Спиной к ветру

Все случилось так, как предсказывала гадалка: первой ушла Нарцисса; она металась, отравленная, сбивая простыни, и все колдомедики, которых приглашала Грета, ничего не могли с этим сделать. Она сгорала изнутри, пока ее сын считал, сколько шагов нужно сделать от окна до двери, и, там, в бреду, звала погибших в первой магической войне родителей и безвременно ушедшую старшую сестру. Она слабо улыбалась, когда к ней пускали ее взрослых внуков, и тихо-тихо — по памяти — рассказывала им свои самые любимые сказки Барда Бидля. Она с неимоверной силой сжимала пальцы своего мужа, оставляя на них красные следы от ногтей и своей агонии, и плакала, когда говорила, что больше не может, не хочет, чтобы это все продолжалось. И не испытывала ничего, кроме благодарности, когда Генриетта выгнала всех из комнаты и взмахом палочки навсегда ее избавила от боли. Перед смертью гадалка назвала Леонор имя; через двадцать пять лет Малфои стерли его, объединив силы, и нарисованная Нарцисса улыбнулась со своего портрета. Все случилось так, как предсказывала гадалка: через месяц вслед за Нарциссой ушла Серена; она никогда не была примерной дочерью и внучкой, однако у нее была потрясающая малфоевская стойкость, блэковская страсть и свое мнение. Она цеплялась за жизнь, ускользающую из ее ладоней, когда убитый горем Люциус не вышел помочь ей, а сил матери не хватило, чтобы спасти единственную дочь. Перед смертью гадалка назвала Леонор имя; через двадцать семь лет Генриетта дотла сожгла чужое поместье и всех его жителей, навсегда перечеркивая это имя огненным крестом. Да, случилось так, как предсказывала гадалка. За Сереной ушел Драко; жена его никогда не любила, но просидела с ним одну из самых долгих ночей в его жизни; она кружевной салфеткой вытирала капельки пота, выступающие на его коже, она читала ему старые письма Скорпиуса; когда он бился в беспамятстве, она держала его за руки, когда он оглушительно кричал, она гладила его по голове. Он извинялся в редкие моменты, в которые мог мыслить здраво, и Грета шепотом просила его подождать. Перед смертью гадалка не назвала имени, она сказала: «твой внук умрет своей смертью, Леонор, и ты ничего не сможешь с этим сделать». И Люциус мог бы поклясться, что, если бы она осталась жива, он бы задушил ее голыми руками, не используя волшебную палочку. Все случилось так, как предсказывала гадалка: вслед за Драко ушел Скорпиус; Люциус нашел изломанное круциатусом тело своего наследника в подворотнях Лютного переулка; Генриетта много курила и громко кричала, пытаясь заглушить говорящую голосом Риты Скитер толпу, пытаясь не слышать, что: «в Азкабане им самое место. Даже лучше, если сами себя уничтожат». Перед смертью гадалка назвала Леонор имя; через тридцать лет Генриетта приторно улыбалась напыщенному магглорожденному магу из Министерства Магии, наливая в его бокал вино, смешанное с ядом, и облизывала пересохшие губы, когда Люциус трансфигурировал его тело в нарядную вазочку для печенья. — Я схожу с ума.

***

— Твой род, Леонор, навсегда исчезнет, оставив после себя только того, кто однажды допустит смертельную ошибку, и ту, чьим именем будут пестреть заголовки всех газет. Остальные будут истреблены, я клянусь тебе. Все случилось так, как предсказывала гадалка, и даже то, что Леонор прокляла ее дар и ее семейство, не смогло этого изменить.

Золотые буквы на мраморных надгробиях блестят в тусклом свете кладбищенских фонарей.