You Don't Get Me High Anymore

      — Опять ему пишешь? — беззастенчиво заглядывая через плечо, спросил Саша.       — Да, пишу, и что? Он мой капитан, — отодвигаясь от назойливого приятеля, резко отозвался Дзюба. Кокорин мерзко усмехнулся и отошел к окну.       — Сейчас нет. Сейчас у тебя другой капитан, а ты все равно пишешь какому-то вратарю… Как вообще вратарь мог умудриться стать капитаном? Это же нонсенс!       — Тебе таким не быть, завидуй молча.       — А я не завидую, — легко бросил Саня, — я сочувствую. И не ему. А тебе.       — Заткнись, — кинул в ответ Артем, начиная напрягаться. Он ненавидит разговоры, которые Кокорин заводит об Акинфееве. Хотя бы потому, что тот всегда выходит из них победителем.       — Иначе что? Ты выглядишь нелепо. Зачем ты ему пишешь?       — Зачем ты дышишь, Сань? — рыкнул Дзюба и тут же прикусил язык. Это не была ассоциация, это должно было быть просто пожелание сдохнуть и побыстрее.       — Ого, даже так? Неужели Ваши помыслы так чисты и откровенны? — тут же зацепился за возможность Кокорин. Артем промолчал, оставляя выпад без внимания. — Он никогда тебе не ответит так, как ты этого хочешь. И ты это знаешь. На что ты надеешься? Что в какой-то день он такой проснется и подумает: «Бляяяять, да я ж люблю Артемку!» — и побежит к тебе на ручки?       — А ты на что надеешься? — вдруг спросил форвард, с прищуром смотря на приятеля. — Ты думаешь, что я когда-нибудь проснусь с мыслью о тебе? Ты, правда, думаешь, что, будь у меня выбор, ты был бы здесь?       — Тебя жена из-за него бросила, а он даже не знает об этом, — нехорошо ухмыльнулся Кокорин. — Сколько раз ты представлял его, пока трахался со мной, а? Артем?       — Я каждые пять секунд представляю, что здесь вместо тебя он, пока ты не начинаешь пиздеть. Не можешь рот закрыть? Займи его чем-нибудь другим.       — И чье имя ты будешь стонать на этот раз?       — Точно не твое.       — Ты жалок, Артем, — с едкой улыбкой протянул Саша, Дзюба зло схватил его за волосы, прислоняя лицом к своей ширинке.       — Не я сейчас на коленях…       — И ты жалеешь об этом, — издевательски хмыкнул Кокорин, расстегивая чужие брюки.       — Делай все молча, — рыкнул Артем, сильнее вжимая лицо стягивающего с него штаны вместе с трусами Саши, тот лишь язвительно улыбнулся. Взял в руку еще мягкий член приятеля и размашисто провел по нему теплым, влажным от слюны языком.       «Nothing is fun. Not like before, you don't get me high anymore!» — запел вдруг телефон в руке Артема, тот поднял его экраном вверх и сжал зубы. — «Used to take one. Now it's takes four. You don't get me high anymore!»       — Ты будешь брать трубку или нет? — прошептал Кокорин.       «You don't get me high anymore!» — Дзюба кинул на него злой взгляд, крепче сжимая чужие короткие волосы в ладони, и поднес телефон к уху.       — Привет, Игорь, — Сашу передернуло от этого имени, хоть он и знал давным-давно, на ком стоит этот рингтон. Дебильная песня, абсолютно никак не вяжущаяся со всем образом Артема, но… Наверное, вяжущаяся с его отношением к «своему» капитану.       — Слушай, я знаю, это похоже на паранойю, но меня напрягают твои последние смс, — осторожно начал вратарь, Дзюба зажмурился и подавил стон. Месть Кокорина за звонок, иногда тот умел сосать лучше любых таиландских шлюх вместе взятых. По позвоночнику прошла волна возбуждения, когда приятель с силой сжал мокрые губы и прошелся почти по всей длине полу-вставшего члена. Возбуждение перемешалось с отвращением. Смотреть и чувствовать, как тебе отсасывает человек, который тебя любит, и при этом разговаривать по телефону с человеком, которого любишь ты.       Ему пора в психушку, какие уж там смс.       — Все нормально, — севшим голосом прошипел Артем, отпуская приятеля и закрывая глаза рукой. В горле пересохло от этого контраста. Можно было бы просто представить на месте Сани Игоря и закончить это, но представлять не удавалось. Да и не хотелось. Стоило услышать один только голос Акинфеева, и все, блять, падало само. От ненависти, от безнадежности, от обиды, разочарования, боли, любви. Было чувство, что он предатель, хоть между ним и вратарем ничего не было, но, в конце концов, Дзюба пришел к выводу, что предает не его лично, а тупо свою блядскую, никому не нужную любовь.       — Я не мешаю? — слыша скованный вздох и поникший голос на том конце провода, спросил Игорь.       — Когда такое было? — Артем всегда звучал жалко, разговаривая с Акинфеевым, он ненавидел себя за это, но сделать ничего не мог. Он физически не мог скрывать так много в себе.       — Слушай, я понимаю, что ты сейчас растерян, мы все растеряны. Мы долго были вместе и привыкли к этому, и возвращаться обратно в «мир» тяжело, — вздохнул Игорь. — Но это наша жизнь, и по большей части она проходит не в таком темпе и виде. Ребята тоже скучают по тебе, мы все будем скучать друг по другу, и это нормально. Но тебя не сдали в детдом, как ты выразился, наоборот, ты вернулся домой из летнего лагеря, смотри на это так.       — Я тоже скучаю… — сглотнул Дзюба и рукой отпихнул приятеля, тот обиженно сел на пол и надул покрасневшие губы, которые буквально несколько секунд назад с упоением сжимали и пропускали в рот член Артема. Нападающий сборной быстро одной рукой натянул на бедра боксеры вместе со штанами и встал с кресла.       — Тём… ты не пробовал говорить со своим капитаном? — мягко спросил Акинфеев. Дзюба зарычал сквозь сжатые челюсти.       — Я и говорю со своим капитаном, — Игорь снова устало вздохнул.       — Мы увидимся всего через пару месяцев…       — Да, я буду делать вид, что пытаюсь забить тебе, а ты, как всегда, поймаешь все мои мячи, — усмехнулся Артем, отходя к окну и упираясь лбом в стекло.       — Это не делает нас врагами…       — Я хочу домой, — вдруг бросил форвард и закусил губу. Что бы он ни чувствовал, в первую очередь Игорю он доверял. Доверял даже, наверное, больше, чем себе. И привык, привык как-то выкладывать все, что было в голове, своему капитану, привык получать от него помощь и поддержку. Игорь сам говорил, что для этого он и нужен. Для этого и есть капитан, чтобы слушать их и помогать. Да, есть целый тренерский штаб, но мозги вправлять всегда дело капитана. Артем сам им был пару раз, но не так. Ему не хватило бы терпения. Он может сообразить, кого, куда, зачем и почему. А вот утирать кому-то сопли 24/7 не его. — Я очень хочу домой, Игорь, но я даже не знаю, где он находится, понимаешь?       — В Питере, — со смешком отзывается Акинфеев. — Мне тебе адрес напомнить?       — Я не это имел в виду, — бурчит обиженно нападающий.       — Я знаю, Тём, но ты уже дома.       — Я тоже так думал, но ты знаешь это дебильное чувство, словно ты не там, где должен быть, абсолютно, блять, не там.       «Не с тобой. Ты мой дом, блять, Акинфеев!» — думает про себя Дзюба, и сильнее закусывает нижнюю губу, и жмурится, он знает, что ответит вратарь.       — Я понимаю, правда. И мне больно это слышать, но я не знаю, как тебе помочь. По-логике ты должен быть там, где ты есть. Это твое место, законное, и я верю, что ты сможешь, приложив чуть больше усилий. Но по-человечески… мне хочется посоветовать тебе забить на все и уехать туда, где ты этот дом найдешь.       — Если я так поступлю, то проебу все самое дорогое в этом мире.       — Почему ты так думаешь? — ровный тон Игоря вводил в транс, всегда. На его вопросы хотелось отвечать честно, ему стоило быть чертовым психиатром, а не футболистом.       — Потому что дом — это не место, это человек, — выдавил из себя Артем, сглотнув. Хотелось признаться, просто признаться, и ебись оно все конем. До боли в горле, заорать, разбить что-нибудь, прошептать, просто, наконец, сказать правду.       — Тогда тем более, что тебе мешает? — не подозревая о мыслях друга, спросил Акинфеев. — Да и вообще, разве он не рядом?       — Кто? — не понял его Дзюба.       — Кокорин, — фамилия приятеля подействовала как пощечина.       — Он тут при чем? — нахмурился настороженно Артем.       — Ну… Сашка Головин любит лазить в соцсетях, иногда насильно приходится телефон отбирать.       — И?       — Инстаграм, кажется, эта херня так называется, да? Судя по фото, что он мне показал… Не знай я тебя, решил бы, что ты сейчас мне лечишь.       — Это суррогат, — выдавил смущенно Дзюба. — Это ненастоящее. Я не знаю, как это объяснить…       — Знаешь, Тём, — вдруг поменявшись в голосе, начал Игорь, — Займись делом. Отбрось эмоции и сконцентрируйся на работе. Ты можешь больше, я верю, правда, заслужи уважение и докажи всем, а не только мне, что ты можешь. Тогда и замену искать не придется.       — Ты не знаешь, о чем говоришь!       — Я не знаю, кому ты и что пытаешься показать! Я не знаю, кто твой человек, потому что ты молчишь так, будто это… Жена моя, блять! И единственное, что я могу для тебя сделать, это просто слушать, и я знаю, о чем говорю, но ты слишком уперся в свое отрицание, чтобы согласиться со мной! — не выдержал Акинфеев.       — Ты не можешь быть уверен, что это поможет! Ты не знаешь...       — Так скажи мне, чего я не знаю?! — будь Игорь рядом, в Артема наверняка бы уже полетело что-нибудь увесистое, несмотря на то, что именно он первым начал кричать в трубку. — Что это за тайна, блять, такая? Ты хочешь, чтобы я помог, ты хочешь, чтобы я дал тебе совет, но как я это сделаю, если ты молчишь, как падла? — если капитан переходит на мат и оскорбления, то это финиш, это финиш и Акинфеев в бешенстве. Дзюба сжал зубы, несильно ударяя по пластиковому окну.       — Я и так достаточно потерял, — тихо пробормотал нападающий. Изнутри жгло стыдом и болью, желанием. Признанием.       «Ты. Ты — мой, сука, дом!»       Но вместо этого лишь задушенное:       — Я не могу потерять еще и тебя.       — Артем, знаешь что? Займись Кокориным, — раздраженно ответил Акинфеев и бросил трубку.       «Зря он позвонил», — думает Саша, наблюдая, как приятель оседает на пол и упирается пустым взглядом в стену. Он ненавидел звонки капитана сборной именно потому, что после них Дзюба выглядел так, словно из него вырвали… душу, наверное.       После звонков Акинфеева Артем выглядел как конченый дебил, не хватало только слюны, текущей изо рта. Кокорин смотрел на это с минуту точно, а потом не выдержал и спросил:       — Тём, а ты знаешь, что в Москве сейчас пять утра?