Отражения

Не доверяй тому, чьи глаза краснее звериной крови, В чьём сердце холодный огонь кицунэби, Пожарище на душе. Не доверяй зверю – иначе ведь быть беде. Не доверяй себе.

Миказуки сидел на веранде и искоса наблюдал за новоприбывшим клинком, пытающимся освоится в непривычном облике и новом месте. Получалось у него на диво легко и свободно. Будто не первый раз в этой форме. Может и не первый – лунный клинок сделал глоток чая и перевёл взгляд на верхушки алеющих клёнов во дворе – что он, если подумать, знал о лисьем клинке? Хотя и сделанные рукой одного мастера, они были такими разными… Его судьба быть украшением величайших из домов. Прекраснейшим из пяти великих. Его боготворят и…кладут на подставку в почётнейшем месте дома. С него сдувают пылинки и полируют лезвие драгоценнейшими маслами. Он произведение искусства, забывший что такое настоящее сражение. Лисий клинок, созданный с помощью и благословением Инари менял хозяев, жил и сражался. Только единожды они пересекались в далёком прошлом, когда владелец Когицунэмару посещал с визитом дом Токугава. Где прекрасный лунный и далее по эпитетам уныло украшал стену. Они обменялись приветствиями и не нашли о чём говорить. Хотя Миказуки о многом хотелось спросить, и возможно лисий тачи не отказался бы поведать истории своей преисполненной приключений жизни. Но не сложилось. И вот сейчас лис носился по цитадели в сопровождении коллеги-кицунэ и с неподдельным интересом разглядывал всё попадающееся на пути. Ещё и на зуб многое пробовал, зачастую не съедобное. Лис, что с него взять. А прекрасный, лунокованный и так далее по списку, который сам Миказуки затруднялся воспроизвести, сидел на веранде, прихлёбывая порядком подостывший чай и тщательно скрывая зависть любовался алеющими клёнами, краем глаза ловя белоснежную шевелюру, увенчанную подвижными лисьими ушами. И вот что теперь делать, спрашивается? Лис, если и улавливал его внимание, вида не подавал. Когицунемару не первый раз бывал в реальном мире и крепость, созданная специально для таких, как он, клинков, способных сражаться с врагами, была удивительна, не больше. Хотя стоит отметить, хозяин постарался. Соратник из рода кицуне с сидящим на плече лисом показывал окрестности, сторожко приглядываясь к новому клинку, и Когицунемару одобрительно хмыкнул, осматриваясь. Правильно, не стоит доверять первому впечатлению, себе же хуже сделаешь. Себе он эти слова напомнил, едва заметил старого знакомого. Миказуки Мунечика, а что, неплохую форму ему подобрали. Самое то для старичка, о котором знали все. Подходить и знакомиться тачи не спешил, успеется, ему следует освоиться там, где он никогда не был. После осмотра крепости, оказавшейся едва не больше любого, даже самого дорогого замка, Накигитсуне отстал, возвращаясь на кухню, готовить лакомства для новоприбывшего. Когицунемару пожал плечами – а кто будет отказываться от дармового угощения – и зашагал к веранде. Памяти и запахов хватило на то, чтобы безошибочно найти дорогу, и лис довольно осклабился, заметив сидящую на светлом дереве фигуру. Безупречно выпрямленная спина, задумчивый взгляд куда-то вдаль. Нет, этого созерцания Когицунемару решительно не понимал. - Скучаешь, Миказуки-доно? Старинный клинок перевёл на него задумчивый взгляд – странные глаза, серебро с небесным отблеском и бликом-полумесяцем. Красиво, лис невольно залюбовался. И запах был невыносимо приятным, что-то неуловимое, похожее на дорогие благовония и свежесть изысканных цветов. Прекрасный и утончённый во всем. Лис нарочито небрежно плюхнулся рядом, не дожидаясь ответа и приглашения. Почему-то хотелось расшевелить это древнее совершенство, добиться хоть какой-то реакции. - Ничуть, - Миказуки улыбнулся, чуть прищуривая глаза, - обитатели цитадели любят заботиться о других и мне не дают заскучать. Лис фыркнул и выдернув из-за пояса подаренный хозяином гребень, принялся расчёсывать спутавшиеся волосы. Колтуны, образовавшиеся словно сами собой за время исследований цитадели, поддавались расчёсыванию плохо и он в сердцах дернул непокорную прядь, вырывая клок волос. Зашипел недовольно. Миказуки смотрел на это молча, но на очередном рывке отставил в сторону чашку с недопитым чаем. Протянул ладонь и вновь улыбнулся со странной доброжелательностью. Чуть скрипучий голос звучал так же ровно и спокойно. - Не стоит портить такие красивые волосы. Когицунемару вздернул бровь, но гребень отдал молча. Впрочем, поворачиваться не стал, дождался, пока Миказуки сам устроится за его спиной, удобно сев на пятки. Аристократ, что и говорить. Мунечика распустил золотистую ткань, удерживающую волосы у затылка, положил в стороне и методично принялся водить гребнем по длинным прядям. Жесткие, чем-то напоминающие конский волос, они ничуть не походили на гладкую шерсть лиса-проводника или напарника Накигитсуне. А ведь на вид чистый шелк, блестящий и тяжелый. - Нравятся? – Когитсунемару поднял странные, лисьи уши, покосился через плечо с интересом. Подумав, уточнил. – Уши и волосы. Старинный тачи улыбнулся и провёл кончиком пальца по краю мохнатого уха. А так посмотришь и не заметно, вроде просто встопорщенные прядки в пышной гриве. - Разве может не нравится то, что высоко оценил сам Хозяин? Когицунемару цокнул языком и нахмурился. Почему-то такое сравнение его страшно покоробило, хотя любой клинок был бы рад такой оценки от господина. Быть может, тут сыграла лисья кровь или количество хозяев, которые он сменил, но… - А тебе? – с удивившей его дотошностью уточнил лис. - Мне тоже, - покладисто согласился лунный клинок, и в его голосе слышалось неистребимая доброжелательность, - у тебя роскошные волосы, очень необычные и красивые, как и подобает клинку, к чьему созданию приложила руку сама Инари-сама. Тачи лишь дернул уголком рта и фыркнул. Он молчал, пока Миказуки осторожно разбирал его пряди, вновь связывая их широкой лентой. Что и говорить, Мунечика был осторожен и боли лис не ощущал вовсе. - Спасибо за оказанную помощь, - церемонно поблагодарил он лунный клинок, едва тот вернул ему гребень, вновь устраиваясь с чашкой в руках. Неужели будет пить давно остывший и горчащий чай? - Не стоит благодарности, - улыбнулся Мунечика, и только собрался отхлебнуть чая, как к ним подбежали несколько танто – лис ещё не запомнил их имена – с подносом уставленным сладостями и свежей порцией чая. - К тебе все так и тянутся, Микадзуки-доно, - непонятно произнёс он, продолжая задумчиво проводить гребнем по перекинутой на грудь пряди. Не то чтоб его сильно волновало внимание уделяемое собрату-клинку, или его популярность. Уж чай он себе и сам заварить может. Но… хотелось чтоб тот не отвлекался на других, прикосновение бережных пальцев к волосам и чувствительной кромке уха было приятным. * Миказуки сидел в своих покоях, самых просторных и роскошно убранных в цитадели, даже комнаты Мастера были скромнее, и задумчиво смотрел на закат, отражающийся в воде запруды на ручье. Обычно никакие размышления не нарушали его задумчивое любование вечерним солнцем, но сейчас привычной пустоты в голове не наступало. Непокорные мысли то и дело возвращались к новому клинку, объявившемуся в цитадели. Клинку работы того же мастера что и он сам. Лис отличался от него как небо и земля, живой, открытый, прямолинейный и …коварный. Он же лис, в конце концов, лисы коварны и хитры, это все знают. Мунечика опустил взгляд на свои руки смиренно сложенные на коленях. Казалось, что пальцы всё ещё помнят тяжесть пышных прядей. Непривычно жёстких, неожиданно густых, роскошных. Нестерпимо захотелось стряхнуть это ощущение с ладоней, словно… оно пугало? Но чем? Он всего лишь помог клинку, почти брату… Лисам нельзя доверять. Сегодня ты расчешешь ему волосы, а завтра… А что завтра? Скорее всего в ближайшие дни, возможно даже прямо завтра новичка в составе сильной группы пошлют на задание и… что тогда? Тебя может даже не оказаться на этом задание, о чём ты думаешь? Лис хитрый клинок, пусть и не такой древний как ты сам, но куда опытнее в сражениях и жизни. Почему тревога не отпускает? Твоя замершая в неподвижности жизнь изменится с его появлением, ты этого боишься? Боишься, что уже не сможешь… чего? Нет ответа, бездна в которой он прячется слишком глубока и заглядывать туда не хочется… невызревшее знание пугает… Слишком рано, - поправляет сам себя Миказуки, успокаивая дыхание и снова устремляя взгляд на неподвижное отражение, полыхающего багряно-рыжими, как лисья шкура или огонь, отблесками заката, неба в водной глади. Ещё слишком рано что-то решать. Ведь надо просто помнить – лисам нельзя доверять. Научившись терять и переживать боль от этих потерь, прекраснейший из клинков решил раз и навсегда, никогда и никого не пускать в своё сердце, мысли и душу. Он запер их на тяжёлый замок и выкинул ключ, повернувшись спиной к этой способности – привязываться, доверять, любить. Нет, он одинаково добр со всеми, но душа его, как озеро в котором отражается свет убывающего месяца, и ничто не способно всколыхнуть это безмолвное спокойствие. Так почему же сейчас, легчайшая рябь пошла по водам этой древней, заскорузлой в осознанно избранном одиночестве души? Почему она, едва ощутимая, словно лепесток зимней сакуры коснулся воды, так встревожила его? Что должно случиться? * Про любовь Санивы отправлять новичков на задания, Когицунемару узнал в первый же день, так что оказавшись в списке тех, кто окажется в новой эпохе, ничуть не удивился. Хозяин хотел посмотреть на новый клинок в деле, и лис не собирался отказываться. Вихрь портала отправил их в новое время, и Когицунемару с интересом принюхался к новому запаху. Лес, осенний и яркий, нависал над ними громадой, пахло палой листвой и мокрой землей. Плохо, если тут глинистая земля, одно неверное движение и полетишь ты носом… Напарники переговаривались, обсуждая дальнейшие действия, но первые выстрелы, перекрывшие звуки далёкой ярмарки, решили их дальнейшие действия. Кольнуло на миг сожалением, что подарок хозяина так скоро сломался, но гребень, попавший под пулю, защитил его от серьезных повреждений. Миказуки, непривычно резко повернулся, посмотрел с тревогой, но голос остался ровным и отрешенным. Когицунемару отмахнулся, приподнимая верхнюю губу в злом оскале – не до того – и атаковал появившихся противников. От них пахло железом и гнилью, и убивать их доставляло какое-то странное, немного извращённое удовольствие. Чужую опеку лис ощущал всем телом и невольно брало злостью – ты меня что, слабаком считаешь? Он чувствовал и изменившийся запах Мунечики, но даже это не давало повода считать его… Лис инари, появившийся рядом с врагом, удивил его, заставил рассыпать только накопленную злость, оставляя лишь азарт. Откуда ты в этом лесу и зачем лезешь на рожон? Но зверь не ответил, даже не вздрогнул, когда рядом с ним проскользнуло остро отточенное лезвие. Склонил острую морду, миг – и пропал среди деревьев. Ноздри щекотнуло знакомым запахом снега и смятого папоротника, давая понять, что это был не морок. Странно… Битва закончилась, а следом безоблачное небо пролилось дождем. Цурумару первым заметил лачугу рядом с ними, и отряд быстро проскочил к двери – промокнуть не хотелось никому. Когицунемару без удивления осмотрел лисьи маски, чутко прислушиваясь к потрескиванию огня в очаге. Пахло вкусно, у очага высился чайник с травами – что-то кислое и пряное. Самое то, чтобы согреться. Редкие взгляды Мунечики лис игнорировал, но не смог удержаться, вздрогнул, когда тот внезапно начал… что, это его песня? Когицунемару вначале не поверил своим ушам, даже не удержался от удивленного восклицания, слушая легенду создания меча, ставшего Когицунемару. Почему… неужели Миказуки тоже понимает, что это морок, созданный кицуне? Он тоже видел этого лисенка? Или что-то другое сподвигло его рассказать? Тачи невольно замер, прислушиваясь к ровному голосу, непонятно повел головой. Звериное в нем застыло, словно в трансе, и по лопаткам невольно пробежала дрожь – словно улеглась незримая шерсть. Интересно, Миказуки расстроится, если узнает, что он сам автор легенды про Когицунемару? Захотелось сесть ближе, послушать еще, но морок спал, едва их позвали товарищи – Ягэн и Хитофури. Тачи с невольным разочарованием передернул плечами, но отвлекся, хмыкнул, поднимая с земли целый гребень. Первое задание завершилось их победой. И ознаменовалась странными размышлениями. Размышления в основном крутились вокруг старинного лунного клинка. Когицунемару с недоумением ловил себя на этих мыслях и лишь морщился, пытаясь понять, в чем дело. Его зацепило тем, что Мунечика знал о нем? Помнил его еще по той, единственной встрече? Или же причина крылась в другом? Они не общались раньше, а до вчерашнего дня и вовсе не были рядом. Неужели его зацепило запахом? Лис вспомнил тонкий аромат благовоний и цветов и невольно облизнулся. В бою в этот запах добавлялась горьковатая нотка мускуса… Вкусно. И ладони прохладные, осторожные. Когицунемару повел плечами, с удовольствием качнул головой. Размышления он запихнул подальше – все равно ничего не надумает путного. А вот пойти и посидеть рядом с Мунечикой… неплохая идея. Тем более можно вновь отдать ему гребень, пускай чешет. Добренький же, не станет терпеть, если он вновь начнет драть себе волосы… * Миказуки был недоволен собой на этом задании. Зачем он показал тревогу? Было ли такое поведение допустимо? Не оскорбил ли он лисий клинок, что греха таить, куда более опытного в боях? Почему его вообще тревожит происходящее? Ответ, что он якобы заботится о благополучии хозяина и своих соратников-клинков, откровенно попахивал фальшью и отдавал гнильцой – нет ему никакого особого дела до их благополучия. Вон, двое от отряда отбились – тревожился разве? Маленьких танто в бою рвался защищать, если не ранены были? Вот и ответ. Точнее… нет никакого ответа, бродит правда около, из-под рук ускользает, отражением луны на воде. Да и нет никакого желания её ловить, если по чести самому себе отвечать. И не надо. Надо прекратить следить за лисом, выделять его из толпы остальных клинков, забыть и насмешливый взгляд вишнёво-алых, цвета спёкшейся хищной крови, глаз, и ощущение тяжёлых прядей в ладонях. Не маленький, сам справится… Вот только все его благие порывы пошли прахом, потому что нахальный лис возник словно из ниоткуда, плюхнулся на землю перед ним, глянул лукаво, улыбчиво, запрокинув голову и гребешок протянул, знакомый уже. - Почеши, пожалуйста, Миказуки-доно. И ни грамма уважения в голосе, хотя слова вежливы. И сам голос бархатный, чуточку шершавится, течёт самодовольством как патокой. Одно слово – лис, ни стыда, ни совести, ни почтения, а придраться не к чему. Мунечика уже начал было подбирать слова, что бы как можно вежливее отказать, да так, чтоб в будущем и мысли не возникло снова подходить, только лис уже вложил гребешок ему в ладонь, мимоходом погладив пальцы. И руки словно сами по себе, помня ощущения, желая их снова, потянулись – распустить плотную ленту, зарыться в тяжёлую гриву. Тронуть кромку пушистого уха, разбирая пышные пряди. А запах нечеловеческий – лесной, звериный. Как он там сказал сегодня? «потому что я дикое животное»? Вот и помни об этом. Помни, не смей забыть. Только не выходит. Лис урчит довольно, низко, хрипло – «хорошо» - бархатно перекатывает гортанное «р-р-р» и забываешь осторожность, перебирая густые волосы. Нравится. Удовольствие незнакомое, непривычное. Хотя казалось, что лучше может быть, если тело человеческое и чай в чашке и ветерок приносит запах свежих цветов? А вот ведь. Может быть, это та связь клинков, о которой говорят братья, вышедшие из-под рук одного мастера? Может быть, он просто чувствует связь родства? Слабое утешение, и новое сомнение-лепесток пускает зыбь по прежде спокойной глади озера-души. И ещё один. Дробится безупречное отражение, идёт едва заметной рябью. * С тех пор лис частенько приходил к нему, требовательно подставляя голову под ладони. Ему нравилось удовольствие, которое приносили прохладные бережные руки, а отказывать себе в нем… Нет, он не станет. Тем более, Миказуки не возражал. Быть может, пытался, но ни одно слово не сорвалось с его губ. Он послушно чесал его, разбирал волосы, и после, возвращаясь в свою комнату – логово, как звал его про себя Когицунемару – лис долго ощущал эти прикосновения, наслаждаясь фантомным ощущением. Хотелось, чтобы это продолжалось дольше, но лунный клинок ни разу не превысил какой-то незримый лимит. Быть может, он считал эти секунды про себя, не в силах отказать? Когицунемару пожал плечами в ответ на эту мысль и с удовольствием завалился в разворошенную постель. Перемигивались точки звезд, за окном расстилалось небо, безоблачное, с узким месяцем, ощерившимся улыбкой. Похожий знак был и на одежде Миказуки. Наверняка, сидит сейчас с чашкой и смотрит в небо со странной полуулыбкой. Лис фыркнул – было в этом некое родство – и потянулся, вытягивая руки над собой. Зевнул клыкасто, уставившись в потолок, по-кошачьи потянулся поймать свисающую с притолоки фигурку кицуне. Колокольчик у окна мелодично звякнул, и лис вновь зевнул, устраиваясь удобнее. Завтра он вновь пойдет к лунному клинку и сделает все, чтобы тот чесал его гораздо дольше. Может, стоит устроиться на коленях? Или вжаться в бок? Знакомый азарт щекотнул ключицы, вспенился восторгом за грудиной, ожиданием интересной игры. Он точно завоюет этот клинок, привяжет к себе, присвоит… пускай и дальше доставляет удовольствие. Пускай и дальше говорит что-то, вкусно пахнет и прикасается. Как только тачи надоест, он, не задумываясь, прекратит приходить. А пока… пока пускай все будет так, как есть. И, засыпая, Когицунемару предвкушал большее. То, о чем пока не догадывался и сам. * Миказуки казалось, что лис играет с ним в некую игру, правила которой ему неизвестны. Как будто в их взаимодействии была некая непонятная лунному клинку цель, к которой его подталкивали окольными путями. Вечером лис приходил на веранду и протягивал гребень – пожалуйста, Миказуки-доно. И раз за разом сил отказать не находилось. А потом и вовсе стало привычным. Лёгкая рябь в душе успокоилась до поры. Пока не осознал, что уже сам ждёт знакомых шагов по всё ещё теплым доскам, не скрипнувшим под почти бесшумной звериной поступью. Что узнаёт не оглядываясь. Что уже сам охотно протягивает ладонь за гребнем, не дожидаясь просьбы. Зыбкая, зябкая рябь снова пошла по чёрным водам, расплескалась кругами, словно невидимая ладонь уронила на идеальную поверхность жемчужину или каплю. Уроненное сгинуло в глубине без следа, а в памяти остались круги. «Попробуй, мы с Нагакицуне приготовили инари-тофу» «Кто же так копает, смешной ты, Миказуки-доно, лопату никак первый раз видишь? Сиди уж, отдыхай, сам сделаю» «Тебе нравится зима? Я вот больше люблю весну, когда всё цветёт и хочется бежать через лес, и голова дурная, весело» Тёплые касания мозолистых пальцев к запястью. Клыкастая усмешка и немного забавная мимика подвижных бровей – все эмоции как на ладони, что скрывать то? Шаги, голос – бархатно-шершавый, текучий, чуть насмешливый будто. И взгляд. Кровавый, пугающий. Словно знает что-то недоступное, словно оценивает по каким-то своим, внутренним оценкам и не знаешь что сказать, теряешься под этим взглядом, отводишь глаза, сохраняя видимость спокойствия, а жемчужин-капель всё больше, кругами по воде – одна за другой. И нет больше покоя в душе, одно непонимание – что тебе надо брат-клинок? Сводный брат, родня по мастеру из-под чьих рук вышли мы оба. Зачем смотришь, о чём молчишь так пристально и внимательно? Чему улыбаешься сам с собой? И тихим шелестом в самой глубине – самому себе: Чего боишься, от чего отводишь глаза, почему не сдашься? Не сбежишь? Не спросишь? Но нет ответов, а в тишине вновь раздаются шаги. * Сегодня Миказуки сидел на дальней части веранды, за углом, подальше от шума и гама. Танто, те еще затейники, будучи в магазине, обнаружили фейерверки и хлопушки и целый день галдели про то, как это будет красиво. Когицунемару слушал их с некоторым сомнением, но клинки, падкие на развлечения, мгновенно решили устроить целый праздник. Подготовка затянулась до самого ужина, переросшего в пьянку, и уже после нее ожидался запуск цветных огоньков. Мунечика, как заметил лис, во всем этом деле не участвовал, хотя легкий аромат подсказывал – он где-то поблизости. Странно, что танто или Шишио любители угодить старичку-химэ, первым делом не притащили его к шумному балагану. Неужели отказался, устав от шума? Или вновь задумался о чем-то, пытаясь найти ответы в созерцании первозданной природы? Последнее время Когицунемару все чаще ловил его взгляды, и что-то менялось там, в странной серебристо-синей глубине. Мунечика спохватывался, опускал глаза, но вновь и вновь его взгляд щекотал загривок, словно теплая рука приглаживала невидимую шерсть. Лис давил довольную ухмылку и мысленно потирал ладони – думай обо мне, смотри внимательнее, чаще, чем больше внимания я получу, тем лучше. Вот и сейчас, подошел к неподвижной фигуре, сидящей с привычной чашкой в руках, поймал чужой взгляд, открытый и полный доброжелательного ожидания. Неужели в тебе нет других эмоций, а, лунокованый? Лис плюхнулся на нагретые доски, с ухмылкой попросил. - Пожалуйста, Миказуки-доно, - и, прижмурился от удовольствия, едва чуткие пальцы принялись перебирать спутанную гриву, поинтересовался ненавязчиво. - Прячешься? - Почти, - легко согласился Мунечика, разбирая спутанные пряди, разглаживая их тяжёлые, пышные, - слишком много шума и суеты вредно для стариков, знаешь ли. А в голосе звенит не обидная насмешка, не над тобой, глупый лис, задумавший непонятное, над собой. И замирают руки, когда первая искра-звёздочка скользит в потемневшую высь, что бы через миг взорваться, расцветив небо красочной россыпью огоньков. Красных и рыжих. И ещё одна, золотисто-зелёная, и следующая, бело-серебряная с синими искрами. Забытый гребень лежит на коленях, отблески фейерверков переливаются в зрачках, а пальцы, не контролируемые больше сознанием, перебирают белоснежные волосы, ласкают затылок, проходятся лёгкими касаниями по основанию уха. Лис заурчал, блаженно опуская веки, потом стрельнул насмешливым взглядом и сдвинулся, опуская тяжелую голову на колени лунного клинка. Дернул ухом в ответ на остановившиеся движения, завозился, убрав мешающий гребень. И вновь кольнул насмешкой в глазах, требовательной просьбой, медленно облизнув губы. - Пожалуйста, Мунечика-доно. Великолепный лунный клинок никак не показал ни возмущения, ни недовольства. Только чуть дрогнули замершие пальцы, прежде чем снова зарыться в густую гриву, да едва уловимо изменился запах, налившись густой сладостью. Кого ты видишь сейчас, а прекраснейший из великих? Только ли дикое животное, желающее ласки и внимания? Только ли? Когицунемару подставил ухо, лег удобнее, заурчал низко, вибрирующе. Чем считать это, разрешением? Или прекрасный клинок просто терпит навязчивое внимание, в мыслях понося зарвавшегося наглеца? Но почему тогда изменился запах, манящий, словно глотнул лунной, прохладной воды и никак не можешь остановиться. - Красиво... - кицуне опустил веки и непонятно, о чем он – только ли о цветных искрах, гаснувших в небе, или же о клинке, чьим умиротворенным лицом любовался. - Да, очень, - ласково поглаживая его по голове, согласился Мунечика, - только очень громко и ярко, утомляет. Сообщил с доброй улыбкой, спихивая нахального кицуне с колен. После чего поднялся, отряхнул штаны от невидимой шерсти и пошёл прочь. Когицунемару легко перевернулся на живот, с восторгом проводив взглядом уходящего воина. Засмеялся довольно, глуховато – ведь есть в тебе что-то, кроме терпеливого смирения! Поднялся на ноги одним, слитным и хищным движением, качнул головой, с удовольствием принюхиваясь к разлитому вокруг аромату, и оскалился предвкушающе. Кажется, его игрушка оказалась куда интереснее, чем думалось. И уходить не было никакого желания. Неужто он перенял любовь хэйанского журавля к сюрпризам? Или… привык? Лис не задумывался об этом и после, с беззаботной наглостью сползая головой на удобные колени, едва лишь Мунечика заканчивал расчесывать его волосы. И все дольше лунный клинок ласково касался пушистого уха или зарывал пальцы в тяжелые пряди. Не прогонял. А запах, сладкий и дурманящий, оказался приятным дополнением к ласке. Все же, лис был падок на удовольствия. А уж их сочетание… ради такого стоило и потерпеть, что в итоге великолепный клинок всё равно спихивает обнаглевшего лиса с колен и торопливо уходит прочь. Да, внешне он казался невозмутимым, но чуткому звериному носу кицунэ было доступно куда больше информации, чем хотел бы показать Миказуки. И лис только ухмылялся, потирая кудлатую башку и глядя вслед. Он не прекратит эту игру теперь. Не прекратит, даже если лунный клинок попросит.