— Догони меня, Малфой! — Я не успеваю за тобой! Я никогда за тобой не успеваю.
— Да. Магглы проносятся мимо них немыслимым ураганом детской радости; магглы кружатся вокруг нарядной рождественской елки, магглы громко смеются и с визгом выпускают деревянные пробки из бутылок с шампанским. Малфой подносит к губам зажженную сигарету и выдыхает дым, смешанный с паром его дыхания, в небесную темноту морозного вечера. Гвендолин морщится. — Не ожидал увидеть тебя снова. Она принимает у улыбающегося мужчины в смешной зеленой шапочке бокал с чем-то теплым, поднимает его и произносит, будто тост: — Не могу сказать, что рада нашей встрече. Драко поворачивается; она сидит вполоборота, разглядывая разноцветные огоньки на витринах. Драко снимает перчатку и убирает темную прядь волос с ее щеки. — Слышал, ты вышла замуж. Она облизывает пересохшие губы. — Ты был первым. Дети с хохотом проносятся мимо них, и Гвендолин склоняет голову.— Ты такая красивая сегодня. — Только сегодня?
— Астория умерла несколько лет назад, — Малфой проводит рукой по отросшим волосам; она прячет руки в капкане широких рукавов. — Да, — выдыхает, — я знаю, Гермиона писала мне об этом. Соболезную. Малфой терпеть не может Рождество, особенно маггловское, когда каждый так и норовит заставить его веселиться вместе со всеми, но Гвендолин вскидывает голову, когда над ними раздается первый выстрел фейерверков, и он любуется ими вместе с ней. Ч(к)ем конкретно он любуется, он не может признаться даже самому себе.— Зачем мы идем в Хогсмид? Между нами все давно решено, для чего все эти ухаживания? — Какая же ты зануда! Пошли, я угощу тебя сливочным пивом, а ты научишь меня кататься на к... коньках, кажется. — Ты думаешь, я умею?
— Брось! Уверен, это легче, чем летать на метле.
— Не хочешь прогуляться? Я редко бываю в маггловской части Лондона. Говорят, здесь по близости есть парк. — Нет, не в этот раз. Драко кажется, что все это происходит не с ним; как он может сидеть рядом с ней? Как он может просто говорить с ней, как будто бы их ничего никогда не связывало, говорить о какой-то ничего не значащей ерунде? Как он может?— Я ненавижу Рождество.
— Почему?
Возможно, это не он, или ему снится, или это своеобразный подарок на Рождество от его нездорового сознания. — Чего ты хочешь?— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я сказал, что влюблён в тебя? — Мне не нужны слова, Малфой. Чем старше мы с тобой становимся, тем больше ты превращаешься в своего отца. Ты уже в него превратился. — Не смей говорить о нем! Дочь грязнокровки, ты и броши на его мантии не стоишь!
— Тебя. Она насмешливо вскидывает брови и смеется, сжимая руки в кулаки; она качает головой и горько улыбается: — Ты все тот же, — и разочарованно кривит губы. — Ничуть не изменился.— Гвен, ты слышала, что я сказал? Отец написал мне, что твой дядя разорвал нашу помолвку! Как это понимать? — В моей семье не принято заключать брак с недостойным человеком. К тому же, дочь грязнокровки — не пара наследнику древнего рода. — Что за чушь ты несёшь? — Счастливого Рождества, Драко.
Гвендолин — не Поттер, а с неизвестной маггловской фамилией — поднимается и подает ему руку, предлагая обменяться дружеским рукопожатием, вот только друг ли она ему? Драко сжимает ее тонкие пальцы. — Счастливого Рождества, Драко. Снег медленно падает.