Секреты и нравы студентов Детройта

— Слушай, Маркус, у нас есть билеты за полцены. Двое парней под два метра расположились на синем пуфике в главном вестибюле. Маркус, словно кот, давно заприметил это место из-за тёплых лучей, проходящих сквозь цветную мозаику витражных окон. Именно на этом синем пуфе Коннор впервые разглядел распластавшегося после долгой ночной работы брюнета, поэтому к мешку с ватой он испытывал особенный трепет. В пьяном угаре замысловатые линии его одежды казались особенно притягательными. — Эй, котяра, — Коннор ведёт предплечьем, пытаясь выдавить из сонного тела хоть пару слов. Парень приоткрывает голубой глаз, разглядывая воровато-нахальную улыбку брюнета (подозрительно это всё!), на котором устроился во время дневного перерыва. Саймон, застав их однажды за подобным отдыхом, назвал это явление «лежбищем морских котиков». — Мяу, — мямлит смуглый парень, проводя щекой по материи чёрной рубашки. — Мальчишка, ну чего ты? Мне нужна твоя суперспособность к коммуникации. На этот раз открывается зелёный глаз. Маркус поразительным образом читает между строк каждую фразу Коннора. — Добывать бухло из воздуха, ты хотел сказать? Изящная ладонь аккуратно прохаживается по коротко стриженной голове. Коннору хочется мычать от удовольствия: непередаваемое ощущение соприкосновения структуры волос с нежной кожей рук будоражит получше всякого поцелуя. — Ну, можно и так сказать. Чудеса интерпретации. Тяжкий вздох. Парень двигается вяло, нехотя отлынивая от тёплого плеча. Не спал до утра из-за кудрявого наглеца. Смотрит укоризненно, получая в ответ волну восхищения и беспечной радости в виде взгляда и улыбки влюблённых карих глаз. Только в Маркуса или Мартини? Но все же делает то, что просит кудряш напротив. — Дай мне двадцать минут. И, покачиваясь, уходит в жилой корпус перваков. Будущий юрист остаётся наедине со своими мыслями, вспоминая, как приятно щекотали короткие волосы нежную кожу. Мурашки. Господи, Коннор просто без ума от Маркуса. От того, как он двигается, как одевается, дышит, смотрит. Он следил за ним полгода. Что может объединять студента юрфака и факультета искусств? Разве что — рисунок отпечатка пальца. О, черт, какие у Маркуса пальцы. Коннор бы определенно взял их отпечаток, и не раз. Только губы вместо сканера. В этот раз смуглый красавец справляется за десять минут. — Хэй, Кон, контакт налажен, погнали в восьмой корпус. В награду следуют объятья нежных рук. И игривый чмок в левую щёку. Маркус наигранно хмурится. — Фу, за бухло родину продашь. — Но не тебя, котик. *** — Чёрт, Коннор, сколько мне ещё делать таких вылазок? Может ты найдёшь уже нормальную работу и будешь покупать алкоголь сам? В конце концов, это могу делать я! Есть у Маркуса эта нотка занудства, ничего не поделать. Жилой корпус юристов построен по принципу блочной системы: из коридора живущие входят в новый с четырьмя комнатами. — Ты не понимаешь мятежную душу юриста! И не поймёшь, — трагично вещает брюнет, плетясь по узкому проходу сзади. — Ладно, с вами, юристами, хотя бы весело. Не понимаю, как Норт терпит этих зануд с искфака. — У неё есть Саймон, кстати, у тебя тоже. А я тут один, братец-то на кибернетическую безопасность подался. Маркус укоризненно оглядывается на кудрявого: Ричи за него кому угодно глотку перегрызёт, а Саймон и Норт так вообще без ума от щенячьего личика и ангельского взгляда будущего адвоката. — В общем-то, пришли, — он чуть тормозит на входе в узкий коридор, ловя взгляд испуганных карих глаз. В них читается чёткое «Блять». В пяти сантиметрах от головы Маркуса пролетает бутылка с чем-то вроде коньяка. «Пусть это будет дешёвый коньяк, иначе моя душенька разорвется в клочья, ей богу». Разбиваясь о бетонную стену конца коридора, коричневатый напиток стекает по стене вниз. У Коннора в голове пролетает идея повести «Жизнь одного коньяка». «От него остались стёкла и непередаваемый аромат испаряющегося спирта. Он был с нами так мало. Прощай, коньяк». Друг сворачивается от подступившего истерического смеха. — Ты чего блять ржёшь? Меня тут чуть не убило вообще-то! — Маркус изображает возмущение, но через секунду присоединяется к заводному смеху Коннора. «Как же ты охуенно смеёшься, Кон». «Будет занимательно». *** Из-за двери по-хозяйски вываливается парень лет восемнадцати и облокачивается на дверной косяк. — Ой, Маркус, сорян, психанул малость, — в глазах говорящего пьяная наглость и ни капли вины. Взрывное сочетание. Ах, не так, точнее — неебически проблемное. Студент заглядывает за плечо гостя и нервно моргает, открывая рот, — чё за херь тут происходит? — Гэвин, это Коннор, Коннор, перед тобою Гэвин — звезда алкоголя всея этажа. Унюхал ещё снизу. Теперь понимаю, почему. Гэвин закрывает рот, о чём-то размышляя. Смотрит как-то подозрительно. — Вваливайтесь. Коннор самую малость удивлён. «Чёт тут не так». — О, Сай, и ты тут? — Маркус радостно примечает друга и спешно даёт ему «пять». С ним он уже давно знаком, и Коннор иногда ревнует, когда они замысловато бьются своими ладонями и хихикают о чём-то, как девчонки-первокурсницы. Хотя девчули с третьего юрфака ведут себя так же, когда видят Маркуса, летящего к трупу Коннора на переменах. Смуглый симпатяга, кроме своего общества, всегда приносит что-нибудь пожевать и выпить. И Коннору плевать на то, что они думают — в такие моменты он счастлив как никто другой. Маркус — его сокровище. — Кон… —застенчиво начинает Саймон, но потом решает произнести имя полностью, —…нор. Привет! Коннор награждает его улыбкой в тридцать два, думая о том, что Сай — тот ещё милаха. Третий курс, а выглядит как забавный добрый школьник. Но в следующий момент взгляд быстро оттягивает тумбочка с free-алкоголем. Брюнет радостно хватает какой-то фруктовый виски и коньяк, ловя осуждение разноцветных глаз. — Эй, товарищ, я тебя на спине в клубешник не потащу. Брови кудрявого парня собираются на лбу, глаза блестят, как чистое стёклышко разбитого коньяка. Тяжёлый вздох. — Окей, ты победил. — У вас на всё про всё час. Предлагаю вызвать такси и добраться вместе, — заключает Гэвин. «Да ты тот ещё командир. И что-то тут всё же не так. На кого ж ты похож?». — Ага. *** — Боже, Кон, это только полбутыли, а ты уже в кондиции, косинусе и синусе, — скептично подмечает обладатель разноцветной пары глаз, стирая пальцем с подбородка брюнета каплю виски. Они сидят на подоконнике седьмого этажа, холодном, но достаточно просторном. Коннор смотрит развязно и немного страстно. Маркус наслаждается. Совсем чуточку. — Не только это меня пьянит. В ответ бархатный, нежный смех и прищур хрустальных глаз. — Хитрец. «Какой же ты дьявольски очаровательный, когда пьян. Совсем как тогда». Маркус знает, чего он хочет. Это читается лучше, чем слова. На бедро ложится горячая ладонь. Глаза впиваются в глаза, и он уже тонет в их коньячном оттенке; наклоняется к изящным губам, касаясь их сначала робко: это горько, вкуснее, чем из горла бутылки. Он дышит чаще, чувствуя насколько нежно прикасается Коннор в ответ, цепляя языком его верхнюю губу. Этот озорной брюнет, зачастую без крыши над головой, мог быть дерзким, грубым, дурачащимся, но когда дело доходило до их столь редкой близости — его будто подменяли. Вся эта пьяная спесь улетучивалась, и перед Маркусом оказывался слабый, ждущий прикосновений и искренности цветок. Коннор трогал его так, словно не верил в происходящее, разглядывал веснушки, с трепетом касаясь их пальцами. Словом, перед Маркусом он становился тем, кем в конце концов и являлся: добрым и до ужаса обаятельным кудрявым мальчишкой. Маркус едва вздрогнул, чувствуя, как Коннор обвивает рукой его талию, прижимая ближе. По телу разливается огонь. Маркус возбуждённо всхлипывает, когда они отстраняются. Хочется ещё. Господи, что они творят? Кто они друг другу? Этот вопрос висит над ними с самого первого момента их встречи. Искусствовед морщится, отгоняя явно не вечерние мысли. — Эй, пойдём переоденемся. Тебе-то без разницы в чём бухать, я хоть потанцую. — Ох, я буду на это смотреть. Маркус хмыкает. — Или всматриваться в водную гладь виски с колой? — Ты куда интереснее, хотя… как пойдёт.