Научи меня любви

      В одной руке вешалка с тем самым ненавистным красным облегающим платьем, которое попросил надеть Джексон, а в другой — приталенное черное. Стрелки на часах тикают невыносимо громко, отдавая по вискам, пока я, сощурившись, смотрю в зеркало, оценивая наряды. Кажется, стою так уже минут пять, не меньше.       А ведь я могу все отменить… Я же могу?       По ощущениям прошла уже целая вечность с тех пор, как я смирилась с мыслью о том, что должна идти на свидание с Уиттмором, но почему-то именно сейчас, когда до его прибытия осталось всего пятнадцать минут, хочется все отменить — вернуться в прошлое, сказать: «Не дождешься, козел» и громко хлопнуть дверью перед его носом.       Ну почему я делаю это, если так не хочу?       Я уже устала слушать вопросы в своей голове, тем более на них нет никаких ответов, поэтому просто швыряю черное платье и надеваю красное. Да черт с ним, хуже уже точно не будет.       Мысли смешались:       Я думаю о сегодняшнем происшествии на трибуне, когда Малия со Стайлзом исчезли в неизвестном направлении. Веселятся, наверно? Уж кому-кому, а мне точно должно быть все равно — в моей-то ситуации, где меня саму ожидает свидание, — но все же в груди что-то не давало покоя.       А вдруг Стилински все осознал и понял, что Тейт — девушка его мечты? А вдруг она тоже ответит ему взаимностью? А вдруг мое сердце не выдержит такого удара — оно ведь влюблено? Как приятно и пугающе одновременно то, что теперь я могу это признать.       Так и напишут в какой-нибудь книге: «Девушка, которая отчаянно не хотела влюбляться, все же сделала это! И в кого? В местного бабника» — а что, и правда отличный сюжет для второсортного романчика на полке в богом забытом книжном магазине. Там в самом конце все обязательно будет хорошо — он откажется от своего прошлого и искренне полюбит ее, а она будет купаться в лучах его внимания всю жизнь.       А в реальности, кажется, все немного по-другому — она пойдет на свидание с другим парнем, заставит себя его полюбить, чтобы забыть того, другого. Так они создадут новую ячейку общества, состоящую из идеальных детей, с такими же белоснежными улыбками и острыми скулами, как у отца, и все они будут до конца своих дней изображать семейную идиллию, хотя по факту их отношения будут гнить изнутри. Кажется, так живет половина человечества? И вообще…       Внезапный гудок автомобиля заставил меня вздрогнуть, отчего я потянула язычок молнии платья слишком резко и прищемила нежную кожу. Даже не пискнула — а зачем, если в голове уже смирилась с куда худшими вещами?       Я выглянула в окно — спортивный автомобиль черного цвета уже стоял перед домом. Окна были затонированы, поэтому мне повезло не видеть довольного лица Уиттмора. Не уверена, что на нем было именно такое выражение, но почему-то представляется именно так.       Ладно. Вдох-выдох, Лидия. Вдох-выдох. Мы справлялись с проблемами и похуже, — если единственную тройку в четверти можно было так назвать.       Джексон не торопился выходить, и мне нравилась эта мысль — можно оттягивать момент бесконечно. А вдруг он устанет ждать и уедет? Но шла минута, две, и с каждой последующей эта идея казалась все глупее и глупее, поэтому я все же спустилась.       Натали не было ни на кухне, ни в гостиной — как и в любом важном моменте моей жизни. Подумаешь, не получила родительское наставление перед первым свиданием — больно надо.       Джексон, к удивлению, уже стоял у пассажирской двери, жестом приглашая меня сесть в машину. Я немного опешила от его белоснежной улыбки — кажется, огни уличных фонарей отражались в ней бликами… Это вообще реально?       — Рад снова видеть тебя, — произнес он, и только сейчас я заметила, что юноша сегодня предпочел костюм кожаной куртке и рваным джинсам.       Не могу сказать, что я удивилась — примерно так себе это и представляла, — но почему-то все равно не было похоже на правду. Казалось, такие парни, как Джексон, не отличаются особой галантностью — вокруг них всегда столько девчонок, устанешь выбирать, поэтому можно позволить себе быть говнюком. Но почему-то пока он этим шансом не воспользовался.       Уиттмор протянул мне руку, я неуверенно вложила в нее свою и села в автомобиль. Он не смотрел на мои ноги, пока я неловко усаживалась на сиденье — это радует.       Пока Джексон обходил машину, я успела заметить, что кожа сиденья слишком холодная. Да и вообще, внутри как-то некомфортно, словно что-то обязывало меня соответствовать. И даже мысль о том, что десятки визжащих девчонок школы мечтают оказаться на моем месте прямо сейчас, меня не успокаивала.       — Хочешь, поставим твою любимую музыку? — юноша словно заметил, что мне не по себе. — Какую ты любишь?       — Josef Salvat. Моя любимая — Open Season*.       Судя по тому, что Джексон включил ее без лишних комментариев, он уже и забыл, что под нее мы танцевали на его вечеринке. Даже не знаю, в чем дело — в том, что любой мужчина не придает значения таким вещам, потому что все они черствые сухари, или я сама предала этому слишком больше значение, потому что любой физический контакт с парнем — даже такой, как потанцевать пару минут под песню — рассчитывается мною как прямая угроза девственности и конкретно впечатывался в память?       Несмотря на все это, мне отчего-то стало комфортно. Словно кто-то близкий был рядом, присматривал за мной и гарантировал, что этим вечером ничего плохого не случится.       Пока на фоне играла музыка, Джексон заваливал меня банальными вопросами — не холодно ли мне, удобно ли, не хочется ли есть и все в таком духе. Я задумчиво смотрела на дорогу и только и делала, что согласно или, напротив, несогласно мычала в ответ. Мимо редко, но проезжали машины. Одна плелась вдалеке, окутанная темнотой, и лишь иногда попадала под свет фонарей. Она чем-то до боли напоминала джип Стайлза, но я тут же отбросила эту мысль: он же не идиот, чтобы следить за мной, тем более на своей машине — она одна на весь город, если не на штат.       Через пару минут Уиттмор сдался:       — Да, тебя не так уж и просто вывести на контакт.       — Ой, прости, — ответила я, наконец посмотрев на него, хотя, если честно, все это время было немного боязно — я просто немного волнуюсь.       — Правда? Почему?       — Не знаю, как и сказать… — говорить или нет? — Это мое первое свидание.       Джексон нахмурил брови. Не поверил или удивлен?       — Что ж, тогда постараюсь сделать этот вечер запоминающимся, — он улыбнулся лучезарно, как и прежде, но в этот раз в улыбке не было пластмассовой фальши, ей на смену пришла легкая грусть.       Странно.       Он поменял данные в навигаторе, повернул на ближайшем перекрестке, и следующие пятнадцать минут мы не разговаривали. В любой другой ситуации я сошла бы с ума — по правилам социума, вдолбленным нам в голову, затянувшееся молчание двух малознакомых людей должно вызывать у них неловкость. Но почему-то этого не происходило и я впервые смогла действительно расслабиться.       Но это приятное, легкое чувство исчезло, как только мы подъехали к самому дорогому отелю города — Grand Passage. Искрящийся дорогим блеском, под освещением десятков прожекторов, он словно кричал: «Вход только для элиты» и по праву мог себе это позволить — ценник на одну ночь был внушающим.       Я почувствовала себя загнанной в угол овечкой и перевела взгляд, полный ужаса, на Джексона. Он, увидев меня, сначала тоже округлил глаза, а потом без зла рассмеялся:       — Что с тобой?       — Я туда не пойду! Не пойду! — вырвалось у меня так быстро, что я сама не поняла.       Какое-то время Уиттмор хмурился, а потом вдруг на его лице заиграла лукавая улыбка. Он обхватил двумя пальцами мой подбородок и развернул к себе так, чтобы я смогла заглянуть ему прямо в глаза.       — Боишься, что я затащу тебя в номер и раздену? — мурлыкнул юноша, явно получая удовольствие от ситуации.       Его слова превратились в картинку, что яркой вспышкой пронеслась перед моими глазами. Всего на долю секунды, но этого было достаточно, чтобы низ живота предательски затянуло. Дышать отчего-то стало тяжелее, захотелось открыть рот, чтобы впустить разом больше воздуха в легкие, но я сдержалась, крепко стиснув зубы. А вдруг он воспримет это как повод засунуть свой язык в мой рот? До чего же отвратительно звучит…       Джексон с интересом наблюдал за моей реакцией.       — Нет.       Одно маленькое слово, но для того, чтобы его озвучить, понадобилось максимально сосредоточиться на собственных губах. От этого у меня даже немного закружилась голова — силы на пару мгновений покинули тело, настолько велико было напряжение.       — Вот и славно, — просто ответил он и, напоследок проведя большим пальцем по моему подбородку, убрал руку.       В этот момент в моей голове раздался звук пожарной сирены — кажется, что-то в груди уже горело огнем. Кто бы пришел на помощь?       Лидия Мартин не будет Лидией Мартин, если не попытается обосновать для себя, почему так происходит. Но на ум шло только одно — гормоны. Настолько сильно они бушевали, что страшно было на мгновение потерять контроль и совершить что-то, о чем потом буду жалеть. Как Малия, отдавшая свою невинность парню, которому она не нужна, например…       И все же, куда они ушли вчера со Стайлзом?       Один единственный вопрос, снова появившийся в голове, и я почувствовала дикую усталость — сейчас бы выпить какао, накрыться теплым одеялом и смотреть документальные фильмы о психологии, чтобы прийти в норму, отрезветь и понять, почему мозг проделывает со мной все эти штуки.       Пока я боролась с мрачными мыслями, Джексон открыл пассажирскую дверь и протянул мне руку, чтобы помочь выйти из машины. Знал бы он, как это неудобно — в обтягивающем платье и на каблуках не выглядеть каракатицей, выползая из заниженного автомобиля.       Встав, я обнаружила, что у отеля стоят автомобили с ценником под стать авто Джексона. На секунду я снова вспомнила ту машину, следовавшую за нами и поразительно похожую на джип Стайлза, и задумалась — как бы она смотрелась здесь, среди всей этой роскоши? Вряд ли бы кто-то пустил ее просто постоять на пять минут у такого заведения — не дай бог рейтинг упадет. Наверно, владельцы Grand Passage размышляют именно так.       На секунду все происходящее вокруг показалось мне дешевой декорацией. Я улыбнулась своим мыслям и развила фантазию дальше: со мной шагал Кен с пластмассовой улыбкой, в педантично выглаженном костюме. Он очень даже сливается со всей этой атмосферой.       А я? Надеюсь, я не смотрюсь в этом антураже как Барби из коллекции «деревенский шик». Но судя по тому, что ни персонал на входе, ни шикарно одетые гости внутри не обратили на меня никакого внимания, все было не так плохо. Правда обслуживающий персонал уж очень приветливо здоровался с моим спутником, словно они видели его далеко не в первый и даже не во второй раз. Неужели он водит сюда всех девчонок, которые хоть как-то ему приглянутся?       Я выдохнула с облегчением, когда мы прошли мимо холла с лифтами, ведущими в номера, и завернули в ресторанный зал.       Но теперь от обилия шика, блеска и сверкающих покрытий у меня чуть не отпала челюсть.       Ресторанное помещение больше напоминало галерею — всюду картины, обрамленные в массивные дорогие рамы, и золото, золото, золото. Дизайнеру интерьера фантастически удалось впихнуть сюда кучу драгоценного металла, при этом оставив ресторану благородный вид элитного заведения, а не дома цыганского табора.       Мы присели за стол с белоснежными скатертями, и я растерялась — передо мной лежал набор из ложек и вилок, каждая выглядела по-своему и предполагалась для использования во время пробы тех или иных блюд. Мое самое большое достижение — научиться держать палочки для суши, которые мне домой каждый раз привозил один и тот же уставший курьер. Я оценила свои шансы и поняла, что сейчас нахожусь в проигрышной ситуации.       Я подняла взгляд на Джексона — он улыбался, словно наблюдая за маленьким ребенком, перед которым разложили фигурки и попросили правильно разложить их в специальную коробочку — кружок в кружок, квадрат в квадрат… Почему-то я почувствовала себя виновато, что не подхожу ко всей этой роскоши.       Уиттмор, похоже, чувствовал себя как рыба в воде — был совершенно спокоен, не озирался по сторонам, как я. Он позвал официанта и продолжил с интересом наблюдать за мной. В голову закралась мысль — неужели он настолько богат? Вспомнилась его квартира: картины, статуи — внутри целый музей. Да, похоже, я недооценила его капитал. Хотя не то чтобы я об этом задумывалась — оно мне и не нужно.       — Симпатичное место, — начала я, чтобы как-то разрядить обстановку, пока официант разливал красное вино по бокалам. — Особенно эти голые младенцы на потолке. Хотя мне все же немного некомфортно под их взглядом — будто голая я, а не они.       Рука официанта дрогнула, но он с должным профессионализмом промолчал, хотя по его скривившимся губам было заметно, что он явно недоволен моим комментарием. А вот Джексон, напротив, позабавился:       — Это ангелы, Лидия, — с улыбкой произнес он. — Одни из самых распространенных образов на полотнах художников. А если быть точнее, в данном случае это — путти: так их называют в итальянской и немецкой живописи. Художник, чьи работы представлены в этом ресторане, итальянец.       — Откуда ты все это знаешь?       Я удивилась, но только отчасти: с одной стороны, я, видя на вечеринке в его доме множество атрибутов искусства, подкоркой догадывалась, что если не он сам, то его родители интересуются такими вещами и, наверно, волей-неволей он с младенчества впитывает эти знания. Но с другой стороны — неужели мой одноклассник может поддержать беседу о высоком? Мой. Одноклассник. Удивительно, но даже я — а я, к слову, не одну книгу прочла, — могу общаться с человеком любого возраста, склада ума, профессии. Так я думала до этого момента, но прослойка общества, из которой вышел Джексон, мне явно не по зубам.       — Все это здание принадлежит моему отцу. Я помогал ему контролировать процесс росписи этого помещения в том числе.       Я открыла рот от удивления и уже была готова что-то ответить, но вместо членораздельных слов из горла раздался хрип и я раскашлялась — подавилась слюной. Тело обдало горячим жаром стыда, и я начала активно сглатывать слюну в надежде, что ком, вызывающий кашель, исчезнет из горла. После тщетных попыток я накинулась на бокал с вином и осушила его до дна.       — Воу, Лидия, — тут даже Джексон почувствовал себя неловко и не нашел что сказать.       — Твоему отцу, говоришь? — переспросила я, отдышавшись.       — Ну да, — просто ответил юноша. — А я всего лишь заложник ситуации — мечтающий о карьере лакросса школьник, чей бунт против папы и мамы закончится офисным креслом.       Меня поразило то, насколько он просто об этом говорил. Словно мы сидим здесь в очередной раз, знакомы сотню лет и я в курсе всей его семейной драмы. Но ведь это не так, тогда к чему такие откровения?       Это казалось подозрительным, и по-хорошему нужно бы разобраться в вопросе, вот только выпитое залпом вино давало о себе знать — внимание медленно окутывала невидимая дымка и разбираться в сложных вещах и подвохах с каждой минутой становилось все скучнее и скучнее. В итоге я приняла решение налить себе еще вина и утонуть в этом ощущении расслабления. Мозг так много думает в последнее время об отношениях, любви, гормонах и девственности, что буквально болит. Вот бы хоть немного забыть об этом всем.       — А что ты думаешь о Стайлзе? — уточнила я, чувствуя жар на своих щеках — то ли от алкоголя, то ли от смущения.       Не самая правильная тактика — спрашивать на свидании с парнем о другом парне, — но почему-то очень захотелось.       Лангуст в руках Джексона переломился слишком резко, с сухим хрустом, отдающим в перепонки — сейчас почему-то все казалось особенно громким, словно красное вино дарило мне не только расслабление, но и супер-способности.       — Ты действительно думаешь, что я позвал тебя сюда, чтобы говорить о ком-то другом?       Я виновато уткнулась взглядом в свою тарелку, где лежала нетронутая порция краба. На кой черт я его заказала, если даже не умею есть правильно?       — А зачем тогда ты позвал меня сюда? — вдруг осмелев от хмеля, с вызовом спросила я.       Напряжение от предыдущего вопроса улетучилось с лица Уиттмора, и он посмотрел на меня пугающе откровенно, глаза в глаза, прорезая насквозь взглядом цвета льда. На секунду мне представилось, как он срывает со стола скатерть, хватает меня и страстно целует на столешнице из дорогого дерева. Я покачала головой, разрывая контакт взглядов, и поморщилась, отодвигая бокал подальше. Кажется, на сегодня хватит — ресторан плывет, а звуки, до этого резкие, теперь словно доносятся издалека.       — Потому что хочу тебя.       Я снова вернула взгляд на Джексона — он выглядел спокойным, как прежде.       — Что, прости?       — Говорю: потому что ты мне нравишься — вот и все.       Наверно, показалось.       Джексон принял максимально вальяжную позу, которая только возможна в подобном антураже — оперся о спинку стула и, вытирая руки салфеткой, изучающе взглянул на меня:       — Почему ты так смотришь? Не веришь? — с долей пластмассовой обиды в голосе уточнил он.       Я задумалась — правда, верю ли? Что он, богатый мальчик, получающий все, что только захочет, решил увлечься одноклассницей. Да, я не могу назвать себя серой мышкой — я знаю, что я симпатичная. Но не красавица. Я обычная, такая же, как и все — пару взмахов кисточкой с пудрой — и бледное, уставшее лицо становится фарфоровым. Еще несколько линий чернил — длинные черные стрелки открывают взгляд. Не что-то изумительное, что может увлечь человека, привыкшего к роскоши — достойным ресторанам, домам, девушкам.       Груз мыслей свалился на меня тяжкой ношей, и под влиянием выпитого алкоголя захотелось заплакать. Но вместо этого я сказала:       — Мне нужно выйти.       Я встала, и тут же правая нога подкосилась, и я чуть не рухнула на пол, но вовремя схватилась за стол. Джексон подхватил меня под руку, и речь почему-то стала даваться мне с большим трудом:       — Странно, когда сидишь, кажется, что еще не пьяна, — пробормотала я и почувствовала, как юноша тянет меня вперед. — Джексон, только не неси меня в номер своего крутого отеля, я слишком пьяна и могу по ошибке отдать тебе свою девственность, мне это сейчас не нужно, — почему-то мысли без моего ведома начали превращаться в слова.       Уиттмор весь вечер наблюдал за мной, как за забавным экспериментом, и в этот раз он тоже не сдержал улыбки:       — Понимаю, почему ты ему так нравишься — такая глупышка.       — Что?       — Идем на террасу, говорю, — чуть повысив голос, сказал Джексон, словно стараясь достучаться до моего сознания, что с каждой минутой отдалялось от событий реальности. — Она здесь, на первом этаже — подышишь воздухом и станет легче. Там никто не помешает — это частная территория.       На улице и правда дышать стало проще. Я оперлась руками о белоснежные мраморные перила и взглянула на растительность заднего дворика. Оказалось, разглядеть что-то дальше близстоящих кустов невозможно, все расплывается — то ли из-за ночи, то ли из-за хмеля внутри.       Талию обожгло горячим прикосновением — это Джексон подошел сзади и обхватил меня руками:       — Лучше? — тяжело дыша, поинтересовался он.       Юноша слегка прижался пахом к моим бедрам, и теперь уже мы вместе тяжело задышали.       Стараясь взять себя в руки, я развернулась — не так быстро, как рассчитывала, но все же — и встретилась с его взглядом. Джексон дышал, открыв рот, и я поймала себя на том, что делаю так же — уж очень тяжело воздух поступал в легкие.       Внизу живота затянуло со страшной силой, но я не испугалась этого чувства, как обычно бывало, а наоборот погрузилась в него, чувствуя жажду мужского тела. Стайлза или Джексона — неважно какого, со всем этим будем разбираться завтра утром, а сейчас, пока голова была частично отключена из-за вина, гормоны брали верх над телом.       — Я… — Джексон сделал шаг вперед, и теперь его дыхание было на моих губах.       Я вдохнула его теплое дыхание и потянулась навстречу.       Но вдруг в саду что-то хрустнуло и тут же послышался крик вороны. Успев только прочертить губами по губам Уиттмора, я обернулась на задний дворик. Кусты зашевелились на пару секунд и затихли.       Я в мгновение протрезвела и осознала, что сейчас почти произошло — я чуть не отдала свой первый поцелуй Джексону.       Но юноша не собирался сдаваться — он снова обхватил мой подбородок пальцами и развернул к себе, всем видом настаивая на продолжении.       Аааа! Крутитесь шестерёнки! Думай, Лидия, думай!       — Джексон, — голос сорвался на карканье, — мне надо в дамскую комнату!       — Что? — юноша прищурился, словно пытаясь разглядеть меня сквозь дымку.       — В уборную. Припудрить носик… Бабушке смс-нуть, Джексон!       Еще десять минут назад я буквально не стояла на ногах, но сейчас, похоже, адреналин вдарил в голову — я обогнула собеседника и рванула в исписанный дорогими картинами ресторан проклятого отеля Grand Passage.       Чтобы я еще раз пошла с кем-то на свидание! — пронеслось в мыслях.       Так хотелось умыться холодной водой, но нельзя — макияж. Я взглянула на себя в зеркало: тушь слегка потекла, щеки красные, взгляд туманный. Посмотрела вниз, на свои руки — трясутся.       Несгибающимися пальцами я кое-как набрала номер Малии, но ничего, кроме протяжных тоскливых гудков, не услышала.       Я так хочу, чтобы кто-то забрал меня домой прямо сейчас. Укутал в одеяло. И оставил в покое до следующего года. Одна я сейчас точно не могу уйти — мало ли меня, такую потрепанную, какой-нибудь дальнобойщик спутает с плечевой… Еще это короткое. Красное. Облегающее. Платье. Тфу!       Последним вариантом был Стайлз. Но мы ведь в ссоре, вроде как… Неужели придется выбирать между моим раздувшимся эго и возможностью попасть домой? Нет, если я останусь тут еще на мгновение, Джексон меня точно изнасилует в одном из дорогих номеров отеля своего отца.       Сдавленно рыкнув, я все же набираю номер Стайлза.       Каково же было мое удивление, когда его рингтон заиграл в одной из туалетных кабинок.