Секреты и нравы студентов Детройта

Это нечастое явление: вот так вот глядеть на обнаженное тело. Кажется, что в каждую крупицу кожи вмешали сырое какао. Подперев подбородок руками, Коннор не шевелится, смотря, как с Маркуса слетает один за другим предмет гардероба. Раньше он часто представлял себе, каково это — видеть его нагим. Сейчас мечта стала явью: перед ним стоит бог, созданный по подобию тех, кого он сам же лепит на «фигурной пластике». Плотная, в меру широкая грудь и этот живот с идеальным рисунком косых мышц пресса. Коннор молчит, лаская опьяненным взглядом, не в силах что-либо произнести. И дело вовсе не в выпитом виски. Для них это как ритуал. Символ полного и беспрекословного доверия. Вот уже месяц они находятся в состоянии неблизкой близости, от которой пылают оба, как старые газовые горелки: внезапно и неконтролируемо, порой обжигая друг друга. Каждый раз темноволосый перестаёт дышать, видя, как ассиметричные формы облегают ладный стан: чёрная водолазка подчеркивает каждый изгиб идеальной фигуры, а белоснежная мантия с угольными линиями косых заворотов добавляет ему нечеловеческого полёта. Будто птица, свободная и лёгкая. Но это всё лишь одна сторона медали. Почти тридцать дней назад его белая птичка чуть не вылетела в окно десятого этажа тесного жилого корпуса. Коннор всегда обладал поразительной способностью быть накуренным в нужный час и в нужном месте. Ни черта не понимающий, он оказывался в тех локациях, где были самые лучшие тусовки и горячие во всех смыслах этого слова события: стоило только взять косяк в рот. Ломка по Маркусу продолжалась с середины второго курса, и почему-то именно в один из первых дней сентября он выкурил столько травы Элайджи (а она всегда вставляла ого-го), что понял: сейчас или никогда. Тем более Норт, метко заприметившая излишнее внимание к другу, с радостью выдала координаты местонахождения одиночной халупы предмета воздыхания, оказавшейся по случайности открытой чуть ли не настежь. Трезветь от адреналина — то ещё занятие, впрочем, что нужно знать точно — оно мерзкое до жути. Коннор, при всей своей расхлябанности и весёлом безумии, в нужные моменты соображал, как самая лучшая ищейка: ему не составило большого труда опознать в панически съёжившемся теле, стоящем на подоконнике, суицидника в процессе. Более того, он действовал как самый лучший переговорщик: подобрался медленно и, не говоря ни слова, захватил красивое тело в ловушку сильных рук. Как обычно бывает, им помогла случайность — в комнате не было слышно звуков из-за час-пика за окном. Вот бы обрадовались замученные офисные крысы новому представлению… Прямо сказать, он ещё до сих пор помнит, как Маркус брыкался. Не понять каким образом парень его не убил: испуганный, он кричал неизвестные даже Коннору ругательства, царапаясь как дикая кошка. А когда одна рука вылезла на свободу — досталось бедной брови: от удара наотмашь из новой раны побежала кровь, один глаз потерял возможность видеть. Брюнет реально впал в ярость, выслушивая очередную серию возгласов. — Я гребаный убийца! Я бросил его! Не помог! Не был рядом. Пусти меня, пусти говорю, блять! Коннор терпел долго и упрямо, пока от очередного удара по и без того потрепанной жизнью голове в ней не возник пугающе густой туман. — Заткнись, блять! Никогда ещё он не чувствовал столько силы — красивое мужское тело уличным мячиком влетело в старую общажную кровать. — Никуда ты не прыгнешь, потому что ты нужен мне, глупая ты котяра! Маркус поднялся на локтях и озадаченно заморгал глазами. — А ты кто? Повисла неловкая пауза, давшая участниками конфликта немного отдышаться. — Я Коннор. Маркус продолжал молчать, уставившись на внезапно пожаловавшего гостя. Ему, кстати, нельзя было позавидовать: любимая чёрная футболка была разорвана у горловины, разбитая губа органично сочеталась с залитой свежей кровью глазницей. Жидкость начинала застывать, принимая темно-коричневый цвет. Маркус наградил любопытного студента как минимум одним долговечным шрамом — он красовался поперёк гармонично изогнутой брови. — Ну и жестко же я тебя. Коннор протяжно вздохнул с видом, что, мол, каждый день такое, и, покопавшись в карманах, извлёк зажигалку с запасным косяком. — Это да. Курить будешь? Под конец вечера они оказались в непосредственной близости друг от друга. Прежде чем оказаться лёжа на коленях кудрявого юриста, Маркус долго приводил в порядок испорченную физиономию спасителя. — Черт, я никогда никого не латал, прости, — получив очередную дозу болезненного шипения, заключил хозяин комнаты. — А я никогда не был в такой сказке. — Достаточно грустной, к слову. Ты прости меня ещё раз, Коннор, — под конец голос совсем стих, переходя в едва слышный шёпот. Подушечки пальцев прошлись по чудом не задетой в драке щеке. Коннор замер, затем в ответ прикоснулся к гибкой кисти. Он обомлел от гладкости кожи рук художника. — Я сегодня не уйду, можешь не просить. — В принципе и не надо. Только еды у меня нет, сам понимаешь почему. Что тебе нравится? — Думаю, виски и травка. Коннор задумчиво отвёл взгляд озорных глаз, а затем добавил: — И ты. Так началось их общение. Как-то совершенно естественно и скоротечно они оказались поразительно близки. Начать стоит с того, что чёртову неделю обладатель волнистой шевелюры, что так пришлась по нраву Маркусу, не отходил от него ни на шаг. Они даже спать стали вместе: через день в комнате из ниоткуда появилась вторая кровать, вставшая плотничком к постели хозяина. Где-то на третий день они проснулись в обнимку. Теплота оголённых по пояс тел настолько согревала души, что это оказалось чем-то само разумеющимся и быстро стало приятной привычкой. Им было настолько хорошо и уютно рядом, что через неделю Маркус сам сходил и написал заявление на переселение Коннора к себе в комнату, на что тот, скрывая довольную лыбу, простодушно пожал плечами. А потом обладатель внезапного кареглазого счастья узнал о Ричарде. Наткнулся на него на своём этаже: тот, как сыщик, разведал, куда чудесным образом пропал его любимый братец и пришёл посмотреть на похитительницу. Тогда его ждал сюрприз, можно догадаться, какой — обольстительницей оказался смуглый красавец под два метра ростом. Маркус завидовал Коннору, имеющему столь заботливого родственника: от Ричи просто сквозило непомерной влюбленностью в старшего братишку (что оказалось забавной новостью). Ситуацию обострило то, что своей семьи у парня поразительным образом не оказалось. Приемный отец, отдавший ему добрую часть своей жизни и прививший искреннюю любовь к искусству, скончался от сердечного приступа, а любимая сестра Хлоя пропала, прогорев с очередной аферой на пару с лучшим другом. Он узнал о смерти отца только на третий день. Сначала не выходил из комнаты полдня, а потом рыдал всю ночь. Жизнь казалась пустой и полностью проваленной, пока не появился кудрявый укурыш, обладающий сногсшибательной внешностью, который без его согласия буквально вытащил обессилившие душонку и тело с того света. Они не задумывались о том, что их связывает. Это было что-то интимное и чудесное, заставляющее биться их сердца чаще. Все авантюры Коннора меланхолично поддерживались его второй половинкой, желающей в той же степени быть рядом двадцать четыре часа в сутки. Даже Ричи, бурчавший добрых пятнадцать дней, вскоре отступил, увидев магическую связь между ними. И вот сейчас, буквально проводя сеанс персонального стриптиза, Маркус украдкой наблюдал за тем, как гуляют по его телу пара обворожительных глаз. Он чуть изгибался в позвонках, натягивая темную джинсу: в этом их вкусы в одежде с Коннором сходились. Оба парня предпочитали практично упаковывать свои ноги в чёрную обтягивающую материю, не особо стесняющую движения красивых тел. Коннор вообще обожал рубашки: они сидели на нем так, будто созданы для его подтянутого и гармонично сложённого от природы тела, не скрывали изящного шейного отдела и красиво вытянутых бледных запястий. Маркус любил летящие плащи и мантии и просто терял голову от асимметрии в элементах гардероба. Коннор же терялся в этих замысловатых линиях, точно подчеркивающих изгибы его стана, думая лишь о том, что лучше прекрасного одеяния может быть только его отсутствие. — Маркус. — А? — Какой же ты красивый, гад. Прекрати так выпячивать зад, а то у меня в штанах уже тесно. Хозяин комнаты довольно засмеялся. — Ну ладно, наблюдатель, пойдём до Гэви, я готов. Ты не собираешься снимать чёрную рубашку? — Между прочим, тут красная пуговица и вот даже логотип другого цвета. — Оу, ладно, ты и так выглядишь, как хищная зверюга. В ответ послышался довольный хмык. Замочная скважина щелкнула: впереди долгая жаркая ночь.