Измерение жестокостью
Вскрой глотку разуму и реальности. Режь себя, кричи ради их безумия. Пробуждение в кошмаре, который никогда не закончится — вот главная прелесть этого безумного плана.
Холодный колющий озноб, пронизывающий до костей вулканический жар, тяжёлое внутреннее дыхание с будто тихими гулкими стуками у груди, словно пулевые автоматные очереди. И беспорядочный поток мыслей, который нечастыми периодами времени выстраивается в одну линию для свободного и беспрепятственного разложения их по полочкам. Всё же сами мысли кратковременны из-за приходов новых, более впечатляющих и чудесных идей в голову, к кому приходят и какие они на самом деле. А также заблуждений… мыслей, что могут быть непоняты обществом в разной степени. Заблуждений, которым тот, кто думает именно в ключе своего превосходства над прочими окружающими его «одноклеточными», склонен придумывать миллионы оправданий и не побоится озвучить их во всеуслышание. Даже если это чревато феерическими последствиями, такой человек будет чувствовать себя самым живым и свободным из всех существующих. Живущих среди него, что является обычным делом, но идущих практически идентичной дорогой, которую все они поголовно будут называть собственным выбором и индивидуальным путём жизни. Пусть обычно такое желанное чувство могло появиться лишь на миг… Но зато какой — яркий в своём гротескном исполнении, стоит только представить весьма спорную картину перед глазами! Сумасшедшим на вид будут называть его те, кто «не дорос» до неопровержимо но правила, что в этом мире возможно всё, что угодно — нисколько не готов видеть то, что не вписывается в загнанный установками морали разум. Полное или частичное саморазрушение, которое умудряется вылечивать за короткое время, а не наоборот. Ни алкоголем, ни наркотиками, ни ещё каким-либо физическим дерьмом, предназначенным для увеселения до потери крыши и кратковременного разъедания участков мозга, отвечающих за хоть какие-то здравые принципы. В случае господина Цунэнаги Тамаки именно так и было, при его-то способности кукловода с игрушками в виде абсолютно безвольных людей — разве не проще манипулировать такими? И было самым желанным для него с каждым днём ещё какими-либо способами уничтожать человеческую сущность, когда могло показаться, что и уничтожать-то давно нечего — смертники умертвили себя сами, ведь и жить мёртвым внутри вполне возможно. Это внушаемо и подпитываемо им самим с особым изыском, и даже с некоторым вкусом, а то и собственным стилем. Ведь эта «хитрая лиса», как впоследствии его будет называть нанятая за приличную сумму в месяц по контракту старший офицер службы накро-контроля Токио, ставшая начальником по безопасности объекта, где он работает, по сути, всю его грёбаную жизнь… этот человек, по определению, наслаждается творениями своих рук, когда они полностью готовы. Хоть не делает их сам полностью, пусть и подготавливает основание, собственными доходчивыми методами объясняя персоналу-сборщикам общую картину. Раз уж они имели совесть устроиться на сию должность в частности под крылом и с одобрения правительства Японии. Власти, сильно изменившейся в отношении к гуманности после землетрясения, практически унёсшего столицу Японии под воду. И ведь его, этого Тамаки, из-за достаточно нездоровых увлечений не взяло бы, кроме секретных военных подразделений с целенаправленностью лишь изощрённо выбивать информацию, ни одно правительственное или частное учреждение. Раз уж он обожает проецировать одиозные представления с его «густыми» и терпкими фантазиями о том, что должен понять и познать весь мир, церебральным способом. И, не медля ни секунды, воплощать их на бумагах. Бумага, мать её за ногу, всё стерпит… даже аккуратно очерченные и разлинованные механизмы смерти. С ножами, картечью, иглами, электропроводками, смешениями перекисей. Способствует ли прогресс, подгоняемый временем и гордо идущий с ним «под ручку», никогда не отцепляясь, кроме удобства и пользы нанесению огромного вреда? И возможно, не только человечеству в общем понятии, но и его психологической устойчивости к восприятию окружающего мира? Если уж говорить об орудиях убийства, предназначенных для пыток, порой совершенно безумных и «демонических», то, конечно, все увлечённые станут основываться на старых, но жуть как действенных разработках средневековья. Делая их более универсальными, многофункциональными и куда более устрашающими. Однако подобные ходу мыслей Тамаки обязательно внесут толику по-мифическому прекрасного и изящного даже в подобные творения, не заслужившие своего существования по мнению подавляющего большинства живущих на Земле людей. А ведь им и не понадобится представлять себя в роли «испытуемых» для сих разработок, чтобы категорично высказываться об этих постройках. А также конечном итоге принципа их работы, чтобы думать о таких смертельных штуках в резко отрицательном ключе, в том числе с матом через слово. Даже если было бы непосредственное возбуждение и азарт от нахождения внутри них, что могло быть свойственно авангардным мазохистам и бренным «мученикам». Тем не менее главный инженер-разработчик и промоутер тюрьмы «Страна чудес Дэдменов», недавно, пару лет назад обретшей стиль развлекательного парка, чего единственного не желал… так это окончательно потерять рассудок от целей, известных лишь ему одному, и создания новейших проектов ради большей прибыли. Так называемых аттракционов, предназначенных для шоу на потеху зрителям. И, следовательно, знатного поднятия «казны» с вполне обоснованными целями процветания упадшей в экономике некогда величественной страны с потрясающими техничными умами. А также проведения, с позволения сказать, диких экспериментов по изучению способности под названием «ветвь греха», которая распространилась по Японии сразу после великого токийского землетрясения и «породила» заражённых ею. Впрочем, можно ещё и степень болевых порогов изучать, насколько они могут быть сильны и неприятны. Таких инфицированных этим доселе неизвестным и необъяснимым вирусом, дающим определённые преимущества наряду с недостатками, и называют Дэдменами. И они — главные лакомые куски сей тюрьмы. Тюрьмы с удивительно слаженным, жёстким контролем по содержанию не только попавших под влияние «ветви» — способности управлять своей кровью разными способами, но и здешних рядовых заключённых, осуждённых за убийства с особой жестокостью. Зритель ведь во все времена жаждал крови, как тут не отнекивайся и не оправдывайся. Много крови ради зрелищ, лишь бы было на кого повесить ту или иную вину разной степени тяжести, ибо даже выбор непопулярной ориентации удивительным образом вписывался в эту категорию. Но только, как крыса, далеко со стороны, для собственной безопасности. И в этом случае не важно его положение в обществе… разве это не самая низкая низость? С какой стороны думать на эту тему, если при просмотре на оторванные конечности, лужи крови с ошмётками плоти, и нанизывания на копья прямиком в анальное отверстие, получаешь эстетическое удовольствие. А не взращиваешь даже самое необходимое минимальное сочувствие из-за самих самых различных актов суда на «аренах», даже если человек взаправду приговорён к смерти за свои деяния. Чёрт возьми, какой-то там рассудок сдался Цунэнаге-сану, да пошёл он нахуй! Без него результаты экспериментов по изучению распространившейся силы управления кровью быстро пошли бы в гору из-за радикальных решений. Но нет же… из отдела маркетинга, финансов и спонсоров-инвесторов буквально необходимо вить верёвки кажущейся нормальностью в поведении и изъяснениями словами убеждения в том, что спрос будет только расти и расти с каждым месяцем и сезоном. Иначе его «игра» и близко не достигнет конечного результата, который имеет свойство меняться слишком часто из-за его сильно раздутых, кровожадных амбиций. Но долгими шагами мужчина средних лет тоже предпочитал не идти, ибо вгоняет вся эта придурь в невыносимую скуку и тоску. Как бы он не видел себя в роли «повелителя» необычной тюрьмы, с этими скучными ортодоксальными денежными ублюдками всё равно придётся иметь дело лишь ради того, чтобы «замок» не был разрушен до основания, не успев толком застроиться. В конце концов, обосновавшись в этом месте, первом доме, покрытом тайнами, о которых мало кто захочет знать, стоит лишь услышать предысторию… Цунэнага Тамаки, на первый взгляд худощавый четырёхглазый злой гений-выродок с чёлкой поверх тёмных, как сажа, волос, буквально прирос к нему, добровольно позволив стать с ним одним целым. Чрезмерные возбуждения до жара, пота и порой спермы случались у него и по этому поводу, помимо орудий для эстетики от настоящих изощрённых убийств.Не надейся ни на что, кроме боли, ошеломляющей тебя. Спи с открытым глазом, чтобы не быть их добычей. Они бьют тебя кулаком по лицу, этим ставят тебя на колени. И ты не можешь вырваться на свободу.
«Чего припёрло этого полугодовалого старика звать меня к нему в кабинет в такой поздний час… а, сука? Со своего счёта за последние десять задержаний с пожизненным сроком за резню я ему ни цента ни дам на ящик пойла стоимостью всего бюджета третьесортной африканской страны, который в Осаке разливают и то повкуснее, не говоря уже что за менее четверти его зарплаты. Вот, блять, взял и сбил меня с мысли, куда лучше оголённые провода подсовывать: в анус или под глазницы. И там, и здесь будет мокро от страха, как ни странно… Пить со мной захочет спустя десять лет — нахуй эту тварь пошлю за то, что кинул меня в детстве, пока доёбывал эту девчонку Широ своими экспериментами по созданию совершенного образца контроля всех сильных вирусов. И носился с ней, как паломники со статуей Будды, седая немытая свинья». Строгая торопливая походка уверенного делового человека, который всё ещё был в сером деловом костюме, поскольку до окончания смены оставался час. Его очки от близорукости с прямоугольной оправой умудрялись поблёскивать своими нижними углами, принимая отражения искусственного света от стоявших по одной полосе громоздких прямоугольных люстр. А от лицезрения этих очков могло становиться дурно, будто бы краями линз он разрубает попавшую под «объектив» мишень надвое и неуловимо. Может, Цунэнага-кира-сэмпай и был зол из-за подобной мелочи, но считал ниже своего достоинства выплёскивать негатив из-за каждого подбивающего на него случая. Пусть эта мелочь для него являлась ни чем иным, как вторжением в мир с собственным безукоризненным ренессансом, создателем которого является лишь один человек даже несмотря на то, что пока не в состоянии «финансировать» свой мир из-за недостаточных полномочий. А ныне создавал подобные отвлечения от постепенно приносящего прибыль смертельного хобби только лишь упомянутый старик — Ринъитиро Хагирэ, его отец. Руководитель тюрьмы смертников в центре «возрождённого» Токио, занимавший эту должность с момента её основания в своём расцвете, десять лет тому назад. «Хуй с ним, чего его взбрендило меня позвать: послушаю, похлопаю глазами и уйду восвояси. Только пусть, твою налево, хотя бы он не рушит мои наработки для «токийского колизея». Пиздоболом будет, если сначала со словами благодарности одобрил идею сделать из Страны чудес Дэдменов парк аттракционов, где линчевание толпы пожизненно приговорённых заключённых будет обычным делом для высоких рейтингов просмотров. Пусть только попробует ёбаный в сраку дед свернуть проект — придушу плёткой с шипами. Мне не похуй только на себя, всегда так жил и до сих пор жив. И собираюсь вывести свои любимые игры на уровень реальности, это же выглядит так прогрессивно!» Комментарии излишни. Даже будучи взрослым, промоутер Тамаки не то, что не думал, а вовсю забыл о существовании своей матери. Ибо причиной её гибели во время свершившегося землетрясения, унёсшего под воду практически девяносто процентов некогда весьма внушительного мегаполиса, был он сам. С чего ради увлечённому чем-то в силу своей психической особенности довольно пылко и страстно человеку вспоминать о прошлом и его ошибках? Что же, Цунэнага-сан всегда был подвластен играм. Но не азартным, а всем тем, которые в два счёта погружают в иную реальность жизни без желания возвращаться и вляпываться в дерьмо реальности. Однажды вхождение в желанные миры его поглотило настолько, что он оставил мать умирать под обломками в её доме, пока искал возможность починить повреждённые от электро-разряда картриджи. Упоительные иллюзии, которые он, при деньгах и положении умудряется впихнуть в реальный мир с реальными последствиями. Но ведь как назло, по внешнему виду и поведению совершенно поймёшь степень его безумия. Он умел держать контроль над собой, чтобы казаться взрослым человеком хотя бы со стороны. А также внушать мало-мальское уважение к нему и его намерениям делать из заключённых его «кукол» для театров кровавых представлений за большие деньги. Осуществления новых прототипов механизмов которых пошли бы в ускоренный ход, будь он главным над этой тюрьмой. Тогда воякеры-спонсоры попросту бы утёрлись от величия Тамаки и его прибыли от смертоносных увеселительных мероприятий, продолжая сотрудничать молча и никакими способами не позволять себе выставлять истинную неприязнь к его персоне. Пусть, сука, считают свои бабки по финансовым диаграммам, и оценки эффективности работы тюрьмы в центре Токио по головам. Подойдя к разпознавательному замку у входа в кабинет управляющего директора, промоутер Тамаки, идеальный пересмешник и «хамелеон» собственной личности при одном и том же обличьи, произнёс вопрос о прибытии сразу же. Не сомневаясь, что позвавший его человек будет на месте. Ещё не хватало, чтобы он его позвал, а сам отлучился даже в уборную, пусть даже не специально! — Директор Ринъитиро-сама, вы звали меня? Динамик, «озвучивший» последующие слова без запинок, был на удивление хорош тем, что искажений в звучании говорящего практически не было. Словно человек стоял с ним рядом. В целом, Цунэнагу-сана это волновало мало, раз запросто забыл, зачем в действительности работает в этой тюрьме. Ради видимости неприступной крепости которой рвёт жопу с каждой разработки и с каждого представления с вынужденными участниками. С отцом его связывали исключительно деловые отношения, по факту он давно хотел послать его, как бескорыстно любящий учтивый сын, ради того, чтобы отец не перенапрягался от власти в его-то годы. — Компьютер, открыть дверь покоев Ринъитиро Хагирэ. Подтверждает Ринъитиро Хагирэ. «Запрос принят, хозяин успокоения душ». Господин Тамаки ничуть не был удивлён не только интонационному обозначению якобы «миссии» Страны чудес Дэдменов в этом приветствии, и давно списал такое на свойственное помутнение рассудка у старика с его фэнтезийными снами о Шангри-Ла, но и не сменившимся, казалось бы, профурсетским голосом «компьютерной дамочки», будто нельзя было придумать нечто поинтереснее. Из этого исходило два варианта, один из них — что Цунэнага — женоненавистник по надуманным и напыщенным причинам, хоть прекрасно улаживается с одной коллегой из-за того, что она не задаёт лишних вопросов и охотно участвует в его экспериментах на «ветвью греха». Или же правда ему всегда не везло с женщинами из-за их слабохарактерности или бесящей раскрепощённости. Жить как все — точно не его профиль, ибо убивает в зародыше всю страсть к любым увлечениям, которых у него могло быть, сколько он пожелает. Да и на земле возрождённого, на словах, Токио, разве люди могли жить той самой жизнью, которая после землетрясения может считаться утерянной… В конце концов, все люди далеко не были для него идолом и целью в жизни, если с них совершенно не предоставлялось возможным получить выгоду с их смерти при действующем знакомом порядке законодательства. Когда искренне увлечён впечатляющей целью настолько, что свободное время посвящаешь её достижению, даже если она громадная и к её результату приходится идти достаточно долго… конечно же, ради прибыли. Бывает, редко когда получается думать о том, чтобы просто потрахаться без притязаний и забыться, ибо даже со шлюхой можно провалиться в забытье. Тем самым есть возможность дать себе успокоиться и не сойти с ума окончательно. Поднявшись по винтовой лестнице, промоутер-убийца без излишних эмоций на своём ровном худощавом, почти бледном лице, начал подходить к лежащему, почти что прикованному к кровати отцу. Казалось бы, лохматому из-за разросшихся волос в разные стороны и обмотанному какими-то тряпками, но пока ещё не седовласому мужчине. К венам на руках которого было приколото несколько капельниц, и виднелось несколько операционных швов на лице. Что в таком случае стоило бы говорить об остальных частях тела… где можно было со злым сарказмом тупо пошутить про идентично оперированный вялый член и отсутствие нормального либидо. Если вообще не желать видеть и ощущать берегов, когда это действительно уместно и никак иначе. Для одних пожилой человек — жалкое зрелище, о чём такие дебилы имеют совесть сказать напрямую, если ещё и любит налегать на спиртное по-чёрному. Другие относятся с пониманием, но могут позволить себе высказаться ироничной шуткой по крайней мере про себя, хоть часто такое происходит при общении с другими молодыми ровесниками, то есть за спиной. Не стесняясь в грубых выражениях, особенно если это начальник, у которого лишь в суждениях и гроша не стоящих сплетников якобы давно образовалось помутнение рассудка, в чём гордый собой, но старый никогда не признается. И ведь если бы младшее поколение училось у них, чтобы продолжать их дела при новом времени и продолжающем идти в ногу со временем прогрессе общества и техники. — Звал тебя, сын. Давай сегодня без официальности, сегодня невзначай меня стало от неё тошнить. И не просто так, а по тому случаю, по которому позвал тебя сюда. Впрочем, отчасти Тамаки именно это и делал, вот только в свою угоду. Он — один из тех случаев, когда знает достаточно того, что нужно ему знать, особенно когда в курсе о впечатляющих для достижения расцвета тюрьмы и самой страны, и всё же грехах своего отца. Последствия которых сходили ему с рук из-за его авторитета перед правительством Японии, ныне находившимся в отчаянном положении. Так что, хорошо зная бдительность и остроту чувствительности Ринъитиро Хагирэ, Цунэнаге-сану не потребовалось вновь озвучивать своего вопроса ему напрямую. Как и каких-нибудь рукопожатий наряду со словами родственного беспокойства. От которых отношение к нему, как пожилому человеку, требующему почтения своим статусом, всё равно не поменяется. Колосс жаждет власти… и он в состоянии её получить