная игра для Ванды и Тони уже началась. Они делают первый глоток друг друга, и все тормоза слетают окончательно. Они проигрывают всухую.***
Туфли жмут страшно, и Наташа сбрасывает их, плюхаясь на диван рядом со Стивом и его ненаглядной. — Красивые, заразы, но ходить невозможно, — говорит она, облегченно вздыхая. Роджерс стучит ногой в такт музыки, пока его спутница поправляет смазанную помаду. Остальные мстители неистовствуют на танцполе под зажигательные ритмы. Хорошо, что они заранее уговорили Тора оставить молот в выделенной ему, на этот его приезд, комнате. А то беды не миновать. — Ты еще долго продержалась, — хвалит ее Стив, указывая горлышком бутылки пива на ее невыносимые туфли, брошенные под стеклянный столик с напитками. — Да я вообще молодец, — подхватывает Наташа. — И для кого наряжалась… — Для благого дела, — улыбается дама сердца капитана, захлопывая пудреницу и оставляя красивый алый след на щеке Стива. Тот сыто улыбается и кивает. — Определенно не зря, — говорит он, указывая на выходящих с балкона Тони и Ванду. Парочка идет слегка пошатываясь, скрывая голодные улыбки за маской напускного веселья. Они расстаются, потому что изрядно окосевший Клинт подхватывает Ванду за руку и тянет танцевать. Тони отдает ее не охотно, но все же не протестует, как следовало бы. Миссис Бартон хохочет над очередной уморительной шуткой Сэма, и очевидно, Клинт заскучал. — Вижу, теперь она будет пользоваться твоей карточкой, — усмехается Стив, делая глоток пива. — Посмотрим, — уклончиво говорит Старк, наливая себе виски. Троица заговорщиков делится победными взглядами. Романофф довольно кивает, поджав губы, глядя на пляшущую без туфель перед Клинтом Ванду. На ее памяти, она впервые смеется, и Стив тоже не может упустить этот момент и что-то шепчет на ухо своей девушке. Та понимающе улыбается. — А пока ты смотришь, пошли танцевать, — заявляет Наташа и, подскакивая, хватает Тони под локоть. И тот абсолютно не возражает, только залпом осушает стакан и довольно причмокивает. — Эй, Тони, а где бабочка? — подмахивает Стив, показывая пальцем на шею. — Еще маленький знать, как ее можно приспособить, — кричит Старк и исчезает в толпе. Роджерс довольно фыркает и принимает поощрительный приз в виде поцелуя от своей уже трехнедельной девушки, не заботясь о сохранности ее помады.