Спиной к ветру

      — Доброе утро! Как хорошо, что я вас застала! — щебечет, словно весенняя птичка, крошечное недоразумение в водолазке с растянутым горлом и в длинной, совершенно не по погоде, юбке; щебечет так, будто то, что она меня застала, является самым счастливым моментом ее ещё не успевшего начаться дня. Я успеваю триста девяносто четыре раза пожалеть о том, что решил открыть дверь: недоразумение зовут Гретой Поттер, и оно — она, то есть, — выглядит не слишком уместно на пороге моего дома. Потому быть вежливым я не собираюсь. «Гостеприимства к незваным гостям проявлять не стоит, тогда они, возможно, поймут, что им тут не рады, и уйдут туда, откуда пришли», — говорила моя безвременно почившая матушка в бытность свою волшебницей.       Я полностью придерживаюсь такой точки зрения и отвечаю, одновременно заполняя собой весь дверной проем, чтобы птичка, если надумает, не смогла проскользнуть.       — Доброе, мисс Поттер, вы так считаете?       Я ожидаю, что она обиженно надует пухлые, как у Джеймса Поттера, губки, но она только улыбается ещё шире, кажется, чем прежде, и прижимает к груди какую-то картонку. Картонка смутно похожа на папку — такие дают в Святом Мунго: колдомедик, ведущий пациента, записывает в них всю историю болезни, рецепты лекарственных зелий и прочую бесполезную дребедень, которую, я уверен, абсолютно никто не читает.       Никто, кроме, видимо, Греты Поттер.       — Как хорошо, что вы знаете, как меня зовут!       Я поднимаю брови. С ума, что ли, ты сошла, девочка? Как я могу не знать, как тебя зовут? Я спрашиваю, но она меня будто бы не слышит.       — Понимаете, я когда шла сюда, так беспокоилась, что мы с вами либо знакомы не достаточно хорошо, либо не знакомы вовсе... А мы с вами хорошо знакомы?       Я морщусь, не люблю, когда не понимаю, что происходит.       — Более чем, мисс Поттер.       — Замечательно! — она сияет, точно начищенный золотой галлеон. Я теряю терпение, но вида не подаю: она, кажется, не в себе, а успокаивать ее, если она вдруг начнёт биться в истерике, я точно не стану.       И захожу с другой стороны, более безобидной.       — Я не разделяю вашего оптимизма и, признаться, не совсем понимаю. К чему вы ведете?       Мой вопрос ее несколько смущает. Она опускает взгляд и толкает носком ботинка булыжник, выбившийся из кладки крыльца. Я слышал, что Хвост, хозяйничающий в моем доме, славно здесь порезвился, потому не особо удивляюсь. Да и сам дом уже очень и очень старый — настолько, что потолки в некоторых нежилых комнатах на втором этаже давно обвалились и не падают на мою голову только благодаря не одному десятку бытовых и поддерживающих заклинаний.       Однако я отвлёкся — свой дом я знаю в каждой малозначительном детали и без мысленного анализа, а вот девчонку, теперь оставившую в покое несчастный булыжник и теребящую кисточку на замке сумки, видимо, нет.       — Понимаете, сэр... Черт, я не знаю, как это объяснить.       — Это ожидаемо, мисс Поттер, но вы попробуйте постараться.       Она, наконец, поднимает голову. Я выдыхаю — не люблю, когда не смотрят в глаза.       — У меня большие провалы в памяти. Я помню только несколько отрывков из своего детства, остальное же — как в тумане. Мой колдомедик, мистер Сметвик, если не ошибаюсь, сказал мне, что это нормально.       Нормально? Мерлин Великий, провалы в памяти — это далеко от того, что называют нормальным! Однако я молчу.       — Он дал мне список с адресами и фамилиями всех моих старых, — она делает левой рукой жест, который, я решаю, обозначает кавычки, — знакомых, которых мне стоит посетить, и я решила...       — Начать с конца?       — Да, а вы откуда знаете?       Я учил тебя семь лет, глупая девочка, и прекрасно знаю, что ты начинаешь дело с конца или — реже — с середины, никогда не доходишь до начала и, по итогу, бросаешь все, так и не достигнув результата. Я учил тебя семь лет, и мне хватило этого времени, чтобы понять, что ты жутко необязательная и наивная, как трёхлетний ребёнок. Однако я снова молчу — дрянная привычка держать своё мнение при себе.       — Мы же с вами выяснили, что знакомы хорошо или около того.       — Мистер Сметвик сказал, что вы были моим школьным профессором. Ещё он сказал, что вы неплохо разбираетесь в зельях и многое обо мне знаете, — говорит она, и мне остаётся только надеяться, что Гиппократ не сболтнул лишнего. Он может — язык его ему враг, и он совсем не контролирует то, о чем говорит. Но недоразумение улыбается вполне дружелюбно; из этого делаю вывод, что всё-таки не сболтнул. — Он говорил и о других, но мне захотелось зайти именно к вам. Надеюсь, вы не возражаете, — добавляет она и наблюдает за моей реакцией; хитрая девочка.       — Да, мистер Сметвик вас не обманул, — говорю я и все же решаюсь: — Входите. Только не пугайтесь и будьте осторожны — все, что есть в моем доме, держится на честном волшебном слове.       — Это на каком? — спрашивает она и гладит подушечкой большого пальца кривую гравировку на ручке входной двери; на ней не то дата свадьбы родителей, не то наши с соседской девчонкой — я не помню, когда в последний раз называл ее по имени, — инициалы, не то ещё какая глупая ерунда, — не знаю точно, но она весьма ощутима.       — О, мисс Поттер, — начинаю я с торжеством, будто бы рассказываю ей о чём-то важном настолько, что она и дня не сможет прожить без этой бесценной информации, — это целая наука, о которой невозможно рассказать в трёх словах.       — «Как придать разрушенному дому божеский вид и не уронить на себя стену», вероятно? — с издёвкой произносит она, разглядывая мою покосившуюся даже внутри халупу, и я начинаю искренне сомневаться в том, что она потеряла память. — Расскажите, сэр, я никуда не тороплюсь.       Как это — никуда? Мерлин!